— Посетителей просят извещать о своем приходе портье. А кого… собственно, вы хотели бы навестить?
Он выглядит не гнуснее любого другого сыщика из Орчид Сити, но этого вполне достаточно, чтобы произвести должное впечатление.
(Я совсем не стремлюсь предупреждать Бэррэтта о своем визите. Мне кажется, забавнее появиться у него неожиданно. Поэтому я извлекаю кошелек и достаю из него пятидолларовую банкноту. Его тяжелый взор уже не оставляет купюру без внимания, а язык его, похожий на потертую подошву, ощупывает заросли усов. Я протягиваю ему деньги. Его пальцы, желтые от никотина, накрывают исчезающую купюру — по–видимому, жест–рефлекс, выработанный за долгие годы опыта).
— Я как раз намереваюсь совершить прогулку, — говорю я, лишний раз обнажая перед ним два ряда своих зубов, включая, разумеется, и золотые коронки.
— Я вам советую поторопиться, — пробормотал он. — Но не подумайте, что вам удалось купить мое расположение. Дело лишь в том, что я попросту не видел, когда вы прошли.
Затем он возвратился в свой тайник за колонной, приостановившись только для того, чтобы бросить косой взгляд на дежурную. Той уже надоел иллюстрированный журнал и она смотрела на мужчину с ехидным намеком.
Уже прикрывая дверь лифта, я заметил, как он шел через вестибюль к портье, несомненно, чтобы поделиться барышом.
Я поднялся на четвертый этаж, проследовал длинным коридором. Квартира Бэррэтта значилась под номером 4 “В” — 15. Я повернул направо и обнаружил ее в глубине мрачного тупика. Радио ревело и лишь только я вознамерился нажать кнопку звонка, как услышал грохот битого стекла.
Надавливаю большим пальцем кнопку и жду. До меня долетают пронзительные звуки джаз–оркестра, но никак не голос, приглашающий меня войти. Я опять давлю на кнопку со всей силой. Трель звонка накладывается на резкий голос кларнета. Затем внезапно музыка обрывается, а вот и двери открыты.
Крупный белокурый парень в ярко–красном купальном халате возникает на пороге, улыбается мне. Его тонкое светлое лицо может показаться красивым тем, кому нравятся “медальные” профили. Усы, напоминающие гигантскую гусеницу, увенчивают его губу. Зрачки его янтарных глаз размером где–то с центовую монету.
— Хэлло! — голос его низок и протяжен. — Это вы звоните?
— Если это не я, — отвечаю, не выпуская его из поля зрения, — то тогда у вас в доте завелись призраки.
(По виду его зрачков, я вряд ли согрешу, предположив, что он уже принял свою дозу марихуаны. Надо быть начеку).
— Я уже встречался с подобными делами, — произнес он с нежностью. И тут его рука резко выпросталась из–за спины и у моего лица молниеносно мелькнул бутылочный осколок.
Мне удалось увернуться. Но здесь скорее всего сработал фактор везения, чем техника. От предпринятого усилия его занесло вперед, довольно удобно для того, чтобы я мог угостить его апперкотом справа. Стук кости о кость и короткое щелкание его челюстей оказались приятными моему слуху.
Парень растянулся на полу, не выронив опасного осколка. Я не спешил отобрать это у него и, соблюдая осторожность, проследовал вглубь комнаты. Воздух был насыщен запахами виски и марихуаны, совсем неудивительными в жилище такого типа, как Бэррэтт. На каменной плите у камина навалено множество разбитых бутылок из–под виски. По углам поваленная мебель с каркасами из хромированной стали — впечатление было такое, как будто здесь произошла пьяная драка. Стол длиной около трех метров царил у окна среди осколков.
Если не считать всего этого, в остальном комната была пустой. Я пошел в еще одну приоткрытую дверь, бесшумно ступая по красному, как кровь, ковру. В этой комнате шторы были опущены и светили лампы. На кровати возлегала юная блондинка платинового оттенка. На ней было ожерелье из слоновой кости, еще тонкая золотая цепочка вокруг левой лодыжки — и больше ничего. Она весьма недурственно сложена, но среди хаоса спутанных простынь выглядит вовсе непрезентабельно. Рот у нее распух, словно ее только что били, да еще несколько кровоподтеков — зеленых и синих — безобразят ее руки и грудь.
Мы смотрим друг на друга. Она не шевелится и вроде даже не слишком удивлена моему появлению. Но вот она повернулась ко мне с блаженной тупой улыбкой, какая бывает только у приверженцев марихуаны, когда они хотят показаться любезными, но и это робкое усилие дается ей с трудом. Кажется, она просто не способна выслушать меня. Стало быть, придется самому решать: оставить ее здесь или же отвести домой. Безусловно, ее отец вряд ли может послужить примером для молодежи, но, во всяком случае, на первый завтрак подаст ей уж никак не гашиш. Поэтому и решаю ее забрать.
