Не знаю, сколько времени прошло, когда сжигавший мои внутренности огонь немного поутих. Дюйм за дюймом я выше поднимал голову, пока мне удалось оторвать руки от пола, медленно встать с коленей на ноги. Совсем выпрямиться я все-таки не смог: наклонившись и обнимая обеими руками живот, я еще минут пятнадцать стоял, не в силах двинуться.
— Теперь я поняла! Наверное, ты просто мазохист, Дэнни! — проговорил ясный певучий голос где-то за моей спиной.
Я осторожно повернул голову и посмотрел. Дверь в студию была распахнута, и в проеме стояла Пандора, сложив руки под грудью; она спокойно рассматривала меня.
— Я думала, он убьет тебя, — сказала она с явным разочарованием.
— Я тоже так думал, — прошептал я.
— Этого никогда бы не случилось, если бы ты послушался меня в тот раз, когда впервые явился, но тебе понадобилось строить из себя крутого парня — колотить по голове Дугласа, махать своим револьвером передо мной на кухне. Это целиком твоя вина — во всем!
— Ты совершенно права, — выдавил я. — Хотелось бы мне знать, если ты не возражаешь, что, черт возьми, происходит между тобой, бородачом и Сюзи Лейкман?
— Неужели тебе еще недостаточно неприятностей из-за того, что ты суешь нос в чужие дела? — холодно спросила она.
— О'кей, — пробормотал я, — пожалуй, я согласен на порцию виски!
— Ты думаешь, у меня здесь благотворительная миссия?! — презрительно бросила она и захлопнула дверь перед моим носом.
Медленно повернувшись, я уставился на лестницу из подвала.
В тот момент Эверест по сравнению с нею казался мне пустяковым пригорком. Целую вечность я взбирался по ступенькам и брел к своей машине. Я чувствовал себя таким старым — глубоким стариком, у которого вырвали все внутренности и заменили их раскаленной металлической болванкой.
Путь домой продолжался бесконечно долго, но, когда я наконец добрался, боль немного отпустила меня. Горячая ванна помогла немного, стакан хорошего коньяка — еще больше. На животе красовался синяк величиной с серебряный доллар, но, похоже, я остался жив. Я выпил еще коньяку, чтобы отпраздновать это событие, и снова выехал из дому.
Итак, пока за все свои раны и ужасные мучения я приобрел только чертову уйму вопросов и ни одного ответа. Зачем кому-то понадобилось убивать Джона Бинарда и кто спустил курок? Почему Пандора и Дуглас Читэм взяли в заложницы Сюзи и держали ее в студии Дугласа? Почему Сюзи не хотела возвращаться домой к отцу?
Я ехал через Центральный парк, напрягая мозги и пытаясь представить себе общую картину, а тупая боль над пряжкой брючного ремня придавала моим размышлениям глубину. Вся эта дурацкая затея, которая началась с охоты за Сюзи Лейкман, не принесла мне ничего, кроме боли под ложечкой да еще жалкой тысячи долларов. И все-таки я все еще занимаюсь этим делом, даже не имея клиента, который заплатит мне за мое потерянное время и за ноющий живот. Я подумал, что гораздо умнее было бы развернуться и отправиться прямиком к дому.
И все-таки в глубине души у меня шевелилось предчувствие — шестое чувство, которое подсказывало, что тут пахнет большими деньгами. Когда я смогу рассортировать по полочкам все, что произошло, это будет каким-то образом оплачено. Я был в этом уверен!
Я припарковал машину перед весьма респектабельным домом на Парк-авеню, вошел в вестибюль и стал искать в списке жильцов Гаролда Мастерса. Его квартира оказалась на третьем этаже, и лифт тут же поднял меня в маленький, узкий холл — он напоминал банку для сардин. Прямо передо мной оказалась входная дверь со строгим молоточком из кованого железа.
На второй стук дверь приоткрылась дюймов на шесть, и два ярко-голубых глаза нервно уставились на меня.
— В чем дело? — резко спросил их обладатель.
— Мистер Мастерс? Гаролд Мастерс?
— Да. Что вам надо?
— Хочу поговорить о вашем некрологе. Вы помните, о том самом, который так и не попал в газеты, но был полностью готов, чтобы показать вам, как это будет выглядеть, когда придет его черед. — Я ободряюще улыбнулся. — В пятьдесят четыре года, я полагаю, вам рано умирать, да еще внезапной насильственной смертью, верно?
— Вам лучше войти, — сказал он слабым голосом. Дверь приоткрылась немного шире, он отступил в квартиру, я последовал за ним, вежливо закрыв за собой дверь. После этого я увидел в его руке пистолет. Похоже, я опять возвращался на круги своя!
— Мистер Мастерс, вам это не понадобится. Честное слово!
