— Вы всегда можете к ним вернуться, — заметил я.
— Нет. Пока рано, — голос звучал приглушенно и скорбно. Я выждал несколько секунд, понимая, что должно последовать продолжение. — Прогноз оправдался... Иными словами, ты будешь жить. Если только...
В животе у меня похолодело от страха.
— Замечательно, — буркнул я.
— Через три месяца дам окончательное заключение.
— Но вы так и не объяснили, в чем заключается это «если только»...
Он поднялся, подошел к холодильнику и достал из морозилки еще одну банку пива «Миллер». Во рту у меня пересохло. Я почти что чувствовал вкус пива на языке, но оно, в числе прочих алкогольных напитков, входило в запретный список. Отпив добрый глоток, он посмотрел на меня, явно упиваясь созерцанием чувства дискомфорта, которое я испытывал.
— Чертовски жарко в этой Флориде, верно, малыш?
— Да ладно, приятель. Ведь сейчас как-никак лето.
Он снова запрокинул банку, отпил большой глоток, потом отер губы тыльной стороной ладони.
— Будешь придерживаться того расписания, что я для тебя составил. Самая строгая диета, ничего лишнего. Потом начнешь делать специальные упражнения, принимать соответствующие препараты. И если строго-настрого придерживаться этих предписаний, будешь жить, гарантирую. И тогда никаких «если только» не случится. Купишь себе ферму. Будешь жить тихо, как мышка, на свежем воздухе.
— Знаете, док, мне поднадоели все эти ваши нравоучения. Бесконечные и с каждым разом все зануднее. Неужели нельзя поговорить о чем-нибудь другом?
— Не хочется огорчать тебя, парень, — с кислой улыбкой заметил он. — Самое неуязвимое у тебя место — это, безусловно, психика. Никто и ничто не сможет пробить в ней брешь.
— Что-то больно много вы обо мне знаете...
— Читал.
— Где?
Он опустился на стул, подался вперед, руки сложены на коленях.
— Ты считаешься погибшим. Твой друг из департамента полиции, Патрик Чамберс, отслужил по тебе панихиду. Надо сказать, на этой церемонии было полно народу. Весьма странные собрались там скорбящие.
— По крайней мере, я никогда не оставлял своих клиентов в подвешенном состоянии, — заметил я. — В досье и папках все подчищено, все...
— Да, но твоя секретарша...
— Вельда?
— Да. Она собирается снова открыть контору.
— Что ж, у нее самой тоже есть лицензия частного сыщика. Думаю, вполне справится.
Затем вдруг мне стало плохо. Возникло странное ощущение невесомости, пустоты, в ушах зазвенело. Я чувствовал, как против собственной воли мышцы становятся дряблыми, словно я таю, уменьшаюсь... Мельком успел заметить, как док поднялся со стула. Подошел, пощупал пульс и пробурчал нечто нечленораздельное, а затем уложил меня на пол.
Я открыл глаза. Он смотрел на меня.
— Я был не прав, Майк. Оказывается, и в твоей броне можно пробить брешь.
Я закрыл глаза и лежал молча, пытаясь представить, что это за штука такая — смерть.
Паршивая штука...
Влажным прохладным полотенцем кто-то отер мне пот с лица. Еле тлеющая искорка жизни превратилась в маленький язычок пламени. И когда пламя это разгорелось, доктор спросил:
— Можешь встать?
Я моргнул один раз. Говорить было трудно.
С его помощью я оказался в сидячем положении и несколько раз глубоко втянул в грудь воздух, от чего сразу полегчало.
— Что, плохи мои дела, да, док?
— Не слишком хороши, но и не так уж плохи. Как сейчас, получше?
— Чувствую себя на миллион долларов.
— Прекрасно.
Я отпил глоток холодной воды из стакана. Совсем маленький глоток. Вот и все, что я мог себе позволить.
— Думаю, мы с вами в одной лодке.
— Какой именно?
— Той, что даст течь и потонет, если не грести.
— Вон оно что...
— Нам обоим... полагается быть мертвыми. Весь вопрос в том, как вернуться с того света.
* * *
Первые несколько недель пролетели как во сне. Летаргическое состояние, в коем я пребывал, вызванное химическими препаратами, превращало любое физическое усилие в слишком сложное и ненужное. А мозг хоть и фиксировал звуки, запахи, цвета и очертания предметов, делал это лениво и равнодушно, не утруждаясь даже включить в память.
Чувство юмора я тоже вроде бы не утратил. Возникали также моменты, когда, к примеру, врач звонил в банк и договаривался о переводе денег. Его дружки, вернее собутыльники, будут просто в восторге... Иногда мне хотелось спросить, как это он так по-дурацки распорядился деньгами, когда уходил из дома. Ведь все можно было устроить по-другому, разве нет? Однажды удалось подслушать какую-то совершенно непонятную тарабарщину. Он советовался с кем-то по медицинским вопросам, и я ни черта не понял. Позже по почте пришла коробка с медикаментами.
