— Так что же вы надеетесь найти? — спросил Драпиевски. — Прошло много лет с тех пор, как тело Холкомба вытащили из оленьей засидки, сынок. Ты рассчитываешь, что там до сих пор лежит нечто с оранжевым флажком?
— Было бы неплохо, — ответил я.
Ларри рассмеялся. Фахитас исчез у него во рту, а следом и большая часть пива. Майя наблюдала за ним с благоговением.
Приятель Драпиевски из офиса шерифа Бланко носил несчастливое имя «помощник шерифа Грабб».[142] Мы встретили Грабба возле «Дэйри куин»,[143] где он часто бывал. Его светлые волосы были немного сальными, верхняя часть тела бывшего футболиста сильно раздалась и нависала над пряжкой ремня, напоминая «Дилли бар».[144]
Ларри нас представил.
— Холкомб, — сказал в качестве приветствия Грабб. — Пустышка.
— И это значит?..
Когда Грабб улыбался, сразу становилось видно, как он любит кофе. Желтые наслоения на кривых резцах походили на следы схода ледников.
— Пришлось выбросить на помойку эту теорию, сынок, — сообщил мне Грабб. — Нам ничего не удалось найти.
Поездка в патрульной машине Грабба заняла десять минут. По дороге он рассказал нам про ранчо работорговцев, закрытое ими на прошлой неделе, — семнадцать мексиканских рабочих держали в амбаре, на ночь приковывали, днем они трудились под угрозой хлыста и двуствольного обреза. Потом он заговорил о домашних скандалах, в которых ему пришлось разбираться на прошедшей неделе, новом мексиканском ресторане и шансах местной футбольной команды следующей осенью. К тому моменту, когда мы приехали на место и прошлись по пяти акрам кустарника и виргинских дубов, мы с Майей ознакомились со всеми сплетнями Бланко. Грабб доложил нам про магазинчики, где можно купить беспошлинное спиртное, на каких полях выращивают марихуану и чьи жены являются самыми подходящими кандидатками для романа на стороне. Оставалось только найти дешевое жилье.
— Ну, вот мы и пришли, — наконец, сказал Грабб, вытирая пот с шеи. — Смотреть особенно не на что.
Олений домик был старым и заброшенным уже в то время, когда там нашли труп Рэндалла Холкомба много лет назад. Теперь же превратился в груду гнилых планок и листов фанеры, которые едва держались на кривых шестах. Сооружение уже пыталось рухнуть, но ему помешал мескитовый куст, поддерживавший его, точно трезвый приятель пьяницу. С одной из стенок свисала дряхлая веревочная лестница. Даже если бы по ней можно было подняться, домик сразу развалился бы под весом взрослого человека.
Грабб и Драпиевски принялись обмениваться кровавыми историями про охоту, пока мы с Майей осматривались. Оранжевых флажков обнаружить не удалось. Пять коров сгрудились в тени домика, прячась от полуденного солнца. Они смотрели на меня с ленивым возмущением, пытаясь понять, что я здесь делаю. Я начал задавать себе тот же вопрос.
Я рассчитывал, что смогу сопоставить окружающий пейзаж с одной из фотографий Карнау, почувствовать место, откуда они сделаны, понять, почему наниматели Холкомба выбрали оленью засидку для встречи, и как здесь оказался Карнау. Но мне в голову не приходило ни одной стоящей мысли.
— Грабб, — позвал я.
Помощник шерифа подошел ко мне, за ним подтянулись Драпиевски с Майей.
Я кивнул на олений домик.
— Вам удалось выяснить, здесь ли его убили?
Грабб снял шляпу и вытер лоб рукавом.
— Мы нашли очень много крови примерно в сотне ярдов отсюда, — сказал он. — Его убили там и притащили сюда.
— Они — то есть их было двое?
Грабб кивнул.
— Возможно, больше. Еще мы обнаружили следы грузовичка. Парни из ФБР сделали гипсовые отпечатки. Я уже не помню подробности.
— Причина смерти?
— Старик получил пулю в упор между глаз. Жуткое дело. Ты знаешь, что такое «шеридан Нок»?
— Однозарядный пистолет 22-го калибра, — рассеянно ответила Майя. — Снят с производства в 1962 году; выпущено всего двадцать тысяч штук.
Грабб и Драпиевски вылупились на нее, разинув рты. В брюках хаки, белом топике и больших темных очках, скрывающих глаза, Майя выглядела как ветеран сафари. Лишь тоненькая струйка пота сбегала от ее уха к подбородку. Казалось, жара на нее совсем не действует. Она изучала олений домик, пока не заметила, что стала центром внимания.
Майя пожала плечами.
— Просто предположение.
Ларри усмехнулся.
— «Шеридан», — сказал я. — Такая пушка была у отца, он добыл ее сразу после Кореи.
Грабб снова принялся вытирать лоб.
— Конечно, тогда «шеридан» пользовался популярностью у ветеранов. На самом деле это не самое подходящее оружие для убийства. На пуле остаются характерные бороздки, и установить оружие, из которого сделан выстрел, довольно просто. К тому же в 1985 году такие пистолеты встречались не так чтобы очень часто.
Я подумал о фотографии, которую видел в доме Шеффов, — Дэн-старший, молодой офицер, только что вернувшийся из Кореи. И еще вспомнил про коробку с патронами 22-го калибра, найденную в шкафу в офисе Дэна-младшего.
— Вы говорите, что стреляли один раз.
Ларри тихонько присвистнул.
— Нужно быть очень уверенным в себе, когда собираешься застрелить человека вроде Холкомба из подобного оружия. На такое не каждый решится.
— Возможно, убийца не собирался никого убивать, — заметила Майя. — Он мог взять пистолет для самозащиты на предстоящей опасной встрече, если другого оружия у него не нашлось. Или для оказания давления, если переговоры пойдут не так, как ему хотелось. Но вряд ли для предумышленного убийства. В любом случае, действовал не профессионал. — Она повернулась ко мне. — И не мафия. Они бы подготовились гораздо лучше.
Грабб наморщил влажный лоб и посмотрел на Майю со смесью удивления и уважения.
— Повторите-ка еще раз, кто вы, милая? Китаянка?
Надо отдать должное Майе — она не стала портить ему лицо.
— Все правильно, мистер Грабб, — сухо ответила она. — Тот самый народ, который изобрел железную дорогу, вы ведь помните?
Я поглядел на коров и попытался думать. У коров никаких полезных идей не нашлось.
— Что-нибудь еще? — спросил я у Грабба.
Старый помощник шерифа с трудом оторвал взгляд от Майи, посмотрел на меня и покачал головой.
— Тупик, сынок.
Драпиевски с сожалением пожал плечами, однако нисколько не удивился.
Я бы мог отправиться восвояси. У меня имелись и другие зацепки. Оба полицейских с нетерпением ждали момента, когда можно будет вернуться к кондиционерам и мороженому «Дилли бар», которое продается в столь любезном их сердцам «Дэйри куин». Однако я немного постоял под убийственными лучами солнца и решительно зашагал туда, где убили Холкомба.
В низине сухие заросли мескитовых деревьев оказались такими густыми, что наши брюки покрылись колючками, когда мы добрались до места убийства. Мы стояли на маленькой прогалине, через которую проходили две колеи, ведущие в лес. Именно это место я видел на фотографиях Карнау.
— Вполне подходящее местечко для встречи, — заметил Ларри. — Здесь ты не привлечешь ненужного внимания.
Он принялся отдирать колючки от промежности. Майя прислонилась к мертвому дереву. Грабб смотрел на меня — он начал терять терпение.
— О чем ты думаешь, сынок? — спросил он.
Я бы очень хотел дать ему ответ, но не знал, что сказать.
— Кто владеет землей? — спросил я.
Грабб немного подумал.
— Сейчас не знаю. Да и в 1984 году она выглядела заброшенной. Потом, в 1986-м, ранчо сгорело. С тех пор земля много раз переходила из рук в руки. Теперь она никак не используется, только соседи пасут здесь скот.
— Какие соседи?
— Вивиане на севере, Гардинеры на юге.
Обе фамилии были мне незнакомы.
— Так вы говорите, ранчо сгорело?
Грабб кивнул. Он рассказал мне о грандиозной буре, которая случилась здесь в 1986 году. Из-за молний началась дюжина небольших пожаров, в результате одного из них сгорело ранчо на холме. Грабб с подозрением посмотрел на меня.
— Только не говори, что ты хочешь на него взглянуть.
Драпиевски рассмеялся.
— Почему бы и нет? — ответил я.
Мне пришлось сделать немало комплиментов и обещать обед, чтобы уломать Грабба подняться на холм, но, в конце концов, мы сумели договориться. От дома мало что осталось, только проплешины в траве на месте фундамента. Я никак не мог понять, почему мне эта картина кажется знакомой, и медленно обошел остатки фундамента.
— Интересно, что это нам дает, кроме загара, сынок? — спросил через несколько минут Драпиевски.
И тут я споткнулся о какой-то крупный металлический предмет. Грабб и Драпиевски подошли посмотреть, как я вытаскиваю из земли кусок черной железной трубы, на которой были написаны буквы. Около трех футов длиной и в фут высотой. Я прочитал: «Ленивый У».
— Да, я помню, — сказал Грабб. — Здесь были ворота — как ты догадался?
