– Зато закон запрещает вламываться в номера, – заметил Майрон. – Постоялец утверждает, что кто-то открыл его комнату дубликатом ключа.
Мистер Блеф в Филадельфии.
– У нас нет дубликатов ключей, – возразил Липвиц.
– Однако номер был открыт.
Все та же улыбка, вежливый тон.
– В таком случае, сэр, здесь уже должна быть полиция.
– Туда я и обращусь, – заверил Майрон, – если вы мне не поможете.
– Значит, вы просто хотите узнать, останавливался ли в отеле этот молодой человек? – Липвиц кивнул на фотографию Чэда.
– Да.
Улыбка стала еще ярче. Майрон чуть не зажмурился.
– Но если вы говорите правду, сэр, молодой человек сам может сказать, был он здесь или нет. Я вам для этого не нужен, верно?
Майрон сохранял невозмутимый вид. Новый менеджер «Корт-Мэнор-инн» только что обставил мистера Блефа.
– Да, – согласился он, на ходу меняя тактику. – Я знаю, он был тут. Я задал вопрос, просто чтобы завязать беседу. В полиции всегда спрашивают фамилию, даже когда она известна. Так сказать, для затравки.
Мистер Импровизатор сменил мистера Блефа.
Стюарт Липвиц взял листок бумаги и начал что-то писать.
– Это фамилия и телефонный номер адвоката «Корт-Мэнор-инн». Он поможет решить все ваши проблемы.
– А как же индивидуальный подход к клиенту? И полное удовлетворение?
– Сэр. – Менеджер подался вперед, глядя ему в глаза. Ни малейшего нетерпения в лице и голосе. – Можно мне говорить напрямик?
– Валяй.
– Я не верю ни единому вашему слову.
– Спасибо за прямоту.
– И вам спасибо, сэр. Приходите опять.
– Еще один лозунг проститутки.
– Простите?
– Ничего, – буркнул Майрон. – Можно и мне высказаться напрямик?
– Да.
– Я могу расквасить тебе физиономию, если ты не сообщишь, был ли тут этот парень.
Мистер Импровизатор разозлился.
Дверь открылась настежь. В помещение ввалилась крепко обнявшаяся парочка. Женщина открыто гладила мужчину по брюкам.
– Нам номер, и побыстрее! – потребовал клиент.
Майрон обернулся к ним и спросил:
– У вас есть карточка клуба завсегдатаев?
– Что?
Стюарт Липвиц все еще сиял.
– До свидания, сэр. Приятного вам дня. – Он обновил улыбку и повернулся к слипшейся паре: – Добро пожаловать в «Корт-Мэнор-инн». Меня зовут Стюарт Липвиц. Я новый менеджер.
Майрон вышел и направился к своей машине. На стоянке он остановился и перевел дух. Визит казался ему таким же нереальным, как истории с похищением инопланетянами, только без анальных проб. Болитар сел в автомобиль и набрал номер Уина. Он просто хотел оставить сообщение на автоответчике. К его удивлению, Уин взял трубку.
– Излагай, – промычал он.
Майрон был застигнут врасплох.
– Это я, – пробормотал он.
Молчание. Уин терпеть не мог банальностей. «Это я» – неуклюжая фраза и совершенно бессмысленная. Уин вполне мог бы узнать его по голосу. А если нет, подсказка «это я» ему вряд ли помогла бы.
– Я думал, ты не отвечаешь на звонки, когда работаешь, – произнес Майрон.
– Еду домой переодеться, – объяснил Уин. – Потом поужинаю в «Мэрионе». – Плейбои никогда не едят, они ужинают. – Хочешь присоединиться?
– Хорошая идея.
– Подожди!
– Что?
– Ты в подходящей одежде?
– Да, только забыл клюшки, – ответил Майрон. – Меня все-таки пустят?
– Ну-ну, очень смешно, Майрон. Надо это записать. Как только перестану смеяться, сразу начну искать авторучку. Правда, меня так переполняет веселье, что я могу вдребезги разбить свой «ягуар» о телеграфный столб. В конце концов я умру от смеха.
Уин, что с ним поделать!
– Есть разговор, – сообщил Майрон.
Молчание. С Уином всегда легко.
– Расскажу тебе за ужином.
– Ладно, – отозвался Уин. – А я пока попытаюсь заглушить свое нетерпение бокалом коньяка.
Щелчок. «Обожаю этого парня».
Майрон проехал еще с милю, когда у него зазвонил мобильник. Он включил связь.
Это был Баки.
– Звонил похититель.
– Что он сказал? – воскликнул Майрон.
– Они хотят денег, – ответил Баки.
– Сколько?
– Не знаю.
Майрон удивился:
– Как не знаете? Они не объявили?
– Думаю, нет.
Голос Баки заглушал какой-то шум.
– Вы где? – спросил Майрон.
– В «Мэрионе». Дело в том, что на звонок ответил Джек. Он все еще в шоке.
– Джек ответил на звонок?
– Да.
Новая неожиданность.
– Похититель позвонил Джеку в «Мэрион»?
– Да. Майрон, вы не могли бы вернуться к нам? Так будет проще объяснить.
– Уже еду.
Он свернул на автостраду и скоро оказался среди зелени. Вернее, в море зелени. Окрестности Филадельфии утопали в сочных лужайках, буйном кустарнике и густых деревьях. И все это находилось совсем рядом – в географическом смысле по крайней мере – с самыми захудалыми улочками города. Майрон вспомнил, как пару лет назад они с Уином ехали на игру «Орлов» к стадиону ветеранов. Сначала миновали итальянский район, потом польский, затем афроамериканский; выглядело это так, будто кто-то провел между ними невидимую, но нерушимую границу, как в «Звездном пути». По этнической пестроте «город братской любви» вполне мог сойти за бывшую Югославию.
Майрон свернул на Ардмор-авеню. «Мэрион» находился милей дальше. Его мысли снова вернулись к Уину. Интересно, как он отреагирует на «материнский аспект» в данном деле? Вряд ли положительно.
За годы их дружбы Майрон лишь раз слышал, как Уин упоминал о матери. Это было в начале их учебы в университете Дюка. Они жили в одной комнате и только что вернулись после бурной студенческой вечеринки. Пиво текло рекой. Майрон никогда не отличался особо крепкой головой. После двух стаканов уже лез целоваться с тостером. Сам он считал, что в этом виновата дурная наследственность – его предки не дружили с алкоголем.
Уин вел себя так, словно вместо молока его вскормили шнапсом. Спиртное на него вообще не действовало. Правда, на той пирушке крепкий коктейль с водкой повлиял даже на его твердую походку. Он только с третьей попытки открыл дверь в комнату.
Майрон сразу плюхнулся на постель. Потолок крутился над ним с неимоверной быстротой. Он закрыл глаза. Руки вцепились в кровать. Кровь отхлынула от лица. В желудке слабо шевелилась тошнота. Майрон спрашивал себя, вырвет ли его, и молился, чтобы это случилось скорее.
Милые студенческие вечеринки…
Какое-то время никто из них не говорил ни слова. Майрон подумал, что Уин заснул. Или исчез. Растворился в ночи. Наверное, он плохо держался за свою кровать и центробежные силы выбросили его в окно и швырнули прямо в бездну.
Вскоре из темноты раздался голос Уина:
– Посмотри на это.
У кровати появилась рука и что-то бросила на Майрона. Тот осторожно отпустил одной рукой кровать. Вроде ничего. Он нащупал лежавший на груди предмет и поднес к глазам. При ярком свете с улицы – кампусы освещают, как рождественские елки, – разглядел, что это фотография. Изображение выцвело и потускнело, но Болитар различил что-то похожее на дорогую машину.
– Этот «роллс-ройс»? – спросил Майрон. Он не разбирался в автомобилях.
– Нет, «бентли эс три континенталь флайн спур», – поправил Уин. – Тысяча девятьсот шестьдесят второго года. Классическая модель.
– Она твоя?
– Да.
Кровать продолжала вращаться.
– Откуда ты ее взял?
– Подарил один парень, который трахал мою мать.
И все. Конец. Больше Уин не сказал ни слова. Словно воздвиг между ними стену, не только непроницаемую, но и неприступную, окруженную рядами противопехотных мин, глубоким рвом и мотками колючей проволоки под током. В следующие десять с половиной лет Уин больше ни разу не упоминал о матери. Ни тогда, когда каждый семестр к двери его университетской комнаты приносили посылку излома. Ни позднее, когда посылки приходили ко дню рождения в его офис. Ни в тот далекий день – десять лет назад, – когда Майрон встретился с ней лично.
Простой деревянный знак у дороги гласил: «Гольф-клуб „Мэрион“». Никаких тебе «Только для членов клуба». Или «Мы элита, проходите мимо». Или «Для этнических меньшинств – служебный вход». Зачем? Все понятно и так.
Последний трисам – игра, в которой участвуют три игрока, – на турнире только что закончился, и публика успела разойтись. Во время соревнований «Мэрион» вмещал всего семнадцать тысяч зрителей – вдвое меньше, чем другие поля для гольфа, – но на автостоянке все равно было не протолкнуться. Большинству посетителей приходилось парковаться по соседству – в колледже Хаверфорд. Регулярно курсировали «челночные» автобусы.
У въезда на автостоянку Болитара остановил охранник.
– У меня встреча с Уиндзором Локвудом, – объяснил Майрон.
