— Я не знал, что миссис Йоргенсен звонила.
— Это факт. — Гилд откашлялся. — У нас не было никаких подозрений на этот счет, вы понимаете, но мы проверили, потому что таков порядок, и от телефонистки в отеле «Кортлэнд» узнали, что около двух-тридцати она соединяла с квартирой секретарши миссис Йоргенсен.
— А что сказала миссис Йоргенсен?
— Сказала, что хотела узнать, где Уайнант, но Джулия Вулф ответила, что будто бы не знает, и тогда миссис Йоргенсен, полагая, что та лжет и что она сможет вытянуть из нее правду при личной встрече, спросила, может ли она заглянуть на минуту, и Джулия ответила: «Конечно». — Нахмурившись, Гилд посмотрел на мое колено. — В общем, она туда поехала и нашла секретаршу уже почти мертвой. Люди, проживающие в доме, не помнят, что видели, как кто-либо входил в квартиру Вулф или выходил из нее, но это и понятно. Кто Угодно мог войти, выйти и остаться незамеченным. Пистолета там не было. Не было также никаких следов взлома, а к вещам в квартире никто не прикасался, как я и говорил. Я имею в виду, что квартиру, похоже, не обыскивали. На руке у нее было кольцо с бриллиантом стоимостью, по всей видимости, в несколько сотен, а в сумочке оказалось тридцать с чем-то долларов. Жильцы дома знают Уайнанта и Морелли — оба они частенько туда заходили, — но уверяют, что не видели ни того, ни другого довольно давно. Дверь на пожарную лестницу была заперта, а по самой лестнице, похоже, в последнее время не ходили. — Он повернул руки ладонями вверх. — Вот, пожалуй, и весь наш урожай.
— Никаких отпечатков пальцев?
— Только принадлежащие ей самой и людям, которые убирают квартиры в том доме, насколько удалось установить. Ничего полезного для нас.
— И никаких сведений от ее друзей?
— Похоже, у нее не было друзей — близких, по крайней мере.
— А что насчет этого — как бишь его — Нанхейма который опознал в ней подругу Морелли?
— Он просто знал секретаршу в лицо, поскольку видел ее несколько раз в обществе Морелли, и узнал ее фотографию в газете.
— А кто он?
— С ним все в порядке. Нам все о нем известно.
— Вы ведь не станете утаивать от меня информацию после того, как я дал обещание ничего не утаивать от вас?
— Что ж, — сказал Гилд — если это останется между нами: он — парень, который время от времени делает кое-какую работу для нашего департамента.
— О-о.
Он поднялся.
— Как ни прискорбно, но дальше нам продвинуться не удалось. Вы можете нам чем-нибудь помочь?
— Нет.
С минуту он пристально смотрел на меня.
— А что вы думаете об этом?
— Насчет бриллиантового кольца: было ли оно обручальным кольцом?
— Надето оно было на безымянный палец. — После небольшой паузы он спросил: — А что?
— Может, полезно было бы знать, кто его подарил. Я увижу Маколэя сегодня во второй половине дня. Если что-нибудь подвернется, позвоню. Похоже, что это сделал Уайнант, но…
Гилд добродушно проворчал:
— Вот-вот, «но». — Он пожал руку Норе и мне, поблагодарил за виски, обед и гостеприимство, за нашу доброту в целом и ушел.
Я сказал Норе:
— Я не из тех, кто способен предположить, будто есть мужчины, которые могут устоять перед твоими чарами и не вывернуться ради тебя наизнанку, однако, не будь слишком уверена, что этот парень не водит нас за нос.
— Значит, вот до чего мы уже докатились, — сказала она — Ты ревнуешь меня к полицейским.
Письмо Клайда Уайнанта Маколэю являло собой весьма примечательный документ. Оно было чрезвычайно неумело отпечатано на простой белой бумаге и в углу помечено: Филадельфия, штат Пенсильвания, 26 декабря 1932 года. Текст его гласил:
Дорогой Герберт!
Я телеграфирую Нику Чарльзу, который, как ты помнишь, работал на меня несколько лет назад и сейчас находится в Нью-Йорке, чтобы он связался с тобой по поводу ужасной смерти бедной Джулии. Я хочу, чтобы ты сделал все от тебя зависящее[5] убедил его разыскать убийцу. Мне безразлично, сколько это будет стоить — заплати ему!
