Далтон поднялся на ноги, и Порт обернулся, чтобы взглянуть ему в лицо. В глазах старика был неподдельный страх. Его губы шевелились, ладони двигались в бессильных, бесполезных жестах. Когда Далтон вновь обрел голос, это был почти вой, высокий и тоскливый.
— Ты знаешь, на что это похоже? Ты представляешь себе, что это значит — сидеть в кутузке и вспоминать, каково оно там, на воле? Это дается все сложнее и сложнее с каждым разом, потому что ты начинаешь забывать, и самое скверное — тебя это беспокоит все меньше, ты начинаешь думать: может, это не так уж и плохо — сидеть в дыре, выдолбленной в цементе, и день за днем смотреть на небо, нарубленное на одни и те же черные квадраты! Вот что это такое! И я не хочу умереть так!
Он запыхался, устал, и ему снова пришлось опуститься в кресло. Глядя на свои тощие руки, он сказал:
— Я не знаю. Не знаю, понимаешь ли ты, — и добавил очень тихо: — Но я серьезно.
Порт тоже присел. С минуту он крутил в руках сигарету — так, словно ничто больше его не интересовало. Затем спросил:
— Куда Дикки ходит танцевать?
— Танцевать? — переспросил Далтон. Пожал плечами. — Не знаю. Может, к Нику… во «Дворец Ника»… или в «Час досуга».
— Это где-то поблизости?
— Да, — подтвердил Далтон. — Ему нравится шляться по округе со своими никчемными дружками. — Он кашлянул. — Послушай, Дэнни. Я все обдумал. Мне кажется, лучше всего будет подчиниться. Это в любом случае рискованно: провернуть это дело вместе с Дикки или отказать ему, все равно, но, сдается мне, у меня может появиться шанс, если я займусь этой кражей.
— Не говори чепухи, — сказал Порт.
— Нет, правда. В этом городке, Ньютоне, есть маленький завод, там делают инструменты, и, насколько я могу судить, работенка может выгореть.
— Далтон, ты даже не позволил мне попытаться помочь. Я даже не…
Далтон продолжал, словно не слыша его:
— У них набегают солидные платежи — зарплата рабочим, малярам, такого рода траты… и это одно из немногих оставшихся мест, где по-прежнему платят наличными.
— Слушай меня, Эйб…
— Деньги оказываются на заводе в четверг вечером и остаются там до срока выплаты, в пятницу. Черт, — сказал Далтон, — когда я думаю о делах, которые мне удались…
— То забываешь о сроке, который отсидел за это? — продолжил за него Порт.
Далтон посмотрел на Порта и отвел глаза в сторону.
— И забываешь про этого психопата, с которым тебе предстоит работать? С этим свихнувшимся придурком лично я не пошел бы и яблоки воровать. Я не смог бы избавиться от страха, что ему может не понравиться тон моего голоса и он начнет орать на меня прямо там, у сторожа под носом, с полными руками и карманами яблок.
— Не знаю, — сказал Далтон. — Я не могу даже представить…
— Слушай внимательно, — сказал Порт.
Далтон сидел и слушал. Это было самое простое.
— Сейчас ты отправляешься домой. Накрываешься одеялом и спишь. Просто спишь, больше ничего. Я свяжусь с тобой завтра к полудню, и, быть может, мы узнаем побольше.
— Что именно? — спросил Далтон. Казалось, он не ждет внятного ответа.
— Пока не знаю, — сказал ему Порт. Он встал и отбросил сигарету, которую катал по крышке стола. — Но ты учти, Эйб. На это дело против своей воли ты не пойдешь.
Они вышли вместе. Далтон рассказал Порту, где он живет и где сейчас может быть Дикки. Потом Далтон пошел в одну сторону, а Порт — в другую.
Дождь перестал. Пустую улицу украшали сияющие черные лужи; ночной воздух нес влагу. Порт шел по пустынным улицам, застроенным многоквартирными домами. Он видел белые занавески, развевавшиеся из окна высоко над головой, иногда — медленно качающиеся простыни, развешанные в темных шахтах дворов. Он шел, дымя сигаретой и мечтая о чашке кофе. Он еще не знал, что ему делать с Далтоном и что сказать Дикки Кордею.
«Дворец Ника» был маленьким, темным баром, все тесное пространство которого заполняли стойка, кабинки и сцена для музыкантов. Женщина, одетая в рабочий комбинезон, играла на обитой стальными пластинами гитаре и пела кантри под аккомпанемент гавайских аккордов. Небольшую площадку для танцев наводняли работяги и местные бездельники. Порт вспомнил, что Дикки был не намного выше ростом девушки по имени Летти, и постарался отыскать их среди танцующих пар, руководствуясь этим соображением. Быть может, он справился бы лучше, будь Дикки высоким, потому что все танцующие были один выше другого. Порт заглянул в кабинки, помня, что Летти была шатенкой с песочным оттенком волос, но в баре было полно шатенок, среди которых Летти не нашлось.
— Ты слишком долго пялишься на нее, — сказал кто-то, и, когда Порт опустил взгляд, мужчина, сидевший в ближайшей кабинке, вытащил изо рта зубочистку и спросил: — Ты просто смотришь или хочешь купить? Хочешь ее или нет?
Мужчина выставил большой палец, которым ткнул в девушку, сидевшую рядом с ним.
Порт не сразу сообразил, что тот имеет в виду.
— Нет, — ответил он. — Я ищу знакомых. — И попытался протиснуться мимо кабинки.
Но мужчина поднялся со своего места и теперь преградил ему путь, приблизив к Порту лицо.
— Девочка в полном порядке, — шепнул он. — Кроме того, сегодня скидка.
Потом он шагнул в сторону, чтобы позволить девушке выбраться из кабинки.
Она оказалась не такой уж молодой, была худа, и макияж застыл на ее постаревшем лице отвратительной маской юности.
— Давай потанцуем, — сказала она Порту и положила ладонь ему на плечо. Над его ухом раздался крик: «Мелисса, давай танго!» — обращенный к гитаристке на сцене.
Женщина в комбинезоне заиграла кантри на размер танго, и фальшивое, крашеное лицо оказалось рядом с лицом Порта.
— Давай же, — сказала она. — Я люблю танцевать.
— Я не танцую танго, — сказал Порт. — Я просто искал своих знакомых. Я даже не собирался…
— Ну и ладно. Надо просто качать бедрами.
— Послушай, — сказал Порт. — Я не хочу оскорбить тебя…
— Да ладно тебе. — Она придвинулась, чтобы не попасть в выбоину в досках пола, и спросила серьезно, без доли подначки: — Ты можешь просто потанцевать со мной?
— Конечно, — ответил Порт.
— Просто потанцевать. И никто ничего не должен.
Порт обхватил ее за талию, и они танцевали.
От нее исходил запах пудры, смешанной с тальком. Она молча раскачивалась, напевая себе под нос.
Немного погодя Порт спросил ее:
— Тебе и правда нравится танцевать, верно?
— Только это мне и нравится, — улыбнулась она. — Я собиралась стать танцоршей.
Когда песня закончилась, она не оставила Порту ни одного шанса. Она сказала:
— Еще один, ладно? В этом баре мне не часто удается потанцевать.
— Мне правда жаль, но я же говорил, что ищу…
— Перестань, еще лишь один танец. Может, я смогу тебе помочь. — Она невесело рассмеялась. — Я знаю тут всех и каждого.
Женщина в комбинезоне затянула новую песню, и они вновь стали танцевать.
— Ты знаешь человека по имени Дикки Кордей? — сказал Порт ей на ухо.
— Это ничтожество? Ясное дело. А что с ним такое?
— Его-то я и ищу. Он отправился танцевать сегодня, и я подумал, что смогу найти его здесь.
— Он заходил, — кивнула женщина, — но Летти здесь не шибко нравится.
— Мне не показалось, что Дикки похож на тех, кто прислушивается к другим.
— Летти он слушает. Она взрослела у меня на глазах. Эта девчонка готова почти на все, но порой — вдруг, ни с того ни с сего — она говорит ему: «Нет».
— Никогда бы не подумал, что Дикки может это позволить.
— И ошибся бы, — сказала женщина.
— Куда они направились потом? — захотел узнать Порт.
— В «Час досуга», думаю. — Немного помолчав, она добавила: — Эта Летти, она обожает танцевать.
— Дикки тоже?
— Ему наплевать. Это все Летти. Я знала ее мать, — сказала женщина. — Она была такой же.
— А отец?
— Отец? Насколько я знаю, у Летти миллион отцов.
Танец закончился, и непрошеная партнерша вдруг отпустила Порта и направилась назад, к кабинке. Порту пришлось поработать локтями, чтобы догнать ее и сказать на ухо:
— Спасибо за танец. Ты отлично танцуешь.
Она попыталась улыбнуться, но тут же посерьезнела. Ее голос звучал так, словно ею вдруг овладело полное безразличие ко всему.
— Слишком маленькая площадка. Здесь не разбежишься.
— Все равно, это было здорово, — сказал Порт и кивнул ей на прощанье.
— Может, заглянешь еще как-нибудь? — спросила она, когда он уже повернулся уйти.
— Если окажусь поблизости, зайду, — сказал Порт.
Она улыбнулась, и он пошел прочь. Выходя из бара, он вспомнил, что она не назвала ему своего имени и не спросила, как зовут его.
«Час досуга» был рингом для любителей покататься на роликах, но дважды в неделю — по вторникам и пятницам — менеджер приглашал группу из пяти музыкантов, и ринг превращался в танцплощадку. Над полированными досками ринга горели яркие огни, но за его пределами, где стояли столики, царил полумрак. На столиках были выставлены напитки, и мужчины держали принесенные с собою бутылки под креслами. Женщины были похожи друг на друга. Они слишком часто хихикали и носили дешевую бижутерию.
