— Но почему вы согласились на помолвку и все прочее?
Она осушила бокал.
— Налейте мне еще, — я не шевельнулся, и она добавила. — Пожалуйста.
Я встал и взял у нее бокал.
— В Уэллсли должны были хоть чему-то научить вас. Что вы пьете?
— Водку с тоником.
Я налил водки, добавил тоника, принес Карле полный бокал.
— Вы не ответили на мой вопрос.
— Тут продают «Нью-Йорк таимс»?
— Уже нет, — ответил я. — Обходимся местными газетами.
— Тогда вам не доводилось читать, что пишут о моем отце.
— Я знаю, кто он такой.
— А мне приходится читать о нем постоянно. Как его только ни называют! Если верить репортерам, в Соединенных Штатах он — гангстер номер один. Как вы думаете, приятно читать такое о собственном отце?
— Не знаю. Мой отец умер.
Она помолчала, закурила, выпустила струю дыма в свой бокал.
— Наверное, он и есть.
— Что?
— Гангстер номер один Америки. Но он еще мой отец, и я его люблю. Знаете, почему?
— Почему?
— Потому что он любит меня, и я видела от него только добро.
— Веская причина.
— А теперь он попал в беду.
— Ваш отец? — спросил я.
— Да, и во всем виноват Чарльз Коул.
— Как я слышал, заварил кашу ваш отец.
— Вас ввели в заблуждение. Его заставили, а Анджело используют, как предлог.
— Вы всегда так рассказываете?
— Как?
— Урывками. Что-то отсюда, что-то — оттуда. А не попробовать ли вам начать сначала? Хорошая идея, знаете ли. Потом перейдете к середине, а в конце поставите точку. При удаче я смогу не потерять ход ваших мыслей.
Она глубоко вздохнула.
— Ладно. Давайте попробуем. Все началось несколько лет тому назад. Я училась на втором курсе в Уэллсли и приехала домой на уик-энд. Дело было в субботу, и они сидели в кабинете отца.
— Кто?
— Мой отец и его друзья. Или партнеры. Четверо или пятеро.
— Ясно.
— Я подслушивала. Из любопытства.
— Ясно, — повторил я.
— Дверь из кабинета в гостиную была открыта, и они не знали, что я там. Иногда они говорили по-итальянски, иногда переходили на английский.
— О чем шел разговор?
— О Чарльзе Коуле, или дяде Чарли. Они убеждали отца, что от него надо избавиться. Точнее, убить.
Карла прервалась и отпила из бокала.
— Я читала об этом. Я читала все, что могла найти, о моем отце, но никогда не слышала, чтобы они так говорили. И не смогла заставить себя уйти из гостиной.
— И что вы услышали?
Она снова глубоко вздохнула.
— Те, кто хотел убрать Коула, говорили, что он приобрел слишком большую власть, обходится чересчур дорого, а толку от него — пшик. Мой отец возражал, спор разгорался, они даже перешли на крик. Я даже не представляла себе, что мой отец может так говорить. В тот день они не смогли найти общего решения, но я видела, что мой отец обеспокоен. Он убеждал их, что Чарльз Коул знает слишком много, что у него полным-полно компрометирующих документов. И после смерти Коула они могут попасть не в те руки. Его партнеры не хотели его слушать.
— Но им пришлось? — вставил я. Карла кивнула.
— Он же номер один, так его называют. Им пришлось согласиться с ним, хотя бы на какое-то время. А шесть месяцев спустя, в родительский день, мой старик приехал в Уэллсли, — она уставилась в бокал. — Забавно, не правда ли?
— Что именно?
— Мой отец, въезжающий в Уэллсли на «мерседесе 600» в сопровождении Тони. Они все, разумеется, знали, кто он такой.
— Кто?
— Мои однокурсницы.
— И как они реагировали?
— А чего вы от них ожидали?
— Вас унижали?
Карла улыбнулась и покачала головой.
— Наоборот. Я купалась в лучах его славы. У них отцами были биржевые маклеры, юристы, президенты корпораций. И только у меня — живой, всамделишный гангстер, за рулем машины которого сидел настоящий бандит. То был мой отец, низенький толстячок, лысый, с восемью классами образования, говорящий с заметным акцентом. А мои сокурсницы вились вокруг него, словно он был знаменитым поэтом или политиком. Ему это понравилось. Очень понравилось.
— Но он приезжал не для того, чтобы повидаться с вами? — спросил я.
— Нет. Он приехал, чтобы попросить меня обручиться с Анджело. Раньше он не обращался ко мне ни с какими просьбами. Не просил ничего для себя. Я пожелала узнать причину, и он все мне объяснил. Впервые он говорил со мной серьезно. Как с взрослой.
— Чем же он аргументировал свою просьбу?
Карла ответила долгим взглядом.
— Что вы об этом знаете?
— Больше, чем мне следовало бы, но в изложении другой стороны.
Она кивнула.
— Тогда вы должны знать правду.
Правда состояла в следующем: Джо Лозупоне попросил свою дочь обручиться с крестником Чарльза Коула совсем не потому, что благоволил к Анджело Сачетти, как утверждал Чарльз Коул. Пять нью-йоркских семей разделились: три выступили против Коула, две остались на его стороне. Лозупоне полагал, что помолвка его дочери с Сачетти станет формальным предлогом, если он возьмет сторону Коула. Карла Лозупоне согласилась. О помолвке было объявлено, и дальнейшее в целом совпало с тем, что рассказал мне Коул, за исключением одного. После того как стало известно, что Анджело Сачетти жив, но не собирается возвращаться и жениться на Карле, Лозупоне уже не мог выступить против трех семей, выразивших недоверие Коулу. Ему пришлось встать на их сторону.
— Я делала все, что он просил. Даже надела траур, когда пришло сообщение о смерти Анджело. А потом, когда выяснилось, что он жив, я сказала, что поеду в Сингапур и выйду за него замуж. Насчет поездки я с отцом не советовалась. Но знаю, что мое решение позволит ему выиграть время. Пока они будут думать, что я еще могу выйти за Анджело, мой отец сможет сдержать их, и Чарльз Коул останется жив.
— А если он не женится на вас?
Карла пожала плечами.
— Моему отцу придется согласиться с убийством Чарльза Коула, смерть которого погубит и его самого. В архивах дядюшки Чарли достаточно документов, которые упекут моего отца в тюрьму на долгий-долгий срок. У него больное сердце, тюремное заключение быстро доконает его, — в ее бокале звякнули кубики льда. — У него, разумеется, есть и другой вариант.
— Какой же?
— Он может начать войну. Это просто, и пока она будет продолжаться, о Коуле забудут. Если он победит, Коул будет в безопасности. Если проиграет, вопрос станет несущественным. Потому что отцу едва ли удастся остаться в живых.
— Значит, поездкой в Сингапур вы выигрываете отцу время.
— Получается, что да. Две недели, максимум три. Может, он сумеет что-то придумать. В этом он мастер.
— Вы, должно быть, очень любите его.
Карла вновь пожала плечами.
— Он — мой отец, и, как уже говорилось, я видела от него только добро. Единственное, что я не смогу сделать для него — выйти замуж за Анджело Сачетти. Просто не смогу.
— Я бы на вашем месте об этом не беспокоился, — тут на полу зашевелился Тони. — Думаю, что выходить замуж вам не придется.
Сингапур отделяло от Лос-Анджелеса 9500 миль. Туда летали самолеты разных авиакомпаний, но мы с Карлой смогли заказать билеты первого класса только на рейс 811 «Пан-Америкэн», с вылетом в 9.45 вечера.
Большую часть субботы я ухлопал на то, чтобы заказать билеты, сделать прививку от ветряной оспы и получить заверения туристического бюро, что в отеле «Раффлз» в Сингапуре нам забронированы два номера.
Карла Лозупоне, сопровождаемая Тони, встретила меня в вестибюле «Беверли-Уилшир». Путешествовать она решила в брючном костюме в черно-белую клетку. Не удивили меня и ее капризно надутые губки.
— Мы, что, будем лететь всю ночь? — спросила она, не поздоровавшись.
— Всю ночь и часть послезавтрашнего дня, — ответил я. «Пан-Америкэн» явно не торопилась с доставкой пассажиров к пункту назначения.
— Лучше б полетели из Сан-Франциско. Оттуда прямой рейс в Сингапур.
— В следующий раз мы так и сделаем.
Тони присоединился к нам после того, как заплатил по счету, передал багаж Карлы коридорному и распорядился, чтобы арендованную им машину подали к парадному входу.
— Припадок уже прошел? — спросил он.
Я взглянул на часы.
— Примерно два часа назад. Благодарю.
— Этот фокус с выплескиванием виски в лицо — я видел такое по телевизору сотню раз.
— Там я этому и научился.
Он кивнул, в голосе не чувствовалось злобы.
