— Но зачем же ему убивать Бендера? — спросил сэр Джордж. — Любой другой врач также мог бы обнаружить его безумие!
— Конечно… но он сам не верил, что это возможно!
— Кроме того, если он и в самом деле умен, непонятно, зачем он так долго после смерти Бендера продолжал отвечать на наши вызовы? Если мы согласимся с предположениями Местерса, я не вижу причины, почему кто‑то другой должен был это делать?
Местерс мягко улыбнулся.
— Возможно, я плохой психолог, господа, — сказал он, — но я наделен здравым рассудком. Гийо поступил так потому, что хотел наверняка знать, что Бендер будет мертв к тому моменту, когда вы войдете в комнату. Никто, даже токсиколог, не может с уверенностью определить в каждом отдельном случае, сколько потребуется времени, чтобы тот или иной яд вызвал смерть. Вспомните, что тело Бендера было найдено в таком месте, откуда его нельзя было видеть из окна. Предположим, что Гийо бросил стрелу сейчас же после того, как Бендер ответил на вызов в 11 часов 15 минут. Дальше события развиваются следующим образом: Бендер падает, но Гийо не может его увидеть. Он предполагает, что в половине двенадцатого Бендер еще жив. Но если не будет ответа на вызов, вы все готовы ворваться в комнату. Кто знает, может быть, у несчастного хватило бы сил пробормотать несколько слов перед смертью? Но убийца не хотел рисковать, и наш приятель Гийо остается до того момента, пока не убеждается, что его жертва действительно мертва. Вот, по–моему, решение этой загадки.
Г. М., который снова уселся в свое кресло, заметил печальным голосом:
— Но право, Местерс, мне кажется, вы забыли про записную книжку Бендера, не так ли?
— Господа, я достаточно ломал себе голову над этим вопросом, — ответил инспектор, — и пришел к заключению, что не стоит больше беспокоиться из‑за этого блокнота.
— Ах так! Признаюсь, я удивлен, — скромно сказал Г. М. — Я хотел специально обратить ваше внимание на этот украденный блокнот.
— Вы полагаете, что это так важно? Тогда разрешите задать вам один вопрос: вы видели этот блокнот собственными глазами? Можете вы поклясться, что он действительно существовал?
Г. М. проворчал что‑то сквозь зубы, но ничего не ответил.
— За час до ужина, — сказал Местерс, — вы, господа, заметили какую‑то выпуклость во внутреннем кармане фрака Бендера. Вы нарочно толкнули его, и вам кажется, что вы нащупали блокнот в его кармане. Но где доказательства тому, что вы утверждаете? Даже если предположить; что вы правы, следует помнить, что в течение некоторого времени Бендер был вне поля вашего зрения.
— Несомненно. Я прекрасно сознаю, как бы это вы глядело на суде, — проворчал Г. М. — Мне кажется, будто я слышу голос старого адвоката Ховелла, как он громким голосом засыпает меня вопросами, нацелив прямо в меня свой карандаш. Конечно, я могу поклясться, что это была записная книжка, — но что из этого? Ведь я ее своими глазами не видел… это то же самое, как если кто‑то сказал, что он не может поклясться, что обнял за талию женщину, поскольку дело происходило в темноте. Но я все‑таки убежден, Местерс, что у него в кармане была записная книжка. Но за столом…
— Вы колеблетесь? — спросил сэр Джордж. — Значит, вы биты?
— Боюсь этого! Когда Бендер был в кабинете, в кармане у него несомненно лежала записная книжка и еще какая‑то вещь, но потом… Вынужден признать себя побежденным в этом поединке. Местерс и здравый рассудок попадают в цель. Единственный козырь, который остается у нас, это кусочек пергамента. Но разве он может противостоять такой массе доказательств? Как это ни странно, но такой кусочек пергамента мог вполне находиться в кармане у Бендера вместе с этой девяткой пик. Не менее странно, по Бендер мог его держать в руке во время агонии и уронить себе на грудь. Правда, хороший адвокат, подобный Ховеллу, даже не стал бы утруждать себя, доказывая, что Бендер сделал это. Достаточно того, что Гийо оставил следы пальцев на окне, что помогло обнаружить нить, протянутую через ставни. Гийо может оказаться убийцей, все доказательства свидетельствуют против него, даже этот маленький кусочек пергамента доказывает… даже этот маленький кусочек пергамента доказывает…
Неожиданно Г. М., точно испорченный граммофон, стал повторять этот конец фразы. Затем он обеими руками оперся о стол и, вытаращив глаза, уставился в какую‑то точку перед собой.
— О, Боже мой, — проговорил он наконец тихим голосом.
