— Пайки! — закричал Ноэль, как только увидел Дэнниса.
Пайк не спеша подходит к ним. Хлопают друг друга по спине, заказывают выпивку, хохочут. Так они и стояли: со стаканами в руках, спинами к стойке и оглядывали свои владения.
— Теперь будем заниматься наркотиками. — Мик улыбнулся, показав свои гнилые зубы.
— Кто решил? — спросил Пайк, делая первый большой глоток пива.
— Я, — ответил Мик. — Это стоящее дело, легко окупится.
— Ага — как продажа героина в школе. — Чес громко расхохотался над своей шуткой.
— У меня есть связи, — сказал Мик.
— Держу пари, что есть, — ответил Ноэль. В те времена у него на макушке еще оставалось немного волос. — Ты, небось, лично знаком с каждым дилером на севере Лондона. Они на тебе большие бабки делают.
— Что думает Паттерсон? — спросил Чес. — Что он об это сказал?
— Да хрен с ним.
— Ты сам слишком увяз, Мик, чтобы справиться одному, — сказал Ноэль.
— Не одному, а всем вместе.
— И Паттерсону?
— Да пошел он! Что скажешь, Дэннис? Что ты думаешь? — спросил Мик.
Пайк посмотрел на него и пожал плечами. Он думал, что Мик идиот, но ничего не сказал. Какое ему дело? Какое ему до них дело?
Дверь распахнулась от сильного удара, и вошел Колин в кожаной байкерской куртке. Посыпались насмешки, выкрики про гомиков и гангстеров.
— Бросьте, я на мотоцикле, — ответил он.
— Байкер!
— Мотогонщик!
— Пидор.
— Настоящие мужики не носят кожу, — сказал Мик.
— Крутые не ездят на мотоциклах.
Колин шутливо пихнул Мика и снял куртку. Под ней были рубашка с галстуком. Он швырнул куртку со шлемом за стойку.
— Присмотри пока, Крисси.
Крисси захихикал. Он был уже пьян, не мог ни на чем сосредоточить взгляд. Так он накачивался всю ночь напролет, поэтому уже еле стоял. И всем казалось, что он больше не сможет, вот-вот свалится на пол без сознания. Но такого не случалось ни разу. Крисси мог продержаться дольше любого из них без проблем. Более того, он всегда потом закрывал дверь, проверял кассу и лишь затем шел спать.
— Будем заниматься наркотиками, Колин, — сказал Мик.
— А Паттерсон что?
— На хрен Паттерсона.
И затем пришел он, Паттерсон, самый последний. Причем преднамеренно. Волосы пострижены короче, чем у остальных, ежиком, но не под ноль, как у скинхедов. Костлявый, с большими руками и маленькими черными, хитрыми глазками. Одет в костюм из необработанного шелка и грубые походные ботинки. Ему все это очень шло. Только таким они его и знали. Ведь Паттерсона не было с ними в семидесятых, когда в моде были кудрявые волосы до плеч, клеши, ботинки на каблуках, рубашки из марлёвки, безрукавки и огромные отложные воротники. Безумные семидесятые, когда малолетние бандиты колесили по Европе, словно армия наемников, выражая ко всему полное презрение. Это потом они научились одеваться «для работы» — сначала как бы случайно оставаясь «как все», потом все более стильно. Приезд Паттерсона из Шотландии пришелся как раз на это время.
Паттерсон хлопнул в ладоши и, приблизившись, кинул на бар голодный взгляд.
— Как дела, Паттерсон? — крикнул Мик. — Будем заниматься наркотиками.
— Не будем, — ответил тот, улыбаясь и кивая головой, будто добрый и мудрый старый дядюшка.
— Ну конечно, — сказал Мик, и остальные рассмеялись.
— Это доля идиотов, — объяснил Джок. — Скоро ты употребляешь больше, чем продаешь. Как Крисси: выпивает больше, чем подает. Все расчеты летят к чертям, ты опускаешься. В конце концов оказываешься мертвым или в тюрьме. Нет. Лучше послушайте…
И Паттерсон начал плести вздор: очередная дикая идея, недостижимая цель, а все слушали. Все, за исключением Пайка.
Пайк стоял в стороне, отгородившись от них, и пил. Он знал, что все это ложь, дерьмо собачье. Знал, как и Паттерсон. Но остальные хотели поверить. Поверить хотя бы на миг, что у них уже все есть: кучи бабок, улетные немецкие тачки, особняки, подружки-супермодели…
Для Пайка завтра не существовало. Только сегодня. Единственное, что было важно тогда: сосредоточиться, нацелиться, включиться. Вот он, тот самый момент, когда спиртное начинает шуметь в голове, а ночь только начинается. И может случиться все, что угодно.
Они стоят, словно герои. Семеро у стойки. Готовые ко всему.
Но не к тому, что случилось потом…
Кто-то хлопнул по крыше машины, и Пайк подпрыгнул от неожиданности. Проклятье. К нему вернулись прежние страхи, а принесли их с собой братья Бишоп. Принесли вместе с морозным декабрьским воздухом.
Черт.
Ноэль открыл дверь и просунул голову внутрь.
— Все в порядке? — спросил он. — Ну и тачка.
— Заткнись и залезай, — сказал Пайк, собираясь трогаться.
Ноэль уселся на переднее сиденье, и Пайк выехал на дорогу.
— Ну, вот мы и встретились снова. Ты собираешься мне рассказать, что стряслось, или нет? — спросил Ноэль.
— Твой братишка обворовал меня, Ноэль.
— Чес?
— Да, старина Чес.
Пайк рассказал об испарившемся счете в банке, об оставленном на компьютере послании, о связи с немцем Германом. Ноэль рассмеялся.
— Это какой-то другой К. Барон. Чес не поступил бы так с тобой. Он даже подумать об этом не мог.
— Послушай, Ноэль. Этот тип, Герман, этот чертов Красный Барон, мог рассказать ему все о компьютерном жульничестве. Чес нашел чековую книжку… Может, ему она даже не была нужна, только переписал данные о счете…
— Только не Чес. Мы зашли к тебе, чтобы просить о помощи, а не обворовывать.
— Но как только я сказал ему о деньгах, как только он увидел, что их там много… Он знал, что я не побегу в полицию.
— Он знал, что ты пострашнее полиции.
— Тут что-то не клеится. Как он намеревался удрать с деньгами?
— В том то и дело. — Ноэль просто сиял. — Чес слишком труслив, чтобы провернуть такое.
— Брось, Ноэль. Слишком много совпадений. Эта ссылка на К. Барона.
— Мы все узнаем.
— Где этот тип, Герман, обитает? — спросил Пайк.
— Понятия не имею.
Пайк повернулся и пристально посмотрел на Ноэля, чтобы убедиться, что тот не врет.
— Я никогда не видел его, Пайки. Он — гордость Чеса. Брат держал его в секрете.
— Но кто-то должен знать, где он живет?
— Ну, наверное, — Ноэль задумался. — Может быть, Паттерсон.
— Что?
— Паттерсон. Герман работает на него или, по крайней мере, работал раньше.
— Герман работает на Паттерсона?!
— Да. Благодаря этому Чес с ним и познакомился. В «Вондсворте».[14] Оказалось, что у них есть общий знакомый, и это — Ян Паттерсон.
— Будет лучше, если ты расскажешь мне все поподробнее, Ноэль.
— Хорошо. Ты уже знаешь, что Паттерсон занялся электроникой?
— По вашим словам.
— Так вот. Он основал компанию по производству компьютеров и компьютерных игр. Поначалу Герман изобретал там всякое, ну, что там бывает, он вундеркинд, живет компьютерами. И когда Паттерсон понял, на что тот способен, он использовал его, чтобы иметь перевес среди конкурентов.
— Что ты имеешь в виду?
— Хакерство. Он залезал в системы других компаний, шпионил, скачивал информацию. Я не знаю деталей, но Чес постоянно говорил об этом. Я имею в виду то, что Герман делал, для чего его использовал Паттерсон. Да только что-то пошло не так, и Герман попался. Они с Паттерсоном условились, что тот возьмет все на себя и не будет упоминать Яна. В результате Паттерсон остался чистеньким, а Герман получил три года. Находясь под следствием, он содержался в «Вондсворте». И кого он там встретил?
— Чеса, — устало проговорил Пайк.
— Точно.
— Господи! Хотел бы я знать это вчера.
— Тебя не было видно десять лет, Пайки. Естественно, ты выпал из жизни.
— Что ж, я очень быстро воскресну, вот увидишь.
— Ты собираешься двинуть в Канаду?
Они остановились перед светофором на перекрестке Кэмбридж-Хит и Майл-Энд-Роуд. Ноэль не замолкал с того момента, как Пайк подобрал его у «Беснел Грин».
— Какого черта ты вообще собираешься делать в Канаде?
— Да что угодно, Ноэль. Не так важно, куда я еду. Важно, что я сваливаю отсюда.
— Но ты здесь родился.
— С меня хватит.
— Это же так важно: прошлое, традиции…
— Именно от этого я хочу сбежать.
Загорелся зеленый, и они повернули направо, к центру. Пайк смотрел на однообразные магазины и фабрики по пошиву одежды, носящие названия типа «Жанко Экспорт» и «Голдпауэр Лтд», словно они были из какого-то дрянного шпионского фильма тридцатых годов, вроде «Бульдог Драммонд»[15] или чего-то похожего. Они меняли свои названия примерно каждые два месяца, чтобы всегда опережать полицейских.
Эта часть Лондона наводила уныние. Беднейшие из бедных обычно доживали здесь свой век. Японцы, русские, евреи, ирландцы. Теперь к ним добавились доведенные до отчаяния индийцы — все они вели жизнь, прямо противоположную невообразимому богатству Сити, с его стеклянными башнями и камерами наблюдения.
