— Я не умею сочинять экспромтом и пишу гораздо лучше, чем говорю.
— На основании моего опыта позволю себе не согласиться с этим, — ответил Майрон.
— Нашел время подбивать клинья.
Он пожал плечами:
— Просто хотел сделать комплимент.
Джессика едва сдержала улыбку.
— Давай осмотримся, — предложила она.
Обыскивать, по сути дела, было нечего. В гостиной не нашлось ни одной антресоли или стенного шкафа, все лежало на виду — и электроника, и винтовка, и наручники. В кухонной нише тоже не было никаких сюрпризов, равно как и в ванной. Итак, оставалась спальня.
Она была совсем маленькая, не больше комнаты для гостей в бунгало на морском берегу. В ней едва уместилась двуспальная кровать, слева и справа от которой на стенах висели ночники: поставить тумбочку было уже негде. Туалетному столику места тут тоже не нашлось. На кровати лежали махровые простыни.
Джессика и Майрон осмотрели стенной шкаф и… Вот оно.
Черные брюки, черная майка, черный свитер, а в придачу ко всему этому — черная лыжная маска.
— Лыжная маска? — удивился Майрон. — Ведь на дворе июнь.
— Может, он надел ее, когда похищал Гортона, — предположила Джессика, но в ее голосе не было уверенности.
Майрон опустился на пол и, заглянув под кровать, увидел там пакет. Подтянув его поближе по пыльному полу, он обнаружил, что пакет был красным и на нем виднелись готические буквы «СВОБ».
— Судебный врач округа Берген, — расшифровала Джессика.
Пакет напоминал старомодную сумку от «Лорд и Тейлор» с липучкой поверху. Когда Майрон откинул клапан, сумка с треском открылась. В ней лежали серые шерстяные брюки с тесемкой и желтый пуловер с вышитой на нем красной буквой «Т». И брюки, и пуловер были покрыты засохшей грязью.
— Узнаешь? — спросил он.
— Только желтый свитер, — ответила Джессика. — Это отцовский. Он носил пуловер, когда учился в университете Тарлоу.
— С чего бы вдруг прятать его тут, под кроватью?
Глаза Джессики сверкнули.
— Сообщение от Нэнси! — воскликнула она. — Господи Иисусе! Она же говорила, что отец подарил свой желтый свитер Кэти.
— Стоп-стоп-стоп, погоди-ка, не так быстро. Что именно сказала Нэнси?
— Повторяю слово в слово: «Он рассказал мне все о своем любимом желтом свитере, который подарил Кэти. Какая трогательная история». Вот так. Это ее слова. Отец не носил этот свитер, его носила Кэти, да и то лишь дома, а иногда он заменял ей ночную сорочку.
— Он был подарен ей твоим отцом?
— Да.
— Каким же образом свитер опять попал к нему?
— Не знаю. Наверное, он был в ее пожитках.
— Но это не объясняет, почему твой отец рассказывал о свитере Нэнси Сират. И почему он спрятан под кроватью.
Они немного постояли в молчании.
— Что-то мы здесь не углядели, — сказала наконец Джессика.
— Может быть, увидев эти тряпки, твой отец догадался о том, о чем мы пока не догадываемся.
— То есть?
— Не знаю. — Майрон развел руками. — Но совершенно ясно, что эта одежда о многом ему поведала. Может быть, он нашел ее в каком-то необычном месте. А возможно, ее разыскали полицейские.
— Но в ночь своего бегства Кэти была одета во что-то голубое, это установлено совершенно определенно.
Майрон вспомнил показания однокурсниц и фотографию. Да, верно, и все же…
— Есть только один способ проверить это.
— Какой?
Майрон бегом вернулся к машине. Долгий летний день кончался, сгущались сумерки. Он взял телефон, надеясь, что они не выехали за пределы радиуса его действия. Загорелись три маленькие полоски из пяти. Этого было достаточно, телефон работал. Майрон набрал номер деканата и прождал двадцать гудков. Никто не ответил. Тогда он попытался связаться с квартирой декана. Трубку сняли после второго звонка.
— Алло? — послышался голос Гордона.
— Какая одежда была на Кэти, когда она пришла к вам? — спросил Майрон, не тратя времени на любезности.
— Одежда? Блуза и какая-то юбка.
— Какого цвета?
— Голубого. Кажется, блуза была немного порвана.
Майрон бросил трубку.
— Возвращаемся на исходные позиции, — заметила Джессика.
Возможно, подумал Майрон. Но в сознании промелькнул какой-то образ. Майрон никак не мог восстановить его, не мог даже вспомнить, что это было за видение. Но теперь он знал, что оно сохранилось в памяти и рано или поздно всплывет.
— Поехали, — тихо сказала Джессика, беря Майрона за руку. Горевшего в машине света было вполне достаточно, чтобы разглядеть ее глаза — прекрасные, карие, но такие светлые, что они казались едва ли не желтыми. — Я хочу побыстрее убраться отсюда.
Майрон захлопнул дверцу и вдруг почувствовал, что задыхается. Свет в машине погас, и их окутал сумрак. Майрон больше не видел лица Джессики.
— Куда ты хочешь поехать?
— Куда угодно, — донесся из темноты ее голос. — Лишь бы мы могли остаться наедине.
Они нашли высотный «Хилтон», и Майрон снял лучший номер, который ему могли предложить. У стойки Джессика стояла рядом. Портье смотрел то на нее, то на Майрона, и в его взгляде похоть ежесекундно сменялась завистью и наоборот. В вестибюле шел какой-то прием, действо было в самом разгаре. Толпились дамы в длинных платьях и господа в смокингах, причем мужчины все как один таращились на Джессику, облаченную в джинсы и красную блузку на пуговицах.
Майрон уже давно к этому привык. Когда они с Джессикой жили вместе, он испытывал едва ли не извращенное удовольствие, наблюдая, как мужчины пялятся на нее, и злорадствовал, как и всякий человек, верный древней традиции и имеющий возможность сказать о себе: «Ты смотришь, а я трогаю, ха-ха!» Но со временем он стал читать в этих взглядах то, чего в них вовсе не было, и изначально присущий мужчинам страх упустить свое стал подтачивать его здравомыслие.
Джессике эти осмотры тоже не были в диковинку. Она умела не обращать внимания на взгляды мужчин, не выказывая при этом ни откровенной холодности, ни досады, ни любопытства.
Им дали номер на шестом этаже. Майрон и Джессика слились в поцелуе, даже не успев закрыть за собой дверь. Кончик языка Джессики нежно тыкался в нёбо Майрона, который обмяк и только беспомощно вздрагивал, но потом ожил и принялся расстегивать блузку подруги. У него пересохло во рту, он едва не задохнулся, вновь увидев Джессику голой, и почувствовал головокружение. Коснувшись теплой груди, он ощутил на ладони приятную тяжесть. Джессика застонала, продолжая целовать его. Они медленно двинулись к кровати.
Их близость всегда бывала неистовой; страсть поглощала обоих целиком. Но сегодня в ней острее ощущалось животное начало, будто это было простое отправление естественной потребности, и тем не менее близость эта почему-то оказалась как никогда нежной.
Прошло довольно много времени. Наконец Джессика села в постели и ласково чмокнула Майрона в щеку.
— Я испытала благоговейный трепет, — призналась она.
Майрон пожал плечами:
— А мне в кайф.
— В кайф?
— Да, мне в кайф, а тебя охватил благоговейный трепет.
Джессика спустила ноги с кровати и накинула гостиничный халат.
— Зато я себе понравилась.
— Судя по звукам, которые ты издавала, так оно и было.
— А что, я очень шумела?
— Шумит обычно группа «Ху» на концертах. Ты была полнозвучна.
Джессика стояла у края кровати и улыбалась. Неплотно запахнутый халатик открывал грудь и ноги — такие длинные, что аж дух захватывало.
— Но я не слышала, чтобы ты жаловался.
— Поди услышь, когда сама так орала.
— Который час?
— Полночь. — Майрон потянулся к телефону. — Есть хочешь?
Джессика бросила на него такой взгляд, что Майрона пробрало до самых ступней. Ну, может, и не до ступней, но до другого места — уж точно.
— Умираю с голоду.
— Но только пусть это будет гастрономический голод, Джесс.
— О!
— Ты небось слыхала на уроках физиологии, что мужчине надо дать время восстановить силы.
— Наверное, в тот день я прогуляла школу.
— ПДВ, — сказал Майрон. — Питание, дозаправка, восстановление. — Он заглянул в меню. — Вот черт!
— Что такое?
— У них нет устриц.
— Майрон.
— Да?
— Ванна полна горячей воды.
— Джессика…
Она окинула его невинным взглядом.
— Может, нам отмокнуть, пока будем ждать еду? Вот тебе и «В».
— Отмокнуть, и все?
— Отмокнуть, и все.
Она сказала «отмокнуть». Он не мог ослышаться. «Отмокнуть». Не «намылиться». Но началось все именно с мыла. Джессика намыливала Майрона до тех пор, пока он не стал подавать признаки жизни. Он даже пытался сопротивляться. Ощущение было настолько приятным, что Майрон почти испугался. Но сопротивления не получилось. Джессика заигрывала с ним, доводя до исступления. Подталкивая к самому краю, она в последний миг извлекала его из бездны. Майрон чувствовал себя совершенно беспомощным, в голове вращался хоровод из слов вроде: «райские кущи, нектар, амброзия, вечное блаженство» и так далее в том же духе. Он просто сдался на милость победителя.
