— Может быть, мне следует ввести противостолбнячную сыворотку? Кто знает, где до этого побывали коготки Тони?
— Тоже мне, неженка, волнуетесь из-за каких-то пустяков, — нахмурился я. — Лучше отвечайте.
— Ну...
Она прикусила нижнюю губу и задумалась на пару секунд.
— Холман был для меня всего лишь именем, когда я ворвалась сегодня вечером в спальню Тони, но теперь я немного узнала вас и наполовину изменила свое мнение.
Мне думается, у вас были собственные основания нанести визит Вогану. Возможно, вам надо было, чтобы он подумал, будто вы предлагаете ему сделку.
— Полагаю, мне необходимо поговорить с Тайлером Морганом, — сказал я. — Смогу я увидеть его утром?
— Наконец-то слышу разумный вопрос. Я устрою вам встречу на десять часов, если вам это подходит. Но если вы не дадите мне выпить, я позвоню в полицию и заявлю, что вы меня похитили и уже изнасиловали, а теперь решили отвезти домой, чтобы проделать то же самое с моей матерью.
— Иду к бару! — поспешил я ответить.
В этот момент зазвонил телефон, я так и замер, не успев встать.
— Как вам это нравится? — Лайза закатилась смехом. — Вы определенно пользуетесь суперобслуживанием нашего полицейского управления на Беверли-Хиллз. Не звоните нам, мы сами позвоним вам?
— Кто бы это, черт побери, мог звонить? — пробормотал я.
— А почему бы вам не снять трубку и не выяснить? — совершенно логично посоветовала она. — Вы даже не представляете, какой у вас идиотский вид с этим приподнятым задом! Как у орла, который шесть месяцев сидел на яйцах, а потом неожиданно вспомнил, что он всего лишь папаша, а не мамочка!
Я быстро двинулся к бару, где стоял телефон, ломая голову над тем, кто мог додуматься звонить мне в такой поздний час.
— А теперь, похоже, наш орел впервые задумался над тем, чем, черт возьми, занималась эти полгода мамочка-орлица! — весело смеялась она.
— У меня есть веник, так почему бы вам не позабавиться и не полетать на нем по комнате? — проворчал я, снимая трубку.
Какое-то время я прислушивался к едва различимым стонам на другом конце провода, соображая, не разыгрывают ли меня.
— Холман! — рявкнул я наконец, уже собираясь бросить трубку.
— Рик?
Я едва расслышал собственное имя, затем стенания усилились.
— Это Рик Холман, — сухо промолвил я. — Кто у телефона?
— Рик, вы должны мне помочь!
Голос был едва слышен. Он напоминал завывание ветра за окнами.
— Кто это? — повторил я, повышая голос.
— Вы должны мне помочь! — Голос молил на истерической ноте. — Он мертв, и теперь никого не осталось... А я так напугана, что не могу...
— Кто мертв? — завопил я.
— Они все умерли... Те, кого я люблю, мертвы, потому что я их люблю...
Снова раздался такой стон, от которого у меня зашевелились волосы на затылке.
— Успокойтесь! — пробормотал я. — Я не смогу вам помочь, пока не узнаю, кто вы такая. Так что скажите мне, Бога ради, с кем я говорю?
— Я убила Бебе еще до того, как она родилась. — Голос превратился в испуганный шепот. — Разве это не самое противное, самое отвратительное, что может сделать человек?
Услышав ключевое слово «отвратительное», я обрадовался:
— Это вы, Тони?
— Это был страшный грех, — продолжала она тем же испуганным шепотом. — Поэтому они прокляли меня, понимаете, Рик? Я убила Бебе, а теперь они убивают всех тех, кого я люблю. Это возмездие. Мой поцелуй смертелен!
Ее голос затих, превратившись снова в едва различимый стон, чтобы неожиданно взорваться с дикой силой:
— Рик, помогите мне!
— Конечно помогу, Тони! Конечно! Но сначала вы должны сказать мне, что случилось.
— Слушайте, — прошептала она.
Я напряг слух и сообразил, что включен магнитофон и кто-то поет.
Когда звучание прекратилось, Тони пояснила:
— Это пел мне Ларри. Больше он никогда не будет петь ни мне и никому вообще.
В трубке послышался щелчок.
Лайза стояла возле меня, тревожно глядя мне в лицо.
— В чем дело? — спросила она недоуменно.
— Тони, — сказал я. — Что-то там произошло. Что-то скверное, она как будто немного помешалась. Это связано с Ларри, но я не услышал ничего членораздельного. Он мертв, заявила она сначала, потом заставила меня слушать какую-то пластинку, сказав, что он поет ей, но больше петь никогда не будет. Ни ей и никому другому.
— Голд мертв? — Она оторопело покачала головой. — Но почему? Не могла же Тони... Нет, это исключено!
— Я немедленно еду к ней.
— Я поеду с вами, Рик!
— Нет, вам лучше остаться здесь! — произнес я, поражаясь собственной горячности. — В любом случае, не можете же вы отправиться туда среди ночи в моей рубашке и шортах.
— Полагаю, вы правы, — вежливо согласилась она. — Но я буду чувствовать себя здесь чертовски беспомощной. Это ужасно — сидеть сложа руки и ждать...
— Я позвоню вам, как только смогу... Скорее всего ничего серьезного не произошло. Может, это обычная истерика, слезливое настроение во хмелю. Такое не исключено, верно?
— Что она еще сказала? — спросила Лайза.
— Целую кучу какой-то совершенно бессмысленной ерунды о том, как она убила Бебе еще до ее рождения, и поэтому проклята! — сказал я. — Бебе — это же кукла, с которой она...
— Да, да, — нетерпеливо бросила Лайза. — А что еще она сказала?
— Спокойно! — произнес я, внимательно посмотрел на нее и пожал плечами. — Извините, но вам, видимо, не мешает подлечить нервы... Что еще? Ее поцелуй смертелен, потому что ее поцелуи убивают всех, кого она любит... Все это звучит настолько надуманно, что я бы поднял ее на смех, если бы она не была в таком смятении и отчаянии!
— Великий Боже! — прошептала Лайза.
Я посмотрел на ее побледневшее лицо, на слезы в уголках глаз и решил, что имею дело с неврастеничкой.
— Бедное запутавшееся дитя! — произнесла она с чувством.
— Какая муха вас укусила? — холодно спросил я. — Разве не вы самая несгибаемая в семье? И вдруг раскисли, не зная, есть ли основания для паники.
Она молча потрясла головой, потом глубоко вздохнула и прошептала:
— Простите. Вы, естественно, ничего не знаете.
— Чего не знаю?
— Тони собиралась родить ребенка от Шелтона. Но однажды ночью между ними произошла дикая сцена.
Знаете, когда люди на протяжении двух часов осыпают друг друга оскорблениями и проклятиями. В конце концов Кент Шелтон набросился на нее с кулаками. После того как он ушел, Тони впервые в жизни напилась до потери сознания и свалилась с винтовой лестницы.
Никто не знает, как это произошло, но, к счастью, горничная Хельга, та самая, которую вы видели сегодня у Тони, услышала шум и прибежала посмотреть, что случилось... Тони отделалась синяками, но ребенка потеряла. Она знала о беременности и с первого же момента уверяла, что у нее будет девочка по имени Барбара, Бебе... — Губы Лайзы задрожали. — Она никогда ни с кем не говорила о случившемся, но, выйдя из больницы, первым делом купила себе эту куклу...
Я живо представил себе огромную куклу, лежащую на кровати у Тони. В первую минуту я даже обознался, решив, что это живой ребенок... А как она ее укачивала, уговаривая нараспев нежным голосом: «Не плачь, Бебе».
И кукла смотрела на нее голубыми стеклянными глазами и дарила ей застывшую ангельскую улыбку на фарфоровом личике.
— Разве вы не понимаете, что с ней случилось, Рик? — в отчаянии продолжала Лайза. — Она вбила себе в голову, что должна быть наказана за то, что убила собственного ребенка. Если Ларри Голд действительно умер, Тони будет уверена, что во всем виновато проклятие...
— Постойте! — перебил я нетерпеливо. — Мы же говорим о двадцатилетней женщине, а не о ребенке...
— Мы говорим как раз о ребенке! Вы же не знаете, как с ней обращалась Наоми все эти годы. Она была постоянно рядом, защищая ее, решая за нее и следя за тем, чтобы эти решения выполнялись. Она до шестнадцати лет не разрешала Тони проводить время в обществе ее сверстников, опасаясь, как бы те не отвлекли ее от мысли о карьере разговорами о мальчиках...
Формально мы говорим с вами о почти двадцатидвухлетней особе, но во всех остальных отношениях — это шестилетняя девочка, потерявшаяся в лесу и мечущаяся среди деревьев от страха повстречаться со злыми духами и призраками. Ей хочется позвать на помощь, но она не знает никого, кто может помочь ей. Ее родная мать давно стала воспоминанием, а тетка только притворяется матерью для нее, на самом деле она — настоящий дьявол!
Без четверти двенадцать ночи я припарковал машину перед сверкающим белым «мазерати», и у меня мелькнула мысль: чем же весь вечер таким увлекательным занимался его владелец, если утратил интерес к своей великолепной спортивной машине.
Захлопнув дверцу, я торопливо зашагал к розовому дому и позвонил.
Горничная открыла дверь и воззрилась на меня с явным недоумением. На ней был длинный халат, туго завязанный поясом, а на голове накручен шарф. Она либо уже была в постели, либо собиралась ложиться спать.