Я хочу, чтобы ты, помимо всего, что известно тебе самому, сообщил Нику кое-какие факты. Не думаю, что ему следует сообщать эти факты полиции, однако, он будет знать, как поступить наилучшим образом, и я хочу, чтобы ты предоставил Нику полную свободу действий, поскольку мое доверие к нему безгранично. Возможно, стоит просто показать ему это письмо, которое после этого следует обязательно уничтожить. Теперь факты.
Когда в прошлый четверг вечером я встретился с Джулией, чтобы забрать у нее тысячу долларов, она сказала, что хочет оставить работу у меня. По ее словам, в течение некоторого времени ей сильно не здоровится, и врач рекомендовал уехать куда-нибудь и отдохнуть; теперь, когда вопрос с поместьем ее дядюшки улажен, она может и хочет так сделать. Раньше я ни слова не слышал от Джулии о проблемах со здоровьем и, полагая, что она скрывает истинную причину, попытался вытянуть из нее правду, однако она упорно стояла на своем. Я также ничего не знал о смерти ее дядюшки. Она сказала, что речь идет о дядюшке Джоне из Чикаго. Думаю, в случае необходимости это можно проверить. Мне не удалось убедить ее изменить решение, поэтому она должна была уехать в последний день месяца. Мне показалось, что она чем-то озабочена или напугана, но она сказала, будто это не так. Сначала мне стало жаль, что Джулия уезжает, но затем я перестал жалеть, так как раньше я всегда мог всецело ей доверять, а теперь уже не смог бы, поскольку она, как я полагал, мне лгала.
Следующий факт, который мне хотелось бы довести до сведения Чарльза: что бы ни говорили по поводу действительно бывшего правдой некоторое время назад, — отношения между Джулией и мною представляли собою во время убийства (и были таковыми свыше года) не более, чем отношения между работником и работодателем. Они явились результатом обоюдного согласия.
Далее, я считаю целесообразным установить настоящее местопребывание Виктора Розуотера, с которым у нас несколько лет назад были неприятности, так как эксперименты, проводимые мною сегодня, имеют непосредственное отношение к работе, от коей я, согласно заявлению Розуотера, отстранил его обманным путем; к тому же, я считаю его достаточно безумным и способным в порыве ярости убить Джулию за отказ сообщить ему, где меня можно найти.
Четвертое — и самое главное: не была ли моя жена в контакте с Розуотером? Откуда ей стало известно, что я работаю над экспериментами, в осуществлении которых он мне когда-то помогал?
Пятое: необходимо немедленно убедить полицию, что я ничего не могу сообщить им по поводу убийства, дабы они не предпринимали никаких попыток найти меня — попыток, могущих привести к преждевременной огласке и раскрытию тайны моих экспериментов, что на данном этапе считаю весьма опасным. Наилучшим образом можно избежать этого, немедленно разгадав загадку убийства Джулии, каковую цель я и преследую.
Время от времени я буду выходить на связь с тобой; если же возникнут обстоятельства, требующие срочного контакта со мной, помести в «Таймс» следующее объявление:
«Абнер. Да. Банни».
После этого я сделаю все необходимое, чтобы связаться с тобой. Надеюсь, ты вполне понимаешь, насколько важно убедить Чарльза взяться за эту работу, поскольку он уже в курсе неприятностей с Розуотером и знаком с большинством заинтересованных лиц.
Искренне твой,
Клайд Миллер Уайнант
Я положил письмо на стол Маколэю и сказал:
— Звучит вполне логично. Ты помнишь, по какому поводу они поссорились с Розуотером?
— По поводу каких-то изменений в структуре кристаллов. Я могу уточнить. — Маколэй взял первую страницу письма и нахмурился. — Он пишет, что в тот вечер получил от нее тысячу долларов. Я передал ей пять тысяч; по ее словам, именно столько было ему нужно.
— Четыре тысячи дохода от так называемого «поместья дядюшки Джона»? — предположил я.
— Похоже на то. Странно: никогда бы не подумал, что она способна обокрасть его. Надо будет выяснить насчет остальных денег, которые я ей передавал.
— Ты знал, что она отбывала приговор в Кливлендской тюрьме по обвинению в мошенничестве?
— Нет. Это правда?
— Так утверждает полиция. Под именем Роды Стюарт. Где Уайнант ее нашел?
— Понятия не имею, — покачал он головой.
— Тебе известно что-нибудь по поводу того, откуда она родом, кто ее родственники и все такое прочее?