Он долго оставался неподвижным. Его огромный силуэт четко вырисовывался на фоне окна. Никто не произносил ни слова. Затем раздался звонок телефона, и Терлен поднял трубку. Звонили из кабинета сэра Джорджа в Британском музее, и голос Ментлинга так громко звучал из трубки, что все узнали, что произошло, раньше, чем им об этом сообщил Г. М.
Гийо Бриксам найден мертвым в «Комнате вдовы». Совершено явное преступление: у него размозжен череп. Труп нашли под кроватью, покойник держал в руке потемневшую серебряную шкатулку.
Местерс немедленно известил полицию о случившемся, поэтому врач и специалисты прибыли на место почти одновременно с машиной Местерса. Терлен почувствовал, что никогда не забудет эту гонку по туманным лондонским улицам. Из‑за большого движения их ежеминутно останавливали. Г. М. молча сидел рядом с Местерсом. Только один раз он сказал:
— Убийца на этот раз выдал себя, и, право, боюсь, что мы имеем дело не с каким‑либо безумцем, а Гийо, кстати, им не был… Прошедшей ночью я думал об этом деле… На какое‑то мгновенье мне показалось, что я нашел одно маленькое зернышко истины, но как я еще далек от того, чтобы все понять! Но то, о чем я догадывался сегодня утром, вероятно, не представляет никакой важности и не повлияет на конечный исход этого дела. Но я все же жалею, что ничего не сказал об этом. Может быть, мне удалось бы предотвратить новое преступление.
Толпа любопытных собралась перед домом на Керзон–стрит, и несколько газетчиков выкрикивали последние новости из дела в доме Ментлинга. Аллан, казавшийся постаревшим на десять лет, открыл им дверь и затем с треском ее захлопнул.
— Мне пришлось поссориться с сотрудниками музея, чтобы узнать, где вы находитесь, Джордж, — сказал он сердито. Он провел рукой по лбу. — Бедняга мальчик…
— Дайте нам посмотреть на него, — прервал его Г. М. Он всегда ощущал неловкость, когда кто‑нибудь в его присутствии выдавал свои чувства. Он держался совершенно хладнокровно, в то время как Местерс был очень возбужден.
— Вы не сказали ясно по телефону, кто и когда его нашел. Почему вы не вызвали нас раньше?
— Но прошло только полчаса с тех пор, как мы, Боб Керстерс и я, нашли его мертвым. Мы вошли в комнату, чтобы найти знаки…
— Какие знаки? — резко спросил Местерс.
— Какие‑либо знаки, по которым мы смогли бы доказать, что Равель имеет… Я вам расскажу об этом после того, как вы его увидите. Мы разглядывали окно, вдруг Боб схватил меня за руку и показал на носки ботинок, торчащих из‑под кровати. Бедный Гийо! Мне жаль его. Как подумаю, что мы извлекли его оттуда, точно речь шла о каком‑то взломщике! Я чуть не упал в обморок, когда увидел, что это он!
Ментлинг снова провел рукой по лбу.
— Идите, вы знаете дорогу. Он уже давно мертв, тело совсем холодное.
Аллан пошел вперед через холл, выглядевший еще более мрачным при дневном освещении. Атмосфера этого дома таила в себе что‑то зловещее, необычное, внушавшее мысли о призраках. Казалось, будто ничего здесь не изменилось со времен Чарльза Бриксама.
Керстерс ожидал их в столовой. Местерс бросил недоумевающий взгляд на его распухшую щеку и перевязку на голове и затем быстро обернулся к Аллану:
— Скажите мне, наконец, господа, что здесь в действительности произошло? Вы нас известили о том, что убит один человек, что у него разбит череп, а я сталкиваюсь лицом к лицу с другим человеком, который выглядит так, будто он участвовал в серьезной драке?
Аллан предупредил Керстерса, ответив за него.
— В его ранах, право, нет ничего подозрительного. Этой ночью он дрался с Равелем и нокаутировал его. Я расскажу вам, как все произошло. Не тратьте время на не имеющие значения пустяки, тогда как бедный Гийо… в общем, пойдемте!
Хотя ставни на окне в «Комнате вдовы» были широко распахнуты, тяжелый слой грязи, покрывавший стекла, не пропускал света в комнату. Свет шел только через дыру, образовавшуюся из‑за вынутого стекла. Частицы пыли, висевшие в воздухе, четко вырисовывались в свете солнечных лучей. В комнате остались следы борьбы: у одного из стульев лимонного дерева были отломаны ножки, обивка сиденья другого была изорвана, стол отброшен в сторону, ковер сдвинут.
— Это мы с Равелем натворили, — сказал Керстерс.
