— Больше внимания, товарищ водитель!
Хотя в душе любовался, с каким искусством вел тот машину в первозданном каменном хаосе.
Наконец, они выбрались на ровную дорогу в предгорье. Старшина сверился по карте, прикинул, сколько времени они будут ехать до поворота на равнину. Около часа. Он смежил веки, собираясь вздремнуть.
— Знаешь, Нечитайлов, вот тут за горами... — совершенно некстати подал голос Сатаров.
— Перерыв в разговоре, — одернул его Борис.
— Да вы мне не мешаете. — Хромов не хотел стеснять солдат.
Но они все же замолчали.
Пока ехали вдоль горного хребта и на дорогу из непрогреваемых солнцем ущелий веяло прохладой, можно было на славу отдохнуть. Старшина даже всхрапывал по временам. Сатаров откинулся назад, закрыл глаза, губы раздвинул в блаженной улыбке и тоже замер.
Борис, чуть гордый тем, что может обеспечить покой товарищу и командиру, уже перестал мучиться вопросом, почему же старшина едет с ними. Едет — значит едет. Его, шофера, дело — так вести машину, чтобы, раз люди спят, их не качнуло и чтобы, проснувшись, они могли сказать: «Ого, куда мы маханули».
Но вот дорога резко свернула. Солнце ударило в лица, заставив Бориса на миг зажмуриться, а его спящих спутников открыть глаза. Хромов взглянул на часы, на карту и заговорил словами самому неведомых стихов:
— Вперед, вперед, все ближе к цели!
Сатаров же, не поняв, что он целый час проспал, будто продолжая неторопливое повествование, произнес:
— ...Тут, за горами, — долина Белого Потока...
— До чего же человеку неймется рассказать свою байку, — засмеялся Борис. — Где «тут, за горами?» Мы от них уже час, как свернули, друг. Проспал царство небесное!..
— На байки вы, я вижу, Нечитайлов, больший специалист... Ну, какой час? — сказал Хромов, заметив, что Сатаров смущенно заерзал на сиденье. — А о долине Белого Потока я что-то слыхал. Да запамятовал. Вы, может, расскажете, Сатаров?
— Песня, сказка о долине Белого Потока есть, — смущаясь теперь уже оттого, что он все еще несвободно говорит по-русски, сказал Сатаров.
— Ну, вот и расскажите!
— Сказок, присказок у них больше, чем песку в пустыне. И он все знает! — посчитал своим долгом засвидетельствовать Борис.
По просьбе спутников Сатаров рассказал им старую легенду.
Несколько сот лет назад не знала земля места богаче и плодороднее, чем долина Белого Потока. Здесь росли пальмы и виноград, хлопок и рис. Рос тростник, сердцевина которого была слаще меда... Белый Поток — бурливая, полноводная река, протекавшая по долине, несла сказочное плодородие земле.
Люди дивились силе и щедрости воды, ее неутомимой работе.
Но однажды в горах, откуда Белый Поток низвергался в долину, раздался страшный грохот. Потемнело небо. Поползли друг на друга могучие скалы. Сдвинулись с места горы и преградили путь воде. Ушла она куда-то в глубину каменных великанов, и плодородная долина превратилась в сухую, бесплодную пустыню.
А на том месте, где раньше Белый Поток начинал спускаться в долину, кто-то нашел прозрачные, словно воздух, камни. Старики говорили, что это священные камни, оставленные Белым Потоком как залог его непременного возвращения к своему старому руслу.
Но когда это произойдет, легенда не говорит, — закончил свое повествование Сатаров.
— Совсем не говорит? — требовательно спросил Борис.
— Совсем! — как эхо, откликнулся Сатаров.
— К легенде вашей, товарищ Сатаров, жители долины, наверное, уже конец сочинили. Построили там водохранилище или канал. Не пропадать же доброй земле!.. — заключил Хромов.
— Канал — хорошо! Нет канала в долине. Нет воды — нет риса, нет сладкий тростник! — замотал головой Сатаров.
— Что же там теперь сеют? Люди-то там живут? Колхоз-то там есть? — заинтересованный действительностью больше, чем легендой, выспрашивал Хромов.
— Люди есть. Колхоз есть. Баранов пасут, — пояснил Сатаров.
— Значит, животноводческий, — вмешался Борис. — А не загибаешь ли ты, друг? Овец растить тоже вода нужна.
