– У моего клиента, – вещал Дик, – сегодня выдался долгий и трудный день. Я верю, что мисс Варшавски, будучи вполне объективным и благожелательным детективом, невольно допустила некоторые крайности, вызванные эмоциональной вовлеченностью в жизнь врача, который, к несчастью, сегодня покончил с собой.
У меня в глазах помутилось. Кровь застучала в висках; я продралась сквозь толпу к Дику. Увидев меня, он напрягся и подтащил Хамфриса поближе к себе. Кто-то услужливо сунул мне микрофон чуть ли не в нос. Я собрала всю свою волю в кулак, чтобы улыбнуться, а не грохнуть Дика аппаратом по черепу.
– Это я – эмоциональная мисс Варшавски, – пояснила я с максимально возможной бодростью. – Поскольку мистеру Ярборо пришлось покинуть гольф и мчаться в суд, у него, к несчастью, не было времени ознакомиться с фактами. Когда он прочитает завтрашнюю газету и узнает о конфликте, в который вступил его клиент с законом штата Иллинойс, мистер Ярборо, возможно, пожалеет, что не остался на спортивной площадке. В толпе раздался взрыв смеха. Я нырнула в темноту, увертываясь от града вопросов, но все же не удержалась и оглянулась через плечо на Дика, пытавшегося восстановить самообладание. Идя к машине, я поискала глазами Роулингса, но того нигде не было видно.
Дик тотчас свернул пресс-конференцию и повлек Хамфриса к «мерседесу»... Я заметила, что они взяли курс на север, к скоростным автострадам. Мне понадобилось выжимать все силенки из моего «шеви», чтобы не отстать от быстроходного спортивного автомобиля. Выскочив на шоссе Кеннеди, ведущее к аэропорту, О'Хара, «мерседес» прибавил газ и, то и дело выбиваясь из общего потока, обгонял машины, ехавшие впереди.
Наступили сумерки – не самое лучшее время для погони. Если бы не мощные яркие огни «мерседеса», я потеряла бы его из виду. Когда выехали на магистраль, параллельную взлетному полю О'Хара, которая шла по той самой земле, что вне его досягаемости, я неожиданно заметила, что коричневый «бьюик-ле сабр» прицепился ко мне неотвязным хвостом. Эта магистраль платная, надо замедлить ход, чтобы бросить монетки в автоматический «сборщик подати». Я остановилась, «бьюик» обогнул меня. Устремившись вперед, он через несколько километров догнал «мерседес», обошел его спереди, неподалеку от Алгонкин-роуд, но потом вернулся и снова последовал за мной на небольшом расстоянии.
Мы все держали скорость свыше ста двадцати километров; моя колымага отчаянно вибрировала и если бы, не дай Бог, внезапно остановилась, «бьюик» меня просто бы переехал. Мои руки, сжимавшие «баранку», дрожали от напряжения.
Не посигналив Дик свернул с магистрали. Меня занесло вправо, когда я сворачивала за ним. На какую-то долю секунды колеса «шеви» оторвались от бетона, я увидела, как «бьюик» почти впритирку объехал два тормозящих, свирепо сигналивших экипажа, затем каким-то непостижимым образом приблизился к «мерседесу», успевшему удалиться примерно на полмили.
Я похлопала по рулевому колесу. Давай газуй, старушка. Покажи, на что способна. А ну-ка, жми, крошка!.. Что из того, что ты стоишь на сорок «штук» дешевле, ведь ты же от этого не хуже?.. «Шеви» возмущенно задрожал, но выжал сто сорок и сократил дистанцию между мной и «мерсом».
Тем временем «бьюик» продолжал гнаться за мной на расстоянии примерно тридцати метров. Мой револьвер по-прежнему лежал в «бардачке», но я не могла себе позволить хотя бы на миг оторвать пальцы от руля, чтобы достать его. Хотя было уже очевидно, что дорожно-патрульная служба не даст всем троим далеко уехать на такой скорости.
Я вся взмокла, когда мы уже значительно медленнее въехали на Нортвест-хайвей. Мчаться здесь было невозможно из-за частых светофоров и патрульных мотоциклистов, которые постоянно курсировали в округе.
Затормозив у светофора, я сняла с цепочки ключик от «бардачка». При следующей краткой остановке я открыла его, выхватила револьвер и сунула в карман пиджака.
Хамфрис обитал в Баррингтоне, а это – добрых пятьдесят миль от центра Чикаго. Дик гнал машину с такой скоростью, что мы преодолели расстояние за рекордно короткий срок и вскоре уже подъезжали к коттеджу Хамфриса. Дик свернул на малую дорогу, ведущую прямо к дому, а я и «бьюик», не сбавляя хода, проехали мимо. Едва «мерседес» скрылся из виду, «бьюик», газанув, сделал полный резкий разворот и, объехав, меня, повернул в обратную сторону, к шоссе.
Я остановила машину и замерла, уронив голову на руль; руки противно дрожали, мне необходимо было поесть. За целый день – ни крошки во рту. Казалось, что изматывающие перипетии сожгли весь сахар в моей крови. Будь у меня напарник, я послала бы его за едой, а сама осталась бы в засаде. Но факт оставался фактом: пришлось рискнуть и отправиться на поиски ближайшей закусочной. Я наткнулась на придорожный буфет, взяла двойной гамбургер, стаканчик шоколадного крема и картофельные чипсы. Поглощенная пища властно повелевала не двигаться, выспаться.
Я пробормотала нечто вроде того, мол, дело есть дело и, поборов сонливость, вернулась к жилищу Хамфриса. У него был большой участок земли. Укрытый пышными кронами особняк с дороги был едва различим. В темноте виднелся лишь кусочек облицованного туфом фронтона, освещаемого фонарем. Я свернула в небольшую аллейку и стала ждать. Сама не зная чего. Развалилась на сиденье, закрыла было глаза, но тотчас открыла, видимо, оттого, что появилась машина с зажженными фарами. Это был черный «бьюик». В темноте освещая себе дорогу, он направлялся к шоссе. Я озябла, все тело напряглось до предела. С большим трудом удалось развернуть «шеви» и догнать «бьюик», когда тот уже сворачивал на магистраль. Через несколько миль я догадалась, что мы держим путь в госпиталь. Я поубавила ход: какой смысл покупать билет, если фильм давно и хорошо известен, а кроме того, я отнюдь не претендовала на первую премию в авторалли...
Часы на автомобильной панели показывали полночь, когда я подкатила к гостевой стоянке «Дружбы». Приближаясь к воротам, я не вынимала руку из кармана, где лежал револьвер. Внимательно, очень внимательно осматривала вереницы автомобилей, но «бьюика» среди них не было.
Ярко, освещенные пустые холлы были знакомы так же хорошо, как мой собственный офис. У меня создалось полумистическое ощущение, что вот-вот смотритель здания вскочит со своего стульчика, дабы поздороваться со мной, а стайка медсестер подбежит проинформировать о состоянии таких-то и таких-то больных.
Нет... Никто не заговорил со мной, пока я шла по коридорам административного крыла. Правда, на этот раз дверь не была заперта на ключ. Я осторожно приоткрыла ее: холл был пуст. Медленно пошла вперед, прислушиваясь, но не слыша ни единого звука. Ручка двери «предбанника» Джеки тоже повернулась свободно. Лампочка не горела, однако огни автостоянки отбрасывали внутрь помещения яркие блики, так что мебель была хорошо различима. Из-под двери кабинета Хамфриса струился свет, хотя трудно было сказать, был ли там кто-нибудь.
Сдерживая дыхание, я медленно повернула ручку и слегка приоткрыла дверь, стараясь сделать это так, чтобы она не скрипнула. Щель не давала возможности разглядеть что-нибудь в офисе, зато теперь он хорошо прослушивался. Кто-то хриплым голосом произнес:
– Нам ведь что интересно, братец? Нам интересно, что ты там болтаешь легавым. Плевать мы хотели на твоего кореша доктора, плевать нам на то, что он наговорил. Он сдох, с него взятки гладки. Но мой стукач сказал, что ты показываешь на меня. Ну-ка, расскажи мне об этом...
Это был Серджио, я узнала бы его голос из тысячи при любых обстоятельствах. Я лихорадочно рассуждала: разумеется, следовало дать знать полиции. Но, во-первых, было бы трудно заставить их прислушаться ко мне, не говоря уже о том, что вряд ли удалось бы убедить их нагрянуть бесшумно, без литавров и фанфар, словно при Втором Пришествии. Во-вторых, мою голову сверлила мысль: почему Хамфрис приехал для встречи с Серджио именно в госпиталь, вместо того чтобы уладить все по дороге, в каком-нибудь укромном местечке? И если в «бьюике» был Серджио, почему он не убил меня, когда я спала, уронив голову на руль?..
Тут послышался голос Хамфриса:
– Вот уж не знаю, кто ваш информатор и почему он так осведомлен в этой истории. Но могу вас заверить, что я полиции ничего не сказал. Судите сами: они же меня отпустили.
Кто-то ударил его, он застонал. А может, они с силой выкручивали ему руки, чтобы он был пооткровеннее и рассказал то, что им хотелось от него узнать.
– Я же не вчера родился, приятель. Тебя выпустили не потому, что ты не проходишь по делу об убийстве. Легавые отпустили тебя, потому что ты им сказал то, что они желали услышать... И они будут на седьмом небе, если какая-нибудь мелкота возьмет убийство на себя, а шикарный деляга-богатей сорвется с крючка... Усек?
– Я думаю, – заявил Хамфрис, – что мы могли бы поговорить лучше, если вы уберете нож от моей шеи. – Надо было отдать Хамфрису должное: он не терял хладнокровия под нажимом и продолжал: – Видите ли, у нас есть одна проблемка. Что там ни говори, но убили Малькольма Треджьера вы, а не я.