— А заодно и легавым, да?
Он задумчиво посмотрел на меня.
— Разумеется, я сообщу в полицию, но только после того, как девушку отвезут в больницу. Это даст вам время…
Похоже, он был из тех, кто выполняет свои обещания. Передо мной вставал вопрос совести (если таковая у меня вообще была). У Сказки оставался один шанс из тысячи; имел ли я право отобрать у нее этот последний шанс? И на что я вообще надеялся? Когда стемнеет, мне нужно будет уезжать. Забирать ее с собой никак нельзя. Волей обстоятельств между нами все было кончено… Итак?.. Я обхватил голову руками. Будь у парнишки-врача хоть капля смелости, он запросто отобрал бы у меня сейчас револьвер; только ему это и в голову не приходило. Он чувствовал, что я в замешательстве, и терпеливо ожидал результата моих раздумий.
Я покосился на Сказку. Она только что открыла глаза и смотрела на меня — но не туманным взором умирающего, а встревоженным взглядом человека, находящегося в совершенно здравом уме.
— Ты слышишь меня, любимая?
Она несколько раз опустила ресницы.
Мы очень долго смотрели друг на друга. Наши глаза говорили друг другу то, чего я никогда бы не смог высказать ей даже в минуты самой безумной страсти. Я безмолвно благодарил Сказку за ее любовь, за ее дикую верность… И ее взгляд тихо отвечал, что она ни о чем не жалеет и принимает смерть, как мой последний подарок…
Ее губы слабо зашевелились. Я наклонился…
Я ничего не услышал, но я знал, что она силится сказать. Да, я знал. Только слова эти были слишком жестокими, и она должна была произнести их сама.
Я смотрел на нее и плакал. По моим щекам бежали ручьи, и на скрещенные руки Сказки падали одна за другой горячие капли.
— Повтори, малыш…
Ей удалось сказать; фраза была короткой и страшной.
— Убей меня…
Подошедший было врач вздрогнул; его лицо осунулось, как у старика.
Я утонул в бездонных глазах Сказки. Приближение смерти придавало им головокружительную неподвижность.
Она хотела, чтобы я ее убил. Это напоминало какой-то обряд. Да, в некотором роде это и была наша свадьба, наша несчастная кровавая свадьба…
Что еще мог я ей преподнести, кроме этого ужасного подарка? Я, которому столь часто приходилось убивать, дрожал при мысли о том, что мне предстоит остановить эту уже угасающую жизнь… Но я чувствовал, что должен исполнить ее желание. Я знал, что это убийство станет уже чем-то вроде искупления грехов и, может быть, частично снимет с меня вину за все остальные…
— Слушай, Сказка, я хочу, чтобы ты знала: я не совсем законченный негодяй… Все это было потому, что жизнь повернулась ко мне спиной. Я всегда мечтал жить спокойно, не совершая никаких мерзостей…
Продолжая говорить, я приставил к ее груди револьвер и почувствовал беспорядочные удары ее сердца, которые передавались моей руке по металлическому стволу.
— Вы не сделаете этого! — умоляюще прохрипел врач.
Я не потрудился ответить. Я припал губами к губам девушки и нажал на спусковой крючок.
Короткое пребывание в воде револьверу нисколько не повредило. Раздался глухой выстрел; по телу Сказки пробежала длинная судорога, и вскоре ее губы стали бесчувственными. Тогда я оторвался от нее и посмотрел.
Ее последний поцелуй превратился в улыбку. На простыне теперь виднелась черная дырка с коричневыми подпалинами по краям. Врач отошел, и я краем глаза увидел, как он оперся о стол, словно от недомогания.
— Прощай, Сказка… — прошептал я и вытер мокрые щеки рукой, державшей револьвер. Я чувствовал огромную усталость и нечто вроде окоченения. Печали не было; вместо нее во мне разрасталась и кружилась водоворотом пустота.
Я тронул доктора за локоть.
— Идемте отсюда.
Услышав мой голос, он немного собрался с духом и посмотрел на меня.
— Зачем вы это сделали? — горячо спросил он. Его работа состояла в том, чтобы бороться за человеческую жизнь, пока не исчезнет последняя надежда, и это дикое доказательство любви не укладывалось у него в голове. Гнев прибавлял ему смелости.
— Вы ненормальный. Ваше место в психбольнице!
Его нападки меня не волновали. Мне было на все наплевать… Отныне я был одинок и свободен.
— Пошли, говорю. И помалкивай, нечего ерунду пороть.
Он поплелся за мной… Часы в гостиной показывали три. Я и не заметил, как прошло время.
Вдруг я взвыл: моя рана жестоко напомнила о себе. Парень удивленно посмотрел на меня.
— Мне тоже оставили кое-что на память… — Я показал ему рану в боку. — Вот, полюбуйся.
Он поморщился.
— Можешь что-нибудь придумать?
— Знаете, это первый в моей жизни случай, когда нет никакого желания помогать больному…
Больше мы ничего сказать не успели: у ворот раздался звонок. Я подскочил и посмотрел на докторишку.
— Постой, не выходи…
Я подкрался к окну и увидел перед воротами двух человек. По их виду можно было без труда определить их профессию.
До сих пор я еще надеялся, что обстановка в районе мало-помалу успокоится; но, как видно, жандармы решили не останавливаться на полпути и довести поиски до конца. Они методично прочесывали квартал за кварталом, высматривая мою машину.
— Ну? — проговорил врач. — Клиент, что ли?
— Два клиента, — поправил я. — Ко мне…
Легавые нетерпеливо зазвонили снова.
Обычно я сразу придумывал, как организовать оборону, но на этот раз растерялся. Голова была совершенно пустой. Смерть Сказки выкачала из меня все силы и мысли.
Обуэн приблизился к окну и посмотрел.
— Полиция? — спросил он.
— Похоже.
— Что будете делать?
Я не ответил.
— Капут, — сказал он, — я слышал, что вы говорили этой женщине, прежде чем ее застрелить. Во имя ее памяти — будьте хоть сколько-нибудь благоразумным; сдавайтесь и не добавляйте новых трупов к черному списку, который за вами тянется.
Я ухмыльнулся.
— Ага, и мне тут же отстригут башку.
Он потрясенно посмотрел на меня.
— Как вы не понимаете, что настала ваша очередь расплачиваться?
— А вам, доктор, пора бы понять, что я давно живу по волчьим законам…
Незаметно для себя я снова начал называть его на «вы», потому что теперь в моих глазах он стал сильнее меня.
Полицейские толкнули ворота и вошли во двор. Когда они дойдут до угла дома, то увидят черную машину, и этим все будет сказано.
В этот момент я словно очнулся, и ко мне вдруг вернулось былое чувство экспромта.
— Откройте дверь, спросите, чего им надо, и скажите, что ничего такого не замечали, понятно? Если сдадите меня — получите пулю в спину…
Я был вынужден вверить ему свою судьбу. Это был мой самый последний шанс.
Я отпер дверь и спрятался за ней. Врач шагнул вперед… Я смотрел на него сквозь щель, оставшуюся между дверью и стеной.
— Чем могу служить, господа?
— Полиция!
Теперь я видел в профиль одного из легавых, Он был высокий, хмурый, со светлыми усами. Второй стоял где-то позади него.
— Вы и есть доктор?
— Да.
— Мы ищем опасного преступника, который прячется где-то в вашем квартале… Одна женщина видела, как утром к вам во двор заезжала черная машина, Это верно?
— Верно, на ней мне привозили пострадавшего…
— Вы ничего подозрительного не заметили?
— Нет-нет, ничего…
— Что это был за пострадавший?
— Строитель, упал с лесов…
— Какого возраста?
— Лет пятидесяти.
Док был настоящим чемпионом по брехне! Я мысленно восхвалял его находчивость. Кто знает, может быть, потом ему за это не поздоровится…
— Ладно, доктор, извините.
— Пожалуйста…
Полицейские ушли; врач вернулся в дом и запер дверь.
— Что, натерпелись страху? — проворчал он.
— Кто — я?!
— Да ладно: вы весь зеленый, как неоновая вывеска на аптеке…
— Просто я себя хреново чувствую. Это от раны…
— Ах да, кстати… Идемте в кабинет.
— Нет…
Я не хотел смотреть на Сказку. Она была мертва, и реальность этого факта меня ужасала. Мне казалось, что, увидев ее, я грохнусь в обморок, как девчонка-цветочница.
— Ладно, тогда подождите здесь…
Вскоре он вернулся и принес кучу всякого барахла, в том числе шприц. Он вскрыл какую-то ампулу и наполнил его; он был спокоен, только губы его оставались белыми, как воск.
— Колоть будете?
— Придется.
— На кой черт?
— Это антибиотик. Ваша рана сильно инфицирована…
— О'кей…
Я засучил рукав, и он протер мне предплечье эфиром. Когда он уже собирался вогнать иглу, я оттолкнул его, подобрал пустую ампулу и прочел на этикетке: «Пентотал».
Во мне вспыхнула злость.
— Ах ты, сука, вот, значит, какие у тебя антибиотики?!
Обуэн опустил голову.
— Хотел меня усыпить, да, паршивец? А потом позвонить этим дяденькам, и им осталось бы только дождаться, пока я проснусь?
