– Если вам нужно мое заявление, детектив, я его сегодня же надиктую и пошлю своему адвокату для передачи вам. Самоубийство Питера ставит нас в тяжелое положение. Я должен немедленно переговорить с моим секретарем. Видимо, нам придется работать в течение всей субботы и воскресенья.
Роулингс еле слышно вздохнул и вынул наручники.
– Вы меня не поняли, мистер Хамфрис. Я арестовываю вас за подстрекательство к убийству Малькольма Треджьера и убийство Фабиано Эрнандеза. Вы имеете право не отвечать на вопросы. Все, что вы теперь скажете, может быть использовано в суде против вас. У вас есть право посоветоваться с адвокатом, пока мы не начали вас допрашивать, а он может присутствовать при допросе. У вас есть право...
Хамфрис, боровшийся с Роулингсом, который надевал ему наручники на запястья, прорычал:
– Вы еще об этом пожалеете, детектив. Я устрою так, что ваше начальство выкинет вас из полиции.
Роулингс обратился к Мюррею:
– Вы делаете записи, Райерсон? Я хотел бы получить дослоный текст всего, что мистер Хамфрис говорил здесь. И полагаю, что в обвинение войдут также и угрозы полицейскому при исполнении им служебного долга. Полагаю, что сейчас самое время уведомить местных представителей закона о самоубийстве. Пусть приедут и поговорят с нами, пока мы не уехали в город.
Хамфрис продолжал бушевать, но Роулингс, не обращая на него внимания, прошел к телефону и соединился с ответственным дежурным в Чикаго. Когда, воспользовавшись этим, администратор «Дружбы» попытался выбежать из кабинета, Мюррей и я преградили ему путь, блокировав дверь.
– Да отпустите же! – высокомерно заявил Хамфрис. – Я хочу найти еще один телефон. Считаю, что у меня есть право позвонить моему адвокату.
– Подождите, – вмешалась я, – пока детектив закончит разговор.
– Послушайте, мисс Варшавски, – быстро сказал Хамфрис. – Вы очень часто виделись с Бургойном за эти несколько недель. И вы знаете, что он был сам не свой...
– Не знаю, – прервала я. – Вообще не понимаю, каким именно вы хотите представить Бургойна в глазах публики...
– Но весь этот бред собачий, вся эта чушь, которую он нес обо мне и каком-то мексиканце. Как бишь его? Да, Серджио. Мы могли бы заключить очень выгодную для вас сделку, если бы вы согласились засвидетельствовать психическую неполноценность Бургойна. Какая жалость, что мне ни разу в голову не пришло просить нашего психиатра обследовать его. А ведь он наверняка заметил бы изменения в поведении Питера, хотя бы во время наших совещаний. Серьезно подумайте об этом, мисс Варшавски. Ведь именно вы чаще всех встречались за последнее время с Бургойном...
– Вот уж не знаю, что и сказать, мистер Хамфрис. И потом, что вы вкладываете в понятие «выгодная сделка»? Кабинет в здании госпиталя? Или ежегодная доля прибылей Питера?.. А ты как думаешь, Мюррей?
– Думает о чем? – немедленно подхватил Роулингс.
– О, мистер Хамфрис готов пригреть меня под теплым крылышком в своем госпитале, если я дам свидетельские показания о том, что доктор Бургойн сошел с ума за этот месяц.
– Ах, вот оно что? Жаль, что вы – частный следователь, а не государственная служащая. Иначе мы могли бы включить в обвинение еще и попытку дать взятку официальному лицу.
В ожидании приезда местных полицейских мы разместились в гостиной. Роулингс известил Хамфриса, что тот сможет вызвать адвоката после того, как в Чикаго будут выполнены все формальности. Администратор воспринял это с напускным равнодушием и некоторой долей юмора, пытаясь подольститься к Роулингсу. Однако его лесть не произвела на Роулингса никакого впечатления.
Местная полиция прикатила на трех машинах с мигающими красными лампами и воем сирен. Выскочившие из машины полицейские бросились к дому. Пеппи встретила их бешеным лаем, стараясь отогнать от дверей. Я держала ее за ошейник, давая возможность офицерам войти в помещение.
– Хорошая девочка, – бормотала я в нежное мягкое ухо. – Ты очень хорошая собачка, очень. Но что ты теперь будешь делать? Твой хозяин умер, знаешь ли. Кто тебя теперь будет кормить, играть с тобой?
Я сидела с ретривером недалеко от входа, прижимая собаку к себе, перебирала пальцами длинные шелковые завитушки шерсти. Напуганная сверканием ламп и людьми в форме, Пеппи, дрожа, жалась к моим ногам.
Минут через десять со скрежетом подъехал фургон «Скорой помощи». Показав санитарам дорогу, я осталась с собакой на улице... Через некоторое время вынесли тело Питера в черном мешке. Едва санитары появились на улице, Пеппи задрожала еще сильнее, заскулила. Она вырвалась из моих рук, отчаянно лая, бросилась вслед уезжавшему фургону и бежала за ним до выезда на шоссе. Когда «Скорая» исчезла из виду, Пеппи медленно вернулась, морда и хвост обвисли. Тяжело дыша, она легла, уткнув морду в лапы.
Роулингс и полицейские вывели Хамфриса, Пеппи с надеждой подняла голову, но вновь ее уронила, не увидев Питера... Мы расселись по машинам. Мюррей и я решили отправиться в «Дружбу» к Максу и Лотти, а один из местных офицеров присоединился к Роулингсу, чтобы конвоировать Хамфриса в департамент полиции. Мы осторожно объехали собаку. Когда мы сворачивали на магистраль, я оглянулась и заметила, что Пеппи так и осталась лежать...
Мюррей соблаговолил не срывать машину с места, пока я из нее выходила, затем молниеносно включился в сумасшедшее уличное движение Чикаго. Макс и Лотти ждали меня в кафетерии. Раздраженная вынужденным двухчасовым сидением, Лотти сменила гнев на милость, с симпатией взглянув мне в глаза. Я вкратце поведала о ходе событий.
– Теперь разреши мне отвезти тебя домой, а я должна ехать в Шестой полицейский участок давать показания.
Лотти взяла меня под руку и не сопротивляясь пошла к машине. По дороге мы молчали. Правда, Макс кратко осведомился, устоят ли, по моему мнению, обвинения, выдвинутые против Хамфриса.
– Не знаю, – устало ответила я. – Он избрал такую линию защиты: Питер сошел с ума, а его заявление о том, что Серджио наняли для убийства Треджьера, – бред. Как я полагаю, все будет зависеть от того, куда метнется эта хитрая лиса – Серджио...
Я оставила Лотти в ее квартире и поехала в полицейское управление. Прежде чем покинуть машину, спрятана револьвер в «бардачке»: полиция не очень-то приветствует вооруженных визитеров... Только я начала подниматься по ступенькам подъезда, как подкатил, шелестя шинами, спортивный «мерседес». Я обернулась: мой экс-супруг буквально взлетел по лестнице.
– Приветик, Дик, – доброжелательно сказала я. – Вижу, что Хамфрису удалось наложить на тебя лапы. Без тебя там, в Баррингтоне, он себе могилу рыл своими же руками: угрожал, пытался дать взятки, ну и все в таком духе.
– А, это ты! – Его лицо опасно побагровело. – Черт бы тебя побрал! Мне надо было догадаться, что ты стоишь за всем этим.
Я галантно пропустила его, открыв перед ним дверь:
– Ну, на этот раз ты оказался прав. Практически это я все задумала и выстроила. Не будь меня, твой клиент сошел бы в могилу, не отсидев в тюрьме и минуты за убийство Малькольма. Лично мне наплевать на Фабиано Эрнандеза, но властям далеко не безразлично любое убийство, кто бы ни был жертвой.
Дик пробежал мимо, я проследовала за ним. Он старался сохранять величественную мину оскорбленного достоинства, но, по сути, совершенно растерялся, не зная, куда идти. Не очень-то часто клиенты таскали его по полицейским коридорам... Я участливо подсказала:
– Оперативный дежурный – прямо вперед!
Он важно направился к столу дежурного, я старалась не отставать.
– Меня зовут Ричард Ярборо, – возвестил он. – Здесь содержится мой клиент Алан Хамфрис. Я должен его видеть.
Сержант попросил предъявить удостоверение личности, затем сказал, что вынужден произвести досмотр вещей адвоката.
Дик страшно разгневался.
– Офицер! Мало того, что было нарушено право моего клиента на немедленный вызов адвоката, – его держали под арестом целый час. Теперь еще и я подвергнут унижению только потому, что стремлюсь восстановить клиента в его законных правах.
– Дик, – тихо пробормотала я. – Здесь дела делаются именно таким образом. Откуда им знать, что ты чист, как стеклышко, вне подозрений. Бывали случаи, когда адвокаты, менее щепетильные, чем ты, проносили оружие своим клиентам... Простите его, сержант. Мистер Ярборо обычно вращается лишь в высших судебных сферах.
Дик окаменел от гнева, когда его обыскивали. Поскольку сержант предположил, что я – спутница Дика, он досмотрел мою сумочку и похлопал меня по карманам, после чего мы получили временные пропуска и углубились в недра здания.
– Тебе в самом деле следовало прихватить с собой Фримэна, – сказала я Дику на лестнице. – Уж ему-то все пути-дорожки известны в полицейских участках. Ни в коем случае нельзя ссориться с дежурным сержантом, ведь он – твой источник информации. От него ты узнаешь, какие пункты обвинения предъявлены клиенту, как он себя ведет, где сидит...