— Здравствуйте, мисс Уингров, не отправиться ли нам к вашим родителям?
Она не отвечает. Улыбка словно застыла на ее ярких устах. Не думаю, чтобы она меня слышала, хотя полностью уверен: она и малейшего представления не имеет о том, что творится вокруг.
Мне противно к ней дотронуться… Но, с другой стороны, абсолютно ясно, что своими силами она не сможет покинуть комнату. Ее придется нести. Естественно, я задался вопросом, что мне сообщит то чудовище в котелке, когда увидит, как я тащу в охапку через вестибюль девушку.
У окна еще одна кровать. Я срываю с нее покрывало и набрасываю его на маленькое порочное тело.
— Если вы сможете идти сами — скажите мне, а, если нет, то я понесу вас.
Она впялилась в меня невидящим взором, улыбка исчезла, и она тщетно пыталась восстановить ее. Никаких соображений с ее стороны не последовало.
Я нагнулся над ней и попытался приподнять. И вдруг она очнулась. Ухватив меня за шею, устремилась обратно на кровать. Потеряв равновесие, к упал. Она продолжала цепляться за меня и выпутаться никак не удавалось.
Я не желал делать ей больно, но она крепко прижимала меня, а мне были противны касания ее теплого мягкого тела. С ухмылкой юродивой она обхватила меня руками н ногамя, а ногти ее царапали по моей шее.
Я сжал ее запястья, пытаясь ослабить хватку, но девица оказалась до невероятности сильной, а мне недоставало разгона, чтобы высвободиться. Мы соскользнули с кровати на пол, она ударила меня головой и попыталась укусить.
Мы боролись на полу, роняя мебель. Я получил несколько ударов по лицу и, разозлившись не на шутку, двинул ее по животу — у нее перехватило дыхание. Изнемогая от боли, она откатилась от меня. Я кстал и осмотрел себя: воротничок утерян, лацкан куртки оторван, из царапин на щеке сочится кровь.
Но девчонка не сдалась. Она свернулась калачиком, пытаясь восстановить дыхание, чтобы продолжить досаждать мне. И тут появился Бэррэтт. Он вошел тихо, очень осторожно, с тусклой холодной улыбкой на лице. В правой руке он сжимал нож с длинным лезвием, скорее всего кухонный.
Из–за расширенных зрачков он был похож на слепца, но, наверное, меня видел хорошо, так как взгляд вперял прямо мне в глаза и шел, не уклоняясь, ко мне.
Эти мертвенные глаза, застывшая улыбка и нож, предназначавшийся для разделки баранины… Меня окатило холодным потом.
— Брось нож, Бэррэтт! — заорал я, пятясь в поисках какого–нибудь оружия.
Он придвигался медленно, как лунатик, и я понял, что его необходимо остановить, иначе я окажусь пригвожденным к стенке. Я резко отпрыгнул в сторону кровати, схватил подушку и запустил ему в лицо. Он отшатнулся, а я использовал это мгновение, чтобы схватить стул. Он тотчас же ринулся ко мне. Но ударился о ножки стула, выставленного мною впереди себя. Мы оба едва удержались на ногах. Я, обретя устойчивость, снова схватил стул, чтобы опустить на его голову, но тут на меня бросилась девчонка и принялась меня душить. Почувствовав, что дело плохо, так как Бэррэтт устремился на меня со вздетым ножом, я рухнул на стенку вместе с девчонкой, не выпускавшей мое горло. Заметив, как сверкнул нож, я с громким криком метнулся в сторону.
Девчонка и я рухнули на пол. Она так крепко стискивала мое горло, что в висках бешено застучало.
Но вот мне удалось разжать ее руки, но тотчас Бэррэтт склонился надо мной. Я почувствовал, что пришел мой конец. Я попытался достать его ногой, но промахнулся. Бэррэтт взмахнул ножом. Я изворачивался, пытаясь спастись, но вскоре убедился в тщетности этой затеи. Девчонка, распластавшись на мне, всячески стремится помешать. Я не могу ни высвободить руку, ни повернуться. Нож нацелен в мой живот… и вдруг слышатся быстрые шаги. Бэррэтт оборачивается. Теперь его нож устремлен в некую точку пола, совсем рядом с моим телом. Плотный человек с квадратными плечами появляется неведомо откуда и с силой обрушивает на голову Бэррэтту что–то типа мешка с песком!
Бэррэтт пригнулся, внезапно отