— Ладно, я освобождаюсь в полдень, — проворчал Ларри. — И заеду за вами, если ты сделаешь мне два одолжения.
Я улыбнулся ему своей лучшей улыбкой.
— Для вас все, что пожелаете.
— Оставайся на месте, — сказал он.
— И?
— Перестань напоминать мне своего проклятого отца.
Я надеялся, что Драпиевски устроит, если я выполню одно условие из трех. Мы не остались на месте и не стали держаться подальше от Ги Уайта.
Моя первая ошибка состояла в том, что я попытался проехать через парк Брэкенридж воскресным утром. Стоило нам свернуть на Малберри, как мы сразу застряли за множеством семейных автомобилей, «Шевроле» с низкой посадкой и полосатыми пикапами, в кабинах которых сидели любители позагорать. Из-за того, что никто никуда не ехал, водители с разных полос болтали на испанском, обменивались пивом и сигаретами и бесстыдно флиртовали с пассажирами — рыжими девушками в черных обтягивающих майках и еще более тесных обрезанных джинсах. Запах мяса, жарящегося на решетках, и дым от гамбургеров висел между деревьями, точно густой туман. Места для пикников на побережье занимали с ночи, поэтому у меня создалось впечатление, что люди в машинах очень медленно ездят по кругу, поедая по дороге воскресный ленч. Майя получила немало нескромных предложений, а уж восторженного свиста прозвучало столько, как будто мы попали в вольер с дикими животными. Мне никто даже не пытался свистеть.
Делать было нечего, и я показывал на миниатюрные железнодорожные рельсы, конюшни, в которых можно взять пони напрокат, и место, где было совершено Великое ограбление поезда в Брэкенридже.
Майя удивленно посмотрела на меня.
— Что?
— Шанс моего отца попасть в зал славы, — сказал я. — Группа курсантов из Лэкленда[132] получила увольнительную на Рождество. Они выпили пива, решили украсть несколько пони и сыграть в Джесси Джеймса.[133] Завязав лица платками, они положили мертвое дерево поперек рельсов, спрятались в лесу и стали ждать прогулочный паровозик. Потом ограбили его, размахивая пистолетами, и сбежали.
— Очаровательно, — сказала Майя.
Я поднял руку.
— Но я еще не все рассказал. Мой отец был тогда помощником шерифа. Теперь, если хорошенько подумать, я припоминаю, что в тот день он остался дома и еще не успел хорошенько выпить. Кажется, он повел меня в зоопарк. Когда он увидел, что началось ограбление, отец сказал мне, чтобы я оставался на месте. Местная телестудия сделала о нем большой репортаж, показав все его триста фунтов, а он размахивал дробовиком, словно судья Рой Бин,[134] когда преследовал отряд пьяных придурков на пони. Потом он напился и дал сенсационное интервью, в котором заявил, что намерен возродить законы Дикого Запада. В следующем году его избрали шерифом.
— Благодаря средствам массовой информации?
— В основном, — сказал я.
Майя кивнула. Мне показалось, что она смотрит на меня, пытаясь увидеть генетической код моего отца и решить, является преследование грабителей на пони доминантным или рецессивным фактором. Уж не знаю, к какому выводу она пришла — Майя оставила его при себе.
Наконец, мы добрались до Олмос-Парк и свернули на Крессент. Когда мы подъехали к Белому Дому, оказалось, что мистер Уайт занялся обновлением. Он решил украсить свой двор президентским фонтаном, и трое вспотевших рабочих в комбинезонах копали траншеи и укладывали медные трубы, стараясь побыстрее закончить сантехнические работы. Уайт также установил перед входной дверью трехсотфунтового полузащитника[135] латиноамериканца.
Новый швейцар смущенно посмотрел на нас, когда мы шагали через лужайку.
— Привет, — сказал я ему.
Его голова сразу переходила в шею, как абажур на настольной лампе. Невероятно приплюснутые черты лица казались смятыми. Лишь очки и волосы слегка выделялись — огромные, черные и блестящие. Он выглядел как человек, который попытался прослушать лекцию по высшей математике и до сих пор не оправился от тяжкого испытания: брови сошлись вместе, рот слегка приоткрыт.
— БиБи, — сказал он.
Возможно, его так и звали. Или именно в этом месте он остановился при изучении алфавита. Так или иначе, но складывалось впечатление, что ему больше нечего добавить. Он скрестил на груди руки и стал ждать, когда мы уйдем или попытаемся на него взобраться.
Я посмотрел на Майю, она пожала плечами.
— Hablos major Espanol?[136]
БиБи смотрел на меня так, словно я самое поразительное насекомое на свете. Если бы я представлял еще больший интерес, боюсь, у него бы началось слюноотделение. Между тем сантехники у нас за спиной решили сделать перерыв. Краем глаза я видел, что они вытирают полотенцами пот с лица и наблюдают за нами. Я услышал, как один из них поставил пять долларов.
— Ладно, мы бы хотели поговорить с мистером Уайтом, — сказал я. — Ты бы не мог ему это передать?
Казалось, БиБи глядит на мой рот и пытается выучить новые слова.
— В крайнем случае просто топни ногой, — предложил я. — Один раз будет означать «да».
— Может, будет лучше, если мы сами спросим в доме? — спросила Майя, невинно улыбаясь.
Она попыталась пройти мимо БиБи, но его рука преградила ей путь на уровне талии. В этот момент за стеклянной дверью возникла тень, мой старый друг Эмери распахнул ее и остался стоять на пороге. Похоже, он не особенно обрадовался новой встрече со мной.
Сегодня он нарядился в костюм из ткани в полоску, который был ему велик размера на три. Ворот рубашки оказался таким большим, что он собрался в складки, когда Эмери затягивал свой оранжевый галстук.
Я протянул ему руку.
— Que paso,[137] приятель?
Эмери издал звук, в равной степени похожий на смех и приступ астматического кашля.
— Ну, ты и безмозглый сукин сын.
Слово «безмозглый» он произнес растягивая слоги, чтобы подчеркнуть его значимость.
— Нам нужно всего несколько минут времени мистера Уайта, — сказал я. — Ты помнишь прошлый раз?
Эмери перенес вес с одной ноги на другую.
— Это надежный парень, — сказал он, глядя в поисках поддержки на БиБи. — Разве не так?
Однако БиБи не пришел к нему на помощь. Несмотря на то что Майя отступила на пару шагов, рука БиБи все еще блокировала дверь. Вероятно, он забыл, зачем его здесь поставили.
— Мистер Уайт не расположен к приему посетителей по утрам в воскресенье, — сказал Эмери. — Мистер Уайт очень ясно дал понять, что это касается также и вас, мистер Наварр. Я очень сожалею.
БиБи слегка выдвинулся вперед, чтобы я насладился зрелищем его мощной груди, пока Эмери еще раз поправлял свой оранжевый галстук.
— Может быть, его заинтересует то, что мы хотим ему рассказать.
Эмери криво улыбнулся.
— Я очень сомневаюсь, мистер Наварр.
Я посмотрел на Майю. Она мило улыбнулась.
— Джентльмены, неужели вы просто не можете спросить мистера Уайта? — спросила она. — Честное слово, мне кажется, так будет лучше всего.
— Она думает, что так будет лучше, — сказал Эмери БиБи, тот кивнул, словно хотел показать, что все поймет, если ему повторить еще несколько раз. Эмери старательно улыбнулся, и его щеки превратились в каньоны. — Полагаю, вам, милая, лучше всего вернуться в Японию, а сынку мистера шерифа пора обратно во Фриско. Так ему будет намного лучше.
Люди склонны показывать высокие удары ногами, когда речь заходит о боевых искусствах, но они забывают сообщить, что чем выше вы задираете ноги, тем громче заявляете всему миру: «Вот мои яйца. Пожалуйста, врежьте по ним посильнее». Конечно, высокий прыжок иногда помогает достать отступающего противника, но если быть честным, самый безопасный и эффективный удар ногой, от которого труднее всего защититься, это низкий выпад по голени. На БиБи он произвел сильное впечатление. Он опрокинулся на спину все с тем же удивленным выражением на лице. Разумеется, он не стал лучше понимать происходящее, когда треснулся головой о мраморный пол. Эмери повезло гораздо меньше. Майя схватила его за оранжевый галстук и стукнула головой о стеклянную дверь, после чего швырнула поверх БиБи.
— Япония, — проворчала она.
Я с удовлетворением отметил, что Эмери стал носить свой револьвер 38-го калибра на поясе. Я считал, что Майе следовало лягнуть Эмери по ребрам, чтобы он больше не путался у нас под ногами. Однако стоило нам войти в коридор, как по широкой лестнице, которая шла вдоль стены гостиной, спустились еще два полузащитника. Оба вместо формы надели итальянские костюмы. А в качестве оружие выбрали «глоки» 9 мм.
Сначала они слишком быстро мчались вниз и потому не могли рассчитывать на эффективное поражение цели, а когда спрыгнули с последней ступеньки, им пришлось обходить прозрачную стойку из стекла и розового дерева, полную хрустальных статуэток.
— Доброе утро, — сказал я. — Мистер Уайт дома?