Однажды я проснулся еще до восхода солнца. В окно врывался солоноватый морской воздух, и пахло от него теплом и ленью. И еще немного — рыбой... И этот новый день уже не казался нереальным. Нет, он был полон жизни, имел фактуру и вкус. Затем вдруг возник еще один замечательный запах, которому я особенно обрадовался. Он показался сладчайшим из ароматов на свете...
Доктор Морган вошел в комнату с кружкой дымящегося кофе и вместительной белой миской.
— Ты как, не против?
— Без молока, пожалуйста. И два пакетика заменителя сахара.
— А я-то думал, ты захочешь просто крепкий черный...
— Ну нет, это для крутых ребят, — ответил я.
Он раскрыл ладонь. На ней лежали несколько розовых пакетиков заменителя сахара. Выглядели они так, словно он подобрал их на помойке.
— Знаешь, где достал? — Я не ответил. — Лежали в кармане твоего пиджака.
— Тогда с чего вы решили, что я буду пить просто черный, без сахара?
— Ошибся в диагнозе. Так с сахарином?
— Конечно.
Сахарин был не первой свежести, но в целом кофе оказался вкусным. Это была первая чашка, выпитая мной за долгое время. И мне казалось, что я готов выпить весь кофейник. Но, выпив чуть больше половины кружки, я вдруг поставил ее на стол и вопросительно взглянул на доктора Моргана.
— Все нормально, — заметил он. — Организм сам решает, сколько ему надо. Так что не насилуй себя. Есть хочешь?
— Да нет, не очень. Насытился кофе.
— Тогда попозже я принесу тебе вкусную кашу.
— С чего это вы так добры ко мне? — спросил я.
И снова увидел, как пролегли меж бровей морщинки озабоченности, и услышал, как он ответил:
— Ты завернул за угол. И входишь теперь в новую фазу.
— Да нет, я не о том.
Морщинка улетучилась, ее сменила немного растерянная усмешка.
— Ну... вообще-то особого смысла лгать нет.
— И?..
— Мне нужен твой опыт. — Теперь уже я глядел растерянно, и он, заметив это, добавил: — Вернее, совет.
— О чем?
— О том, как не попасть в тюрьму. Я разъезжал повсюду в старой тачке с украденными нью-йоркскими номерами. И уверен, что однажды меня остановят, хотя бы просто потому, что эта развалина дымит и воняет, резина лысая, а глушитель тарахтит, как автомат.
— Приятно, что я наконец-то кому-то понадобился. Тут и думать-то особо нечего, какие проблемы! Деньги у вас есть, док?
— Ага. Полные карманы пустых бутылок.
— Старые документы сохранились?
— Все, что лежало в бумажнике. Водительские права, удостоверение врача еще из той больницы, регистрационная карточка избирателя, в общем, вся эта муть.
— Прекрасно. Тогда купите машину, зарегистрируйте ее на собственное имя, оформите все должным образом и легально. И вперед, получать права. Ведь у вас имеется удостоверение личности. Просто скажите им, что надоело сидеть без дела, что мечтаете вновь поступить на работу. Это на тот случай, если возникнут вопросы.
— Но, Майк, ведь официально я давно покойник!
— Послушайте, док, — резко сказал я, — кто это будет вспоминать о глупости, которую вы совершили несколько лет тому назад? Кроме того, вы мало похожи на покойника. Поверьте, никто не будет ничего проверять. Только сперва раздобудьте себе приличную одежду, чтоб вам поверили. Ну, какие-нибудь там брюки в клетку и футболку для игры в гольф с маленькой такой вышитой ящеркой.
— Я в гольф не играю.
— Тогда оденьтесь под рыбака.
Он поднялся и поглядел на меня сверху вниз. Затем на лице его расплылась широкая улыбка, и он заметил:
— Нет, ей-богу, никакого кайфа в том, что ты покойник, нет!
* * *
Зазвонил телефон. Моргана не было, а потому трубку снять он не мог. А когда снимал, обсуждал разные мудреные вещи по части медицины или доставки продуктов на дом.
Я снял трубку и, стараясь изменить голос до неузнаваемости, рявкнул:
— Да?
Но едва услышал первое слово, спину и плечи словно холодком обдало. Он сказал:
— Привет, Майк! Тебе как, лучше?
Он старался выговаривать слова как можно мягче и приветливее, словно и не было разрыва в наших отношениях, точно и не было той перестрелки в порту!..
Секунду-другую я молчал, затем набрал побольше воздуха, затем спросил своим, уже нормальным голосом:
