Стоявшие в коридоре солдаты дружно захохотали.
- Вот гады, ещё издеваются! – закричал кто-то истошным голосом. – Сами по ночам шворют этих баб во все дырки, а нам даже «сеанс» словить не дают!
Теперь грохнул хохот в камерах. Начальник конвоя с остервенением сплюнул на пол, витиевато выругался и ушёл в своё купе.
Ближе к ночи в вагоне стало душно и жарко, и это не смотря на то, что снаружи стояла довольно прохладная погода - всё-таки ноябрь месяц. Давало о себе знать большое скопление людей в ограниченном замкнутом пространстве.
- Окна откройте, дышать невозможно! – раздавались истошные крики то из одной, то из другой камеры.
Конвоиры на эти крики не обращали никакого внимания, только злобно огрызались, когда изнывающие от духоты и мокрые от пота этапники материли их на все лады.
Постепенно крики прекратились. Да и что толку зря кричать? Горло сорвёшь да душу злобой растравишь и только.
Сокамерники Руфата, да и он сам, уже приготовились ко сну, когда за стенкой, в соседней камере кто-то негромко запел:
« Чередой за вагоном вагон,
С мерным стуком по рельсовой стали,
Спецэтапом идёт эшелон,
Из Ростова, в таёжные дали.
Не печалься, любимая,
За разлуку прости меня,
Я вернусь раньше времени,
Дорогая, клянусь!
Как бы ни был мой приговор строг,
Я приду на родимый порог,
И тоскуя по ласкам твоим,
Я в окно постучусь...»
Простые, незамысловатые слова песни тронули душу Руфата и, несмотря на усталость после трудного и насыщенного событиями дня, спать ему расхотелось.
Так и пролежал он на спине, закинув руки за голову, с открытыми глазами до глубокой ночи.
А поезд мчался вперёд, мерно постукивая по рельсовым стыкам колёсными парами и мягко покачивая из стороны в сторону железные вагонные ящики, увозя всё дальше и дальше от центра страны едущих в этом поезде пассажиров...
...Пассажирский поезд сообщением Хабаровск - Комсомольск-на-Амуре, прибыл в пункт назначения ранним утром.
Минут пятнадцать тащился состав от границы станции до вокзального перрона, все, замедляя и замедляя ход пока, наконец, не остановился.
- Приготовиться на выход с вещами! – крикнул появившийся в коридоре начальник конвоя и быстрым шагом прошёл в тамбур. Вслед за ним шёл здоровенный прапорщик с кипой папок в руках. Началась выгрузка этапников из вагона.
- Первый пошёл! – зычным голосом крикнул конвоир, открывая одну из камер.
- Второй пошёл!
- Третий…
В Комсомольске-на-Амуре произошла уже тщательная сортировка этапников и распределение их по «воронкам». Малолетки и подследственные поехали в СИЗО, осужденные - в колонии по режимам.
Ехали долго. Дорога - врагу не пожелаешь: рытвины, ухабы, резкие подъёмы и такие же резкие спуски.
Машину подбрасывало на ухабах, клонило то в одну, то в другую сторону на крутых виражах и каждый раз испытывающие крайние неудобства, запертые в тёмном, железном ящике зэки, поливали отборным матом и шофёра машины, и конвой, и всех начальников вместе взятых.
А тут ещё ко всему, один из конвоиров, молодой солдат оказался любителем художественного свиста и всю дорогу от самой станции упражнялся в этом жанре искусства, насвистывая мелодии из репертуара знаменитых эстрадных исполнителей.
- Слушай, начальники, сколько нам ещё болтаться в этом ящике? – не выдержав, спросил кто-то из заключённых, обращаясь к конвоирам.
- Долго, - коротко бросил один из конвоиров, с сержантскими лычками на пагонах.
- Ну а всё-таки? – не унимался решивший «пообщаться» с сержантом. – Столько же, сколько уже проехали?
- Столько, полстолька и четверть столько, - ухмыльнулся сержант.
- Козёл долбанный, - злобно огрызнулся этапник. – Сказать, что ли, трудно? Нацепил три сопли на пагоны и считаешь себя большим начальником?
- Прекратить разговоры! – повысил голос сержант. – Расшлёпался тут, смотри у меня!
- Не гони «жуть», здесь пугливых нет, - сказал с усмешкой всё тот же голос из-за решётчатой двери. – Лучше скажи своему напарнику, чтобы прекратил свой концерт, всю душу вымотал.
- Пусть свистит, мне не мешает, - пожал плечами сержант и, откинувшись на спинку сиденья, закрыл глаза, может, задремал, а может, притворился спящим, чтобы не вступать больше в полемику с ушлыми, острыми на слово, этапниками.
- Один вот так же всё свистал - его поебли, и он перестал, - не в силах терпеть больше соловьиные трели конвоира, крикнул кто-то из темноты автозака. Одобрительный дружный громкий хохот поддержал остряка.
- Кто это сказал? – прервав своё выступление, грозным голосом спросил любитель художественного свиста, услышав сказанное в свой адрес.
- Все говорят, - отозвался из темноты всё тот же задорный голос. В «воронке» опять одобрительно засмеялись.
- Да я вас всех тут сейчас выебу! – сорвался на крик, побелевший от злости конвоир, и угрожающе передёрнул затвор автомата.
- Сначала ебалку отрасти, - не сдавался остряк из темноты. – И ружьишком не балуй.
- Уроды!!! – вышел из себя уже не владеющий собой молодой конвоир. – Да я вас!... При попытке к бегству!
- Чего ты вяжешься с ними? – лениво приоткрыв один глаз, спросил молодого конвоира сержант, которому уже порядком надоела пустопорожняя перепалка солдата с этапниками. – Подначивают тебя, салагу, а ты...
Молодой посмотрел на него затуманенным взглядом и тут же остыл, словно вылили на него ушат холодной воды, медленно сел на своё место, поставил оружие на предохранитель и замолчал. Затихли и этапники, но ненадолго.
- Сергей Фёдорович, а ты знаешь, куда нас везут? – тихо спросил Руфат и замер в ожидании ответа.
- Естественно, - усмехнулся Граф. – Если я еду в этом «воронке», значит в наш райский уголок.
- Далеко ещё? – вступил в разговор Горби?
- Часа три ещё пилить по такой дороге, не меньше.
- Мать их…, - выругался Горби, и надолго замолчал.
- Может, на зону к ужину успеем, горячего похлебать не мешало бы, - мечтательно вздохнул кто-то.
- Это вряд ли, - авторитетно заявил Граф. – Пока доедем, пока одно начальство договорится с другим, пока примут, пройдёт не мало времени.
- Значит, ещё сутки давиться сухомяткой? – разочарованно протянул кто-то в темноте.
- Не стони, - недовольно поморщился Граф. – Утром в карантинке пожрёшь.
- Какая она, хоть, эта зона?
- Клёвая.
- Чем же она клёвая? – спросил кто-то в «воронке».
- Тем, что не промотная. Жилые и бытовые помещения новой постройки, каждая бригада живёт в отдельном кубрике, есть телевизор, кормёжка приличная, есть дополнительное питание - после смены пол-литра молока дают, на «ларь» всегда отстёгивают.
- Курорт, - засмеялся Горби. – Так может, мы едем в Сочи?
- Нет, парень, это не курорт и тем более, не Сочи, - с усмешкой возразил Граф. – Зимой здесь морозы и ветра такие, что сопли замерзают.
- А кто смотрящий на зоне?
- Крест. Знаешь такого?
- Лично не знаю, но слышал, что он вор авторитетный.
- Ещё бы, - усмехнулся Граф. – Его сам Монарх короновал.
- Беспредельщики на зоне есть?
- Как везде.
- Значит, есть, - тяжело вздохнул кто-то рядом с Руфатом и в машине опять замолчали.
Глава 3. Прибытие на зону
«Воронок» с этапниками подкатил прямо к административному корпусу колонии и остановился напротив вахты. Рядом остановился второй.
Из проходной вышел капитан с красной повязкой на рукаве, на которой большими буквами было написано - ДПНК, что означало, дежурный помощник начальника колонии.
Рядом широко шагал старший прапорщик с повязкой НВН на рукаве, чуть сзади шли ещё два прапорщика.
Навстречу им поспешил начальник конвоя, сопровождающий «воронки». Следом - прапорщик с кипой папок в руках.
- Сколько? – спросил дежурный помощник начальника колонии после короткого обмена приветствиями.
- Тридцать три богатыря, - с ухмылкой на губах сказал начальник конвоя. – Все, как на подбор.
- И с ними дядька Черномор? – усмехнулся ДПНК.
- Есть и дядька, - утвердительно кивнул головой начальник конвоя.
- Кто такой?
Начальник конвоя назвал фамилию.
- Опять старый хрен из больницы вернулся, - недовольно поморщился капитан. – И чего с ним возятся? Тубик конченный, а всё живёт.
- Живучий народ, эти зэки, - пожал плечами начальник конвоя и сделал знак выглядывающему из автозака сержанту. Тот сразу же снял замок с решётчатой двери, отгораживающей арестантов от конвоя.
- Был бы живучий, не этапировали бы сюда дважды в месяц по полсотни рыл, - хмыкнул капитан с повязкой ДПНК на рукаве.
