В условиях, когда Бомбилин объявил о разрыве отношений, провал выборов объективно был лучшим для меня выходом. Не в моих силах было заставить аборигенов прийти на избирательные участки. Они и в пивной ларек-то шли не спеша, вразвалку. Так что упрекнуть меня в низкой явке не смог бы никто. На спортивном языке это была бы ничья. Моя проблема заключалась в том, что
индивидуальные виды спорта я всегда предпочитал командным. А там ничьих не бывает. Ближе к пяти позвонил Виктор.
— Ну, что там слышно, гений? — насмешливо осведомился он.
— Первые результаты будут известны не раньше одиннадцати вечера, — ответил я, сдерживаясь.
— Пролетит твой Бомбилин! — уверенно заявил Виктор. — Я смотрел последние опросы.
Он заранее праздновал победу и ликовал в предвкушении. В очередной раз я не мог не удивиться странности его натуры. Он готов был потерять огромные деньги, лишь бы увидеть меня поверженным. Впрочем, последние опросы были далеко не худшее из того, что меня ожидало. Куда большую тоску наводило на меня то обстоятельство, что Бомбилиным я отныне не управлял.
— Да ладно! — злорадно продолжал Виктор. — Ты уж особенно не расстраивайся. Со всеми бывает. Зайдешь завтра ко мне с утра, скажешь, «дяденька, прости поганца». И я все забуду. Я отходчивый.
— Боюсь, с утра я буду занят, — ответил я холодно. Виктор сделал вид, что не расслышал.
— Я часам к двенадцати на работе появлюсь, не раньше, — сообщил он. — Так что можешь выспаться. — Он отключился.
Когда вы начинаете карабкаться по лестнице успеха, то надеетесь, что, став когда-нибудь богатым и свободным, вы будете делать то, что вам хочется. А уж чего вам точно никогда не захочется, когда вы станете богатым, так это заходить в кабинеты к бывшим мясникам и произносить «дяденька, прости поганца». Вы полагаете, что деньги или должность вас от этого избавят. Что и то, и другое будет принадлежать вам. И вы сможете распоряжаться ими по своему усмотрению. Вы ошибаетесь.
Проходит время, и вы понимаете, что это вы принадлежите им. Своим деньгам и своей карьере. И это они управляют вами, диктуя вам правила поведения. Что чем выше вы поднимаетесь, тем больше на вашем пути мясников, которым вы обязаны повторять различные вариации этой сакраментальной фразы.
При этом вы не можете остановить восхождение, решив, что с вас хватит. Как у альпиниста, движущегося в связке, для вас есть путь наверх и вниз, но не по горизонтали.
Временами мне, конечно, приходилось получать ощутимые щелчки по самолюбию. Но унижаться до сих пор не случалось. Как-то проносило. Но рано или поздно это должно было произойти. Все терпят поражения. Не все с ними смиряются.
У меня не было счета в Швейцарии. И я не знал, как я буду жить без своей огромной зарплаты, без толпы охраны и без почтительного шепота за своей спиной.
Но я точно знал, что, чтобы ни стояло на карте, я не пойду умолять, чтобы меня пожалели. Ни к Виктору. Ни к Храповицкому. Ни к кому другому. Есть лишь один случай, в котором я, не совершив ничего дурного, не задумываясь, принесу вам извинения. Это если вы считаете, что деньги дороже самоуважения. И я готов просить у вас прощения за то, что у меня нет времени на общение с вами.
К шести часам вечера явка составляла около двадцати процентов, и я перевел дыхание. Но потом повалили дачники со своих участков, и цифры полезли наверх. Когда стало ясно, что выборы состоялись, я позвонил Силкину и попросил разрешения приехать, чтобы быть рядом с ним при подведении итогов. Он ответил, что будет ждать меня. Кажется, он был растроган.
К Силкину я прибыл в начале десятого вечера, когда обычно начинали поступать первые результаты. Его штаб официально находился в одном из кинотеатров, принадлежавших заводу. Я подумал, что там наверняка сейчас металось и сходило с ума от нетерпения не меньше сотни человек. Поражение или победа Силкина означали для них либо потерю работы, либо еще четыре года безбедного существования.
Но сам вождь нижнеуральских бюрократов мучился в мэрии, в своем кабинете, который вскоре, вполне возможно, предстояло обживать кому-то другому. Кабинет у него был огромным, состоящим из нескольких помещений, с красивой мебелью, которую закупали в Италии по сумасшедшим ценам. В свое время в прессе был скандал по поводу фантастической суммы, потраченной из жалкого городского бюджета на обустройство рабочего места Силкина. Силкин вынужден был прилюдно оправдываться и уверять, что сделал это не ради себя, а ради чести города, в который часто прибывали иностранные делегации.
Думаю, что уходить из кабинета, отвоеванного с такими потерями, ему было особенно горько. В этом смысле мне было полегче, поскольку ничего дорогого моему сердцу и нашей бухгалтерии в моем офисе не находилось.
Сейчас здесь, за столом совещаний, в удобных кожаных креслах томился лишь узкий круг его главных советников: два его заместителя, начальник штаба и энергичная жизнерадостная дама лет сорока, возглавлявшая в его администрации департамент городского образования. Необхватные бедра и выдающийся бюст давали ей неплохие шансы на успех у Виктора.
Когда я вошел, Силкин сидел в отдалении за своим рабочим столом и, зажав в углу рта сигарету, нетерпеливо разговаривал по телефону с председателем избиркома. Его пиджак висел на спинке кресла. Ворот его изрядно помятой рубашки был расстегнут, а узел галстука болтался где-то на груди, сбоку.
— Так, — отрывисто и нервно говорил Силкин, щуря глаза от дыма. — Записываю. Силкин — 268 голосов, Рукавишников — 254, Бомбилин… Сколько?! Ты уверен?! С ума сойти! Бомбилин 123 голоса. Остальные… Ладно, не важно.
Он положил трубку и переменился в лице.
— Слава Богу! — горячо воскликнула начальница образования, подаваясь в сторону Силкина пышной грудью. — Мы побеждаем! Прямо камень с плеч!
Она торопливо глотнула воды из стоявшего перед ней стакана и живо обернулась к остальным.
— Ну и напьемся же мы сегодня! — с энтузиазмом проговорила она, поправляя высокую прическу. — Это самая верная примета! Результаты с первых участков всегда соответствуют окончательным итогам выборов! Силкин с грохотом обрушил кулаки на стол.
— Ты что, Таня, дура совсем?! — взревел он. Сигарета вывалилась из его рта, покатилась по столу и упала на пол. — Во-первых, такой расклад означает второй тур! Мы же не набираем пятидесяти процентов! Во-вторых, Бомбилин чей человек? Рукавишникова! Ты считать умеешь, кретинка! Сложи их голоса! Какая победа?! Нам крышка!
Начальница ойкнула и вжала голову в плечи, как будто он хлопнул ее по макушке.
— То есть вы в каком смысле говорите? — пробормотала она, уставившись на него преданным собачьим взглядом и ничего не понимая.
— Это еще спальные районы не отчитывались, — хмуро проговорил заместитель по финансам, толстый, кудрявый чиновник, лет пятидесяти, с золотыми зубами. — Там вообще — караул! Нас там ненавидят.
Сведения продолжали поступать. Телефон звонил поминутно. К половине одиннадцатого картина, и без того безрадостная, начала меняться к худшему. На первое место вырвался Рукавишников и, обходя Силкина, лидировал с незначительным отрывом. Все еще действующий мэр медленно, но неуклонно шел ко дну. Зато стремительно набирал Бомбилин, захвативший третью ступень пьедестала. Изображая сосредоточенную скорбь на лице, я не знал, радоваться ли мне в глубине души или отчаиваться.
— Сколько?! — кричал по телефону Силкин. — Не может быть! Этого не может быть! Зайди ко мне немедленно!
Мы уже ни о чем не спрашивали. Все и так было ясно. Даже Татьяна растрясла свой оптимизм и сейчас сидела угасшая и ссутулившаяся, будто потеряв в объеме.
Через несколько минут в кабинет влетел председатель избиркома, высокий представительный мужчина в очках. Он был растерян.
— Что происходит?! — набросился на него Силкин, вскакивая. — Ты что творишь?!
— Что же я поделаю! — принялся оправдываться тот, откидывая корпус назад, словно боялся, что Силкин его укусит. — Так народ голосует!
— Какой народ?! Ты что несешь?! — взорвался Силкин. — Я даже слышать эту дурь не хочу! Предпринимай что-нибудь срочно!
— Каким образом? — лепетал председатель. — Половина членов комиссии работает на Рукавишникова!
— Но есть же выход! — Силкин никак не мог поверить в поражение. — Вбрось бюллетени! Подтасуй! Ты для чего туда поставлен?! Не мне тебя учить!
Председатель комиссии кинул на нас испуганный взгляд. Мы сделали вид, что не слышали, хотя Силкин орал так, что, наверное, было слышно на улице.
— За такие вещи под суд!.. — в ужасе прошептал председатель.
— Да я тебя без всякого суда и следствия разорву! — надрывался Силкин. — Кого ты из себя разыгрываешь! Ты понимаешь, где ты завтра окажешься?
— Невозможно! — бормотал председатель избиркома. — Мы и так уже на предварительном голосовании шесть процентов сделали…
