– Может быть, я как-нибудь обращусь к вам по делу, – сообщил он. – И не думайте, что я покупаю политиков или полицейских. Мне этого не приходится делать. До свидания, м-р Марлоу. Еще раз спасибо, что пришли.
Он стоял и смотрел, как я выхожу из комнаты. Едва я дотронулся до парадной двери, откуда-то из тени выскочила Линда Лоринг.
– Ну? – спокойно осведомилась она. – Как вы поладили с отцом?
– Прекрасно. Он объяснил мне про цивилизацию. То есть, как она выглядит с его точки зрения. Он еще даст ей посуществовать. Только пусть будет осторожна и не нарушает его личную жизнь. Иначе он, пожалуй, позвонит Господу Богу и отменит заказ.
– Вы безнадежны, – заявила она.
– Я? Это я безнадежен? Дорогая дама, присмотритесь к своему старику. По сравнению с ним я голубоглазый младенец с новенькой погремушкой.
Я вышел, Эймос ждал меня в «кадиллаке». Он отвез меня обратно в Голливуд. Я предложил ему доллар, но он не взял, Я предложил ему в подарок сборник стихов Т. С. Элиота. Он сказал, что у него уже есть.
Прошла неделя, а от Уэйдов не было никаких известий. Погода была жаркая и липкая, едкая пелена смога расползалась на запад до самого Беверли Хиллз.
С высоты холма Мулхоллэнд было видно, как она окутала город, словно болотный туман. Попав в смог, вы ощущали его вкус и запах, и от него щипало глаза.
Все кругом ходили злые. В Пасадене, куда укрылись привередливые миллионеры после того, как Беверли Хиллз был осквернен нашествием киношников, отцы города вопили от ярости. Смог был виноват во всем. Если канарейка отказывалась петь, разносчик молока опаздывал, болонку кусали блохи, а у старика в крахмальном воротничке случался сердечный приступ по дороге в церковь, все это было из-за смога. Там, где я жил, обычно ясно было ранним утром и почти всегда по вечерам. Иногда и целый день выдавался ясный, никто не понимал почему.
Именно в такой день – это оказался четверг – мне позвонил Роджер Уэйд.
– Как поживаете? Это Уэйд. – Голос у него был хороший.
– Прекрасно. А вы?
– Трезв как будто. Вкалываю в поте лица. Нам бы надо поговорить. И, по-моему, я вам должен деньги.
– Ошибаетесь.
– Ладно, как насчет ленча сегодня? Вы бы не выбрались к нам после двенадцати?
– Это можно. Как там Кэнди?
– Кэнди? – Он вроде как удивился. Видно, в ту ночь вырубился напрочь.?
Ах, да, он тогда ночью помогал вам уложить меня в постель.
– Именно. Заботливый паренек – когда захочет. А как м-с Уэйд?
– Тоже прекрасно. Поехала сегодня в город за покупками.
Мы повесили трубки, я посидел и покачался на своем вращающемся кресле.
Надо было мне спросить, как продвигается книга. А может быть, им чертовски надоели эти вопросы.
Через некоторое время мне опять позвонили, незнакомый голос.
– Это Рой Аштерфелт. Джордж Питерс сказал, чтобы я вам позвонил, Марлоу.
– А, да, спасибо. Вы тот парень, который был знаком с Терри Ленноксом в Нью-Йорке. Когда он называл себя Марстоном.
– Верно. Закладывал он тогда прилично. Но это тот самый, точно. Его ни с кем не спутаешь. Здесь я однажды видел его в ресторане Чейзена с женой. Я был с клиентом. Клиент знал их. К сожалению, имени клиента назвать не могу.
– Понимаю. Сейчас, наверно, это уже неважно. Как звали Марстона по имени?
– Погодите минутку, почешу в затылке. Ara, Фрэнк. Фрэнк Марстон. И вот еще что, если вас это интересует. На нем был значок британской армии. Знаете -"подстреленная утка" в их варианте.
– Понятно. И что с ним дальше стало?
– Не знаю. Я уехал на Запад. В следующий раз увидел его уже здесь, он женился на этой взбалмошной дочке Харлана Поттера. Но дальше вы знаете сами.
– Их обоих уже нет в живых. Но спасибо, что рассказали.
– Не за что. Рад помочь. Это вам что-нибудь дает?
– Абсолютно ничего, – сказал я, бесстыдно солгав. – Я никогда не расспрашивал про его жизнь. Однажды он сказал, что вырос в приюте. А ошибиться вы никак не могли?
– Эти седые волосы, лицо в шрамах – ну уж нет, братец. Я, конечно, могу забыть лицо, но не такое.
– А он вас здесь видел?
– Если видел, то ухом не повел. Я ничего другого и не ждал. Да и вообще мог меня запамятовать. В Нью-Йорке-то он всегда был налит до бровей.
Я еще раз поблагодарил, он ответил – не за что, рад был помочь, и мы повесили трубки.
Я немного поразмышлял под немузыкальное сопровождение уличного движения за окном. Шум был слишком сильный. Летом в жаркую погоду все звучит слишком громко. Я встал, закрыл окно и позвонил сержанту Грину из отдела по расследованию убийств. Он проявил любезность, оказавшись на месте.
– Слушайте, – сказал я, покончив с формальностями, – я узнал кое-что насчет Терри Леннокса, и это меня удивляет. Один мой знакомый знал его в Нью-Йорке под другим именем. Вы проверяли, где он служил в войну?
– Таких, как вы, ничем не проймешь, – раздраженно заявил Грин. – Сказано вам, не высовывайтесь. Это дело закрыто, заперто, припечатано свинцом и утоплено в море. Ясно?
– На прошлой неделе я встречался с Харланом Поттером в доме его дочери, в Беспечной Долине. Хотите проверить?
– И чем вы занимались? – язвительно осведомился он. – Даже если допустить, что это правда.
– Беседовали. Он меня пригласил. Я ему нравлюсь. Кстати, он сказал что его дочь застрелили из маузера ППК, калибр 7,65. Это для вас новость?
– Дальше.
– И револьвер его собственный, приятель. Может быть, это кое-что меняет. Но не волнуйтесь. Не буду шарить по темным углам. У меня к вам дело личное. Где он получил свои ранения?
Грин молчал. Я услышал, как там у него хлопнула дверь. Потом он спокойно произнес:
– Может быть, его порезали в драке где-нибудь в Мексике.
– Бросьте, Грин, у вас же есть его отпечатки пальцев. Вы, конечно, отправили их в Вашингтон. И, конечно, получили ответ. Я всего-навсего спрашиваю, где он служил в войну.
– Кто сказал, что он вообще воевал?
– Ну, во-первых, Менди Менендес. Леннокс вроде бы спас ему жизнь и как раз тогда был ранен. Он попал в плен к немцам, и они перекроили ему лицо.
– Менендес? Вы верите этому сукину сыну? У вас с головой не в порядке.
Леннокс вообще не воевал. Ни в каком послужном списке его нет ни под каким именем. Вы довольны?
– Как прикажете, – ответил я. – Но не понимаю, с чего Менендес стал приезжать ко мне, врать с три короба и предупреждать, чтобы я не совал нос куда не надо, потому что они с Рэнди Старр из Вегаса – друзья Леннокса, и они не хотят, чтобы вокруг этого дела шла болтовня. В конце концов, Леннокса тогда уже на свете не было.
– Откуда я знаю, что в голове у бандита? – раздраженно спросил Грин.?
Может, пока Леннокс не женился на богатой и не остепенился, он был с ними в деле. Он одно время в клубе у Старра заведовал игорным залом. Там он с ней и познакомился. Улыбочка, поклон и смокинг. Следил, чтобы клиенты были довольны, и приглядывал за подставными игроками. Он с его шиком годился для такой работенки.
– Обаяния у него не отнимешь, – заметил я. – Вот в полиции это не требуется. Премного обязан, сержант. Как поживает капитан Грегориус?
– Ушел на пенсию. Вы что, газет не читаете?
– Уголовную хронику – нет. Слишком мрачно, сержант. – Я уже хотел попрощаться, но он меня остановил. – Что было от вас нужно м-ру Капиталу?
– Просто посидели, попили чайку. Визит вежливости. Сказал, что, может быть, подкинет мне работу. А также намекнул, – просто намекнул, между строк,? что любому блюстителю, который будет ко мне заедаться, не поздоровится.
– Он еще не начальник полиции, – сообщил Грин.
– С этим он не спорит. Сказал, что даже не покупает у начальников и прокуроров. Просто, когда он дремлет, они лежат и мурлыкают у него на коленях.
– Пошли вы к черту, – сказал Грин и бросил трубку. Трудное дело быть полицейским. Никогда не знаешь, кого можно топтать ногами, а кого нет.
Разбитый участок дороги от шоссе до поворота у холма колебался в раскаленном от полуденной жары воздухе. Кусты, разбросанные вокруг на выжженной земле, уже были выбелены гранитной пылью. От них несло чем-то тошнотворным. Веял горячий едкий ветерок. Я снял пиджак и закатал рукава, но дверца так нагрелась, что на нее нельзя было положить руку. Под дубом истомленно дремала лошадь на привязи. На земле сидел загорелый мексиканец и что-то ел из газеты. Перекати-поле лениво прошуршало через дорогу и уткнулось в обломок гранита, а сидевшая на камне ящерица исчезла, словно ее и не было.
Затем я обогнул холм. Здесь начался гладкий асфальт и другая страна.
Через пять минут я подъехал к дому Уэйдов, поставил машину, прошел по мощеной дорожке и позвонил в дверь. Открыл ее сам Уэйд, в коричнево-белой клетчатой рубашке с короткими рукавами, светло-голубых джинсах и домашних туфлях. Он загорел и выглядел хоть куда. На пальце у него было чернильное пятно, а на носу след сигаретного пепла.
