— Все, ухожу. Ты не против, Сэм, если я воспользуюсь твоим телефоном? Мне хотелось бы позвонить Александеру именно отсюда.
— Неплохая мысль. Такой тупой парень, как ты, нуждается в полицейской охране.
Предчувствие говорило мне, что они долго еще будут насмехаться надо мной. Сэмсон предложил:
— Я сам соединю тебя с ним.
Вот, молодец. Он не был таким уж занудой. В конце концов, у людей, постоянно имеющих дело с изнанкой жизни, вырабатывается несколько грубоватое чувство юмора.
Сэма соединили с имением Александера — так это называлось: десять акров, тридцать с чем-то комнат, три акра одной только травы. Сэм назвался и попросил позвать к телефону Сирила Александера. Послушав с минуту, он протянул трубку мне:
— Он сейчас подойдет. Вчера мы его несколько часов продержали здесь.
— Что-нибудь узнали?
— Обычный треп и четыре адвоката.
Тут в моем ухе прозвучал гнусавый голос, который я сразу узнал, ибо слышал его уже несколько раз:
— Капитан Сэмсон?
— Он только соединил нас. С вами говорит Шелл Скотт. Просто я звоню из кабинета капитана.
Воцарилось молчание. Потом он спросил:
— Скотт? Привет. Чем обязан такой чести? — Да, он выражался высокопарно, но все же обычно его можно было понять.
— Я хотел бы посетить вас сегодня утром и поболтать. Вы не против?
— Ax... Конечно же. Разумеется, вы можете приехать. Поболтать о чем?..
— Скажу, когда приеду, хорошо? Примерно через час?
— О’кей.
— Скажите своим мальчикам, что я — блондин с синяком под глазом на случай, если у вас есть новенькие, которые еще не знают меня. Не хотелось бы быть подстреленным.
— Быть чего? Я не понял...
— Дай мне поговорить с ним, — Сэм отобрал у меня трубку.
— Мистер Александер? Здесь капитан Сэмсон. Я буду очень благодарен вам за тесное сотрудничество с мистером Скоттом.
С минуту он слушал, потом добавил:
— Я уверен, что вы не менее нас жаждете, чтобы был схвачен убийца мистера Дайка.
После Лос-Анджелеса я быстро проследовал через Голливуд и Беверли-Хиллз. Несколько минут ехал по шоссе, проложенному в малонаселенном районе с редкими поместьями. Вот наконец и владение Сирила Александера.
Я остановился у перекрывающих подъездную дорожку к дому богато украшенных и очень прочных ворот. Их открыл худой, почти изможденный парень и пригласил жестом проехать.
За воротами справа от себя я увидел два коттеджа комнат на пять каждый, а слева за огромным ковром зеленого газона — большой розовый двухэтажный дом, с четкими контурами на фоне неба. Примерно ярдах в тридцати от въезда на газоне под ярким цветным парусиновым навесом сидела группа мужчин. Сомнений не было: сам Сирил и часть его мафии.
Я припарковался у дома и по пружинящей траве направился к компании.
Когда я подошел, Сирил помахал рукой, и один из его подручных подвинул ногой ко мне свободный стул. Я сел, поприветствовал всех кивком головы. Большинство из них я встречал в разное время и, по крайней мере, внешне знал остальных.
— Выпьешь, Скотт? — спросил Александер.
— Спасибо, нет.
— Клара принесет еще. Уже готовое. Тебе даже не придется смешивать.
—— Нет, я хочу только поговорить.
Сирилу Александеру было около пятидесяти, среднего роста, с худым, жилистым телом и кожей, свидетельствовавшей о парилках и массажах, с загаром, приобретенным от кварцевой лампы, — на солнце он нечасто выбирался — и с крашеными — как я случайно узнал — редкими черными волосами.
В своем облачении — розовые брюки, свободная красная шелковая рубашка и сандалии цвета соломы — смотрелся он ужасно. Под стать одеянию были удивительно большие глаза, грязно-коричневые, а под ними малоприятные бледно-серые мешки.
Тем не менее я предпочел бы его по крайней мере трем из шести других. В ярде слева от меня сидел Стэйси с таким красным и блестящим лицом, что оно походило на кусок рубашки Александера. У него было что-то не так с кровяным давлением, и он выглядел настолько сгоревшим на солнце, что не сегодня-завтра кожа на его лице могла отшелушиться.
За ним сидел тип с очень подходящей кликухой — «Жмурик». Если в Стэйси было пять футов и пять дюймов и сто двадцать фунтов, то в Жмурике, при его шести футах, веса было едва ли больше. И насколько Стэйси был красен, настолько Жмурик был бел. Лицо его напоминало кусок мела. Если он оставался неподвижным, вполне можно было подумать, что он мертв. Он словно умирал с голоду, продал всю свою кровь, чтобы купить поесть, и потерял бабки.
Справа от меня за типом по имени Омар — подручным Александера, занимавшимся его бухгалтерией, сделками, инвестициями, неуплатой налогов и тому подобным — сидел головорез по кличке «Пробка», который — я точно это знал — убил троих. Он отсидел один срок за оскорбление действием, но не за убийство. Пяти футов восьми или девяти дюймов, примерно сто восемьдесят фунтов мускулов, с искаженным жестокостью лицом: сломанный нос, раздавленное ухо и ножевой шрам на другом ухе. Одна бровь поднята выше другой.
В общем, ни один из парней не вызывал моих симпатий.
Рядом с Александером восседал Мэтью Омар, выглядевший немного лучше других. Около шести футов, с широкими плечами, тонкий в талии и бедрах, но с ногами несколько коротковатыми в сравнении с телом. В целом он казался вполне приятным мужчиной. К тому же он был не «качком» или стрелком, как остальные, а человеком цифр. Лет сорока, он был, вероятно, самым тщеславным из этой апатичной команды и несомненно единственным способным контролировать многочисленные предприятия Александера, если последнему придется надолго поселиться в Сан-Квентине или отправиться на небеса.
Ему было что контролировать: Сирил Александер владел примерно двадцатью предприятиями в Южной Калифорнии: магазинами подержанных машин, химчистками, ночными клубами, ресторанами, парой моек автомобилей, многоквартирными домами.
Другие два парня, присутствовавшие на этом очаровательном сборище, Ладди и «Смурной» — по совершенно очевидным причинам — были простыми амбалами. С мощными плечами, мускулистой грудью, угрюмыми глазами, толстыми руками, безмозглыми головами. Правда, Смурной мне казался немного смышленее Ладди.
Мы все сидели. Ладди ковырял в носу, а Смурной наблюдал за ним. Краснолицый Стэйси громко рыгнул — он пил пиво — почти в ухо Жмурика, но даже это не отразилось на трупной усталости последнего. Омар ласково улыбался. Пробка пялился на меня с постоянно поднятой бровью, придававшей ему чудаковатый вид.
— Так вот как живут богатые, — сказал я.
— Ага, — ответил польщенный Александер. — Чертовски противно жить в городе, верно?
— Пожалуй.
— Тебе следовало иногда приезжать сюда. Почему ты никогда не наведывался?
— Не хотел быть подстреленным.
Он рассмеялся:
— Я бы не стал тебя подстреливать.
— Ну, это мог бы сделать кто-то другой.
Ладди перестал ковырять в носу, чем порадовал меня, но Смурной казался слегка разочарованным.
Видимо, мало что интересовало его по-настоящему. Я продолжил:
— Это одна из причин, по которой я приехал сюда, мистер Александер.
— Чтобы быть подстреленным?
— Нет-нет. Вовсе нет. Наоборот. Я хотел сообщить вам, что я... э... некоторым образом работаю на вас. Я буду кое-что разнюхивать. И если известие об этом дойдет до вас, вы и ваши мальчики должны знать, на чьей я стороне.
— Не могу поверить своим ушам. Ты работаешь на меня?
— Некоторым образом.
— Как это случилось?
— Ну, это не столь важно. Во всяком случае, сейчас. Главное, что я постараюсь очистить всю округу от Ники Домано и некоторых членов его шайки. А это не сделает вас несчастным.
— Это сделает меня счастливым. Я жажду прикончить этого сукина сына. Пришить всех его ублюдков.
— Среди прочих и этот вопрос я собирался обсудить с вами. Я точно знаю, что капитан Сэмсон не будет счастлив — и практически никто не будет счастлив, — если вы решите убить всех этих ублюдков. Капитан просил меня передать вам: предоставьте полиции — или мне, если придется — заняться Ники Домано и его ребятами. Он велел нам держать ваши пушки холодными, иначе вас всех отправят за решетку. Понятно?
Он еще шире раскрыл свои огромные глаза и выпучил их на меня.
— Я просто трепался, Скотт. А за это ведь не сажают? Живи и давай жить другим — таков мой девиз.
— Угу. Только вот Старикашка уже не живет, так?
— Что верно, то верно. Собираемся хоронить Старикашку завтра. Очень жаль, что тебя не будет на поминках.
Интересно, что именно имел он в виду под этим «очень жаль».
— Это будут строго семейные похороны, — продолжил он. — Только семья и сотрудники по бизнесу. И близкие друзья, вроде нас. Но простимся шикарно. Один ящик потянет на две с половиной штуки. Специальный катафалк, лучшее место на кладбище, всякие там цветы, венки...