Он оказался высоким, худым человеком, заострившиеся черты лица отражали глубокое беспокойство, терзавшее его. Если дела и дальше пойдут так же, я буду выглядеть подобным образом в течение ближайших двадцати четырех часов.
— Вот мой ответ! — хрипло проговорил он, дико размахивая своим пистолетом. — Вы пришли меня убить, но вы совершили большую ошибку! Меня так легко не запугать! Я сейчас с вами расправлюсь!
Внезапно глаза его расширились, и он нажал на спусковой крючок. Раздался грохот, и пуля впилась в дверь рядом со мной. Изо всех сил я ударил его ребром ладони по запястью, пистолет вывалился из его руки и бесшумно приземлился на толстый ковер, устилавший пол Мастерс мгновение пялил на меня глаза, потом глухо сказал:
— Ладно, теперь вы можете меня убить и покончить с этим!
Потом он закрыл лицо руками и громко зарыдал. Как я уже говорил, ночь выдалась распроклятая — от начала и до конца!
Подняв с пола пистолет, я спрятал его в карман. Мастерс все еще был занят своей истерикой, поэтому я улучил момент, чтобы закурить сигарету и оглядеться кругом, а мои нервные окончания тем временем сигнализировали друг другу, что мы все еще живы.
Коллекция картин в стиле модерн покрывала стены квартиры, как будто это были просто обои. Нескольких художников, таких, как Эндрю Уайет и Фаусто Пиранделло, я узнал, но большинство были мне незнакомы. Но ведь для меня самый близкий образец модернового искусства — отражение в ближайшем зеркале профиля Дэниеля Бойда, такого современного и вместе с тем — классического.
Еще одного художника я все-таки опознал — Дугласа Читэма и его модель, хотя на этот раз она была одета или, скорее, полуодета. Даже в черных очках невозможно было бы пропустить этот ореол тропического рассвета, обрамляющий лицо с ярко-синими глазами, эту напористую грудь, готовую прорваться сквозь задуманный живописцем шифон. Словом, это был поясной портрет Пандоры с ящиком ее известных штучек или без него — в зависимости от точки зрения.
— Ну, чего же вы ждете? — проговорил надтреснутым голосом Мастерс. — Вы ведь пришли сюда, чтобы меня убить, так?
— Я пришел поговорить с вами. А вы попытались отстрелить мне голову. Вы что, коллекционируете еще и засушенные головы? Для чего?
— Вы пришли сюда, чтобы поговорить со мной? — Он медленно приоткрыл глаза. — Кто вы такой?
— Меня зовут Бойд. “Сыскное бюро Бойда”. Все, что вы пожелаете, мы выполним — за плату.
— Но вам известно об этом некрологе? — подозрительно спросил он.
— Я выудил его из бумажника убитого человека, — сказал я. — Увлекательное чтение! Я подумал, что стоит зайти и поговорить с вами об этом. Может быть, вам понадобятся наши услуги — я могу организовать похороны, подобрать вам действительно достойный и дорогой гроб, украсить его цветами. Какую музыку вы предпочитаете?
Мастерс медленно подошел к ближайшему креслу и тяжело в него плюхнулся.
— Я просто схожу с ума. Я уже ни в чем не уверен.
— Показатели статуса человека, его положения так быстро меняются, — сказал я с сочувствием. — Вчера это был “кадиллак”, сегодня — некролог, завтра это может оказаться какой-нибудь желтый атласный костюм с пуговицами из настоящей человеческой кости. Беда в том, как вы правильно заметили, что больше ни в чем нельзя быть уверенным.
— Если вы пришли не убивать меня, а поговорить, то давайте говорить более осмысленно, по делу, — резко сказал он.
— Хорошо. Эта фальшивая заметка о вашей смерти не просто розыгрыш, судя по вашей реакции. Раз вы тут сидите и ждете, когда вас убьют, может быть, я смогу быть вам полезен?
— Вы сказали, что нашли этот некролог в бумажнике убитого человека? Кто это был?
— Парень по имени Бинард, Джон Бинард.
— Никогда о нем не слыхал. Как он умер?
— Его убили. Я нашел его тело прошлой ночью в одной из квартир в Гринвич-Виллидж.
— Вы сказали что-то о “Сыскном бюро Бойда”. Это детективное агентство?
— Вроде того, — признался я неохотно. — Раньше я работал на агентство Крюгера, но потом уволился. Это довольно приличное агентство, но там слишком ограничивали мои таланты.
Мастерс резко встал; он уже пришел в себя и снова был настороже.
— Может быть, вы действительно сможете мне помочь. Хотите выпить чего-нибудь?
— Коньяку. Сейчас мне надо поберечь желудок.
Он аккуратно разлил коньяк по бокалам, протянул один мне: