— Ты знаешь, где он живет? — прервал я этот бесконечный поток.
— Так-то на память адрес не помню! — удивленно отозвался Петрович. — Но показать смогу.
— Будь на месте, — нетерпеливо попросил я. — Я сейчас заеду.
Ночные дороги были свободны от транспорта, и уже через пятнадцать минут Гоша подсаживал прихрамывающего и пыхтящего Петровича в мою машину.
— Вот у Рукавишникова, небось, сейчас праздник, — мрачно бубнил Петрович, пока мы ехали. — Да и Силкин, поди, тоже радуется. Они, чай, заранее договорились. Сюда сворачивай. А зачем мы вообще к нему едем?
— А эта Светлана Ивановна ему жена, что ли? — поинтересовался я, не отвечая на его вопрос.
— Да нет, не жена, так, живут вместе, — с досадой объяснил Петрович. — Прибилась она к нему и терпит теперь. Хорошая, между прочим, баба. Преданная. Везет же, кому ни попадя! А работящим мужикам одни дуры достаются!
Поскольку под «работящими мужиками» он, несомненно, имел в виду себя, мне оставалось предположить, что об умственных способностях своей собственной половины Петрович придерживался невысокого мнения.
Бомбилин жил точно в таком же доме и такой же квартире, какую снимала Ирина. Только не на втором этаже, а на третьем. Даже железные двери, как мне показалось, были одинаковыми.
Мы долго звонили, прежде чем раздались шаркающие шаги и женский голос спросил встревоженно:
— Кто там?
— Это мы с Андрей Дмитричем! — крикнул Петрович. — Отворяй, Светлана Ивановна!
Она открыла дверь в коротком халате, накинутом поверх длинной ночной рубашки, и в стоптанных шлепанцах. И рубашка, и халат, как мне показалось, было не первой свежести. Со сна она выглядела непричесанной, испуганной, подслеповато щурилась и моргала.
— Что случилось? — со страхом спросила она Петровича.
— Дело есть срочное, — важно ответил Петрович, сам не зная, в чем именно заключается дело. — С Романом надо нам поговорить.
— Спит он, — отозвалась она шепотом. — Устал больно. Может, до завтрева подождете?
— Нельзя нам ждать, — отрезал Петрович и подмигнул мне.
Она пропустила нас в тесную прихожую, где стоял запах перегара, лежалого белья и прогорклых щей. Затем просеменила в комнату и зажгла там свет. Мы вошли следом.
Здесь размещался лишь старый стол с двумя колченогими стульями, да широкая железная кровать, на которой спал Бомбилин, запрокинув забинтованную голову и широко разбросавшись. Он громко храпел. Петрович принялся бесцеременно его расталкивать. Светлана Ивановна, опасаясь вмешиваться, стояла в проходе, прислонившись к дверному косяку, и качала головой.
Наконец, усилия Петровича увенчались успехом. Бомбилин рывком вскочил на кровати, отдернул одеяло и свесил ноги, уставясь перед собой невидящим взглядом. Он был в трусах и в майке.
— А? Что?! Кто пришел?! — спрашивал он, бешено вращая стеклянными глазами. Народный герой был совершенно пьян. Нас он не узнавал.
— Дай выпить! — прохрипел он Светлане Ивановне.
— Может, не надо, Роман Сергеевич? — робко возразила она. — Люди ж вон к тебе приехали.
Он посмотрел на нас с Петровичем, с трудом что-то соображая. Затем все-таки в его глазах мелькнуло что-то осмысленное.
— Продали меня, Андрюха! — выкрикнул он, дернув на груди залитую вином грязную майку. — Народ меня продал! Я ему поверил, кровь за него проливал! — Он ударил себя по забинтованной голове. — А он, народ, за воров пошел!
Он кинулся ко мне, видимо, в намерении припасть к плечу, но не устоял на ногах и опять плюхнулся на кровать. На глаза у него навернулись слезы.
— Обидно, Андрюха! — выговаривал он с надрывом. — Где же теперь правда, скажи!
Он закрыл лицо руками и опустил голову.
— Да не народ это! — едва не плача и переживая за него, торопливо заговорила Светлана Ивановна. — Рукавишников с Силкиными все подстроили! Украли твою победу!
Она тяжело вздохнула и смахнула слезу.
— Вот так и убивается с ночи, — проговорила она с состраданием. — Прям боюсь за его здоровье.
— А потому как порядочно надо себя вести! — мстительно заметил Петрович. — А не то что сегодня одно, а завтра другое!
Бомбилин прохрипел что-то невразумительное. Я сел на шаткий деревянный стул и, стараясь не задевать рукавом полированный стол в разводах, заговорил.
— Послушай меня, Роман, — осторожно начал я. — Не всегда результат зависит от наших усилий. Ты сделал все, что мог, и даже больше того. Я не виню тебя и не жалею о том, что помогал. Хотя ты и повел себя не очень красиво.
Петрович и Светлана Ивановна притихли и смотрели на меня со смешанным ^чувством страха и недоумения. Они были уверены, что после всего случившегося я накинусь на Бомбилина с упреками, бранью и требованиями возврата потраченных денег. Сейчас, не понимая, куда я клоню, они побаивались.
Вероятно, нечто подобное переживал и сам Бомбилин. Не отрывая рук от лица, он украдкой бросал на меня сквозь пальцы настороженные взгляды.
— На твою поддержку мы израсходовали немало. — Я все-таки немного надавил. — И вопрос заключается в том, что делать дальше?
Я замолчал и подождал.
— Нету у меня таких денег! — огрызнулся Бомбилин. — Как я тебе их верну?!
Светлана Ивановна принялась тихонько плакать.
— Речь пока не об этом, — ответил я, убедившись, что финансовая тема его беспокоит. — А о том, намерен ли ты и впредь думать только о себе и обманывать людей, которые тебе помогали? Или ты все-таки вспомнишь про жителей города и попробуешь повлиять на исход выборов?
Я невольно заговорил в пафосной и невнятной интонации, в которой любил выражаться сам Бомбилин. Как ни странно, это подействовало.
— Как повлиять? — глухо отозвался Бомбилин.
— Например, поддержать одного из кандидатов, — сказал я, словно размышляя вслух.
— Кровососов?! — ужаснулся Бомбилин. — Которые меня в тюрьму посадить хотели? Трубой по голове убивали? Да ты что!.. — Он задохнулся и не договорил.
Примерно такой реакции я и ожидал.
— Убивал тебя Рукавишников, — поправил я. — Поэтому он отпадает. Хотя пока он идет первым. И будет мэром Нижне-Уральска, если ты не поддержишь Силкина. В случае победы Рукавишникова тебе действительно придется трудно. Человек он злопамятный и постарается свести с тобой счеты. Я согласен, что и Рукавишников, и Силкин — не самые приятные люди…
— Не будет этим проходимцам моей помощи! — категорически выкрикнул Бомбилин, перебивая. — Никогда!
Глядя на него, я не был уверен, что Силкин и Рукавишников больше походили на проходимцев, чем сам Бомбилин, пьяный, с перевязанной головой и все еще не сошедшими синяками на лице. Но говорить ему об этом было бесполезно. Он слишком сжился с ролью народного трибуна.
— Да ты послушай сначала, — урезонивал я. — Я же не прошу тебя вставать под знамена Силкина.
— Силкин — вор! — воскликнул Бомбилин с той заученной интонацией, с которой он тысячи раз повторял это на митингах.
— У нас не очень большой выбор, — заметил я. — Не забывай, сейчас их только двое. И Силкин все-таки лучше Рукавишникова.
— А кто не вор-то? — встрял Петрович. — Все воруют. Жизнь такая. Че ты орешь-то? Ты сперва вникни, а потом уж варежку разевай!
— Помочь во втором туре Силкину было бы правильно во всех отношениях, — настаивал я. — В сложившихся обстоятельствах это помогло бы и городу, и тебе.
— Мне-то как поможешь?! — недоверчиво усмехнулся Бомбилин.
— Ты сможешь еще за это получить приличные деньги, — объяснил я.
— Не нужны мне деньги! — махнул рукой Бомбилин.— Я тебе не проститутка!
— Хва брехать-то! — возмутился Петрович. — Кого ты тут перед нами строишь! Не проститутка он! Не проститутка — значит, и веди себя прилично! Ты вона человеку сколько уже денег должен? Ты отдавать-то их думаешь? Или простить собрался? Он мог бы с тобой и по-другому разговаривать. А он тебе помощь предлагает.
— Правда, Роман Сергеевич, — неожиданно пришла мне на помощь Светлана Ивановна. — Ты бы послушал. Один раз ведь уже сделал по-своему. А он, вон, зла на тебя не держит. Так ведь, Андрей Дмитриевич?
— А много ли денег-то?! — не вытерпел практичный Петрович.
За время выборов я успел передать ему и Бомбилину двести двадцать пять тысяч долларов, что, откровенно говоря, для такой избирательной кампании было мелочью. Каждый из двух основных претендентов потратил как минимум в десять раз больше. Так или иначе, но Бомбилин своим разрывом поставил точку на дальнейшем финансировании, сэкономив мне семьдесят пять тысяч, из тех трехсот, что я брал у Храповицкого.
Деньги лежали возле моих ног в спортивной сумке, которую я предусмотрительно захватил с собой. Впрочем, предлагать Бомбилину всю сумму я не собирался.
— Пятьдесят тысяч долларов, — ответил я небрежно.
— Господи! — ахнула Светлана Николаевна. — Много-то как!