и осматривал пациентов, капитан выходил с галактионцем в коридор.
Власов не знал, что можно спросить у Ягосора, и что можно рассказать. Хотя вот же она, невероятная возможность — поговорить с настоящим, разумным пришельцем; вступить в контакт с инопланетным разумом, как говорят персонажи фантастических саг. Того скоро отправят в столицу, и вряд ли, находясь в одном городе, он, Власов, еще хоть раз увидится с пришельцем: умело и профессионально сделают так, чтобы о нем никто и ничего не узнал. Но как бы ни был огромен интерес к персоне Яго, сознание капитана в разы больше перекрывала новость о Сезонове. Да, он прошел срочную службу в танковых войсках, да, какое-то время, на гражданке, до военного управления, он работал на заводе, и это известные и достоверные факты, о которых знали, о которых упоминал он сам. Получается, в жизни подполковника между этими событиями и приходом на Знаменку был и еще не известный военному управлению период. Вдруг он больше? Десять лет — только ли участие в проектных операциях? А входит ли время длительных тренировок, подготовок, практик? А время для понимания и научным сообществом, и военными, что проведенные испытания дали положительные значения и признаны успешными? Голова пухнет. Нет, не может быть, не представляется и не верится, что все годы знакомства с Сезоновым он, Власов, разговаривает с человеком, накачанным двумя сыворотками, которые весьма эффективно сказались на его физической форме. Поэтому он так хорошо выглядит (а никакие не диеты и здоровое питание тому причиной, как всё время думает Ксюня). Поэтому на нем всё заживает быстрее, чем у обычных людей (вон в Ярославле, после безумного от встречи с тварями утра: у Сезонова уже после полудня тех же суток спал отек с плеча и зарубцевалась рана на затылке, а он, Власов, еще два дня хромал и обрабатывал рану на колене).
К вечеру Сезонов позвонил Селиванову и вполголоса, выйдя в коридор, попросил полковника об одолжении. Голос омского начальника, услышавшего просьбу, искрил укором и недоверием.
— Это шанс, Владимир Дмитриевич.
— Но он не единственный. Уверен и знаю: мои люди рядом с вами справятся гораздо лучше и быстрее.
— Будет много шума. И задачи будут даны каждому в отдельности. В моем же плане все действия проходят через меня одного, я всё аккумулирую. К тому же объект…
— Предприятие рискованное и страшно опасное, Валерий Игоревич! Из-за этих, новых, пунктов, что вы только что сообщили, я не могу дать разрешение на приведение вашего плана в исполнение в случае… в случае чего. Я, да и вы вообще-то тоже, не имеем права рисковать жизнью и здоровьем объекта. Тем более вы еще проходите лечение!
— Да я уже здоров.
— Пока не услышу эту фразу от вашего лечащего врача, вам, простите, не поверю.
— Товарищ полковник, мы ведь не знаем, когда и как что-то произойдет. И предупреждая возможное, я и прошу вас об этом. О чем сказал в самом начале разговора.
— Как по-вашему мои бойцы узнают, когда всё закончится?
— Я дам сигнал, через систему пожарного оповещения, например, договорюсь.
— Вот, вы даже еще этого не сделали, а говорите, что всё пойдет по вашему плану, что всё устроено!
— Это детали, которые разрешаются в два счета.
— Вы, кажется, слишком самоуверенны и самонадеянны, подполковник.
Сезонов промолчал на замечание Селиванова.
— И в то же время я доверяю словам генерала Фамилина о вас. И… Не знаю… — На том конце послышался тяжелый вздох. — При условии, что вы незаметно для сторонних глаз спрячете по бойцу в каждом крыле, я дам вам добро на приведение плана в исполнение при попытке напасть на объект или похитить его.
— Так точно, Владимир Дмитриевич. Принято.
Сезонов слукавил. Ягосор незаметно для спецназовцев покинул палату подполковника. Ночевать в комнате стационара Власов не остался.
Сезонов проснулся от тихого щелчка со стороны входной двери в палату и света ночной коридорной лампы, упавшего на стену и шторки, закрывавшие стекло в стене. Секунду спустя дверь затворилась. Палата вновь погрузилась во тьму.
Кто-то вошел.
Человек неподвижно стоял у самой двери. Даже не угадывался силуэт: свет уличных фонарей, проникавший через опущенные оконные жалюзи, едва падал, освещая треть пола.
Сезонов, глядя во тьму на то место, где должен стоять человек, неслышно завел руку под одеяло и коснулся пальцами рукояти ножа, который спрятал несколько часов назад под матрасом.
Шорох — движение: человек медленно направился в его сторону. Подполковник закрыл глаза и обратился в слух.
Человек остановился прямо над ним, со стороны медтехники. Сезонов сжал нож, на пару сантиметров выдвинув его из ножен. Некоторое время ничего не происходило. Затем на веки упал слабый свет маленького фонарика, может быть, карманного или на мобильном телефоне. Сперва свет двигался где-то внизу в стороне, затем переместился дальше, так что вновь стало темно — человек отошел, тихо ступая. Подполковник рискнул приоткрыть глаза и посмотрел в спину человека. Мужчина, в медицинской шапочке и халате, из-под которого видны брюки и мягкая обувь костюма младшего персонала медцентра. Ночной гость, пригнувшись, держал в руках мобильный телефон с включенным фонариком и шарил им под кроватями, освещая пространство.
Мужчина распрямился и развернулся. Сезонов закрыл глаза. Шаги вновь приблизились к нему. Свет фонарика стал ярким: светили прямо на него, но не в лицо, на туловище. Подполковник приоткрыл правый глаз и увидел, как фонариком освещается обложка книги, которую он, Сезонов, читал перед сном, так и заснув с ней на кровати. Ночной гость интересуется художественной литературой? Подполковник посмотрел раскрытым глазом в лицо мужчины — и узнал его, хоть он и был в медицинской маске. Во взгляде смешались удивление и тревога.
Его рука резко высвободилась из-под одеяла с извлеченным из чехла ножом и замахнулась. Фонарик, теперь направленный в лицо, слепил глаза. Чужая рука, свободная от телефона, в мгновение ока достала из кармана халата какой-то предмет и направила на него.
— Тихо, подполковник. Руку с ножом опустите. У меня пистолет. Будет громко, если я выстрелю.
Сезонов опустил руку, но не разжал пальцы, медленно сел, прислонившись к кроватной спинке. Телефон опустили. Свет фонарика бил в пол.
Перед подполковником стоял старший лейтенант Калдыш и целил в него из пистолета. Он опустил глаза на нож и кивнул на него, выставив ладонь с телефоном. Сезонов молча протянул клинок. Калдыш без слов выхватил его, вновь опуская руку.
— Вы выжили, — тихо сказал подполковник, оглядывая Калдыша в медицинском костюме с ног до головы.
— Это был красивый и