«Конечно, вода для всего нужна, — мысленно продолжал рассуждать он. — Вода и для машины нужна. И для нас куда больше требуется ее в такую жару... Хорошо, что мы запаслись вдосталь», И, придерживая руль локтем, водитель потянулся за фляжкой, пристроенной им над спинкой сиденья.
— Пить на остановке! Остановка запланирована... — Хромов взглянул на часы, пошевелил губами, что-то подсчитывая: — запланирована через два часа.
Нечитайлов покорно положил обе руки обратно на руль. Пить ему сразу захотелось с невероятной силой. Как это только терпят Сатаров и сам Хромов? От раскаленного песчаного моря, по которому неслась машина, зной поднимался тяжелыми волнами, затоплял кабину, мгновенно высушивал пот на лицах, спирал дыхание.
«Чего ради ждать два часа? Почему не глотнуть разок?» — в душе возмущался Борис, отлично зная, что пить нельзя. Но он, как часто с ним бывало, встречая сопротивление своим желаниям, начинал злиться и, злясь, терял здравый смысл и, пожалуй, даже власть над собой. Поэтому, чтобы ненароком не нагрубить старшине, он покрепче сжал зубы.
А Хромов и сам что-то хмурился, молчал.
Один Сатаров наслаждался жизнью. Словно бы и мало радости было в жаре, в пустынном ландшафте — сером, как песок, небе и сером, как небо, песке, — а солдат считал все это прекрасным и старался обратить внимание заскучавших спутников на все милое его сердцу.
— Саксаул, — толкал он под бок Нечитайлова.
— Ну? Не видал я его, что ли?..
— Саксаул понимать надо, — философствовал Сатаров. — Саксаул пески держит. Саксаул плов готовить можно.
— Угостил бы я тебя тем пловом. Дерево ж...
— Дерево саксаул сруби, костер положи. Джейрана застрели, — Сатаров указал на вымахнувшее на гребень бархана грациозное животное. — Котел положи. Плов получится, тебя палкой не отгонишь...
— Хитер, — Борис облизал пересохшие губы. — А рис ты из той долины захватил, где теперь его не сеют. Так, что ли?
Сатаров только было раскрыл рот для ответа, как старшина хлопнул себя по лбу и воскликнул:
— Вспомнил! Все время вот вертелось, покоя не давало... А сейчас вспомнил. Я, оказывается, читал о долине Белого Потока. Экспедиция там работала. Ценные ископаемые искала. Нашли флюорит... Это такие прозрачные, прозрачней стекла, камни. Правильно вы сказали, Сатаров, как воздух. В оптике незаменимы. Для прицельной установки, например, идут...
Поговорили о флюорите. Вернее, старшина рассказал солдатам обо всем прочитанном им о геологической экспедиции. Борису понравилось даже само название: флюорит.
«Прозрачный, как воздух, камень... И каких только диковинок нет на свете! — думал он. — И до всего-то люди докапываются». Он даже слегка позавидовал осведомленности Хромова и Сатарова. Причем поэтический рассказ приятеля ему пришелся больше по вкусу, чем суховатый, книжный — старшины.
Машина мчалась между рябых барханов; и саксаул, и кустики верблюжьей колючки попадались все реже. Сатаров начал с беспокойством поглядывать по сторонам.
— Ветер был, — наконец, сказал он.
— Жаль, что его сейчас нету, — откликнулся Борис.
— Очень плохой ветер был. Дорогу песок засыпал.
— Где ты видишь? Дорога, как дорога. Не жалуюсь. Только скука берет. Еду, еду и никого, кроме тебя, не встретил. А ты мне уже надоел...
Сатаров улыбнулся шутке друга и тут же властно положил руку на руки водителя.
— Стой!
Борис и сам видел, что надо останавливаться: порядочный участок пути был занесен песком.
— Да, тут пробуксуешь до завтрашнего...
Сатаров опять-таки оказался прав: свежая рябь на барханах свидетельствовала о недавно пронесшейся буре. Буря нагнала песку на вообще-то неплохую грунтовую дорогу; первым путникам надо было ее расчищать. Хромов приказал вооружиться лопатами.
Солнце палило нещадно. Песок так раскалился, что жег ноги сквозь подошвы сапог. Поработали полчаса, и пропотевшие гимнастерки покрылись искрящейся соляной коркой.
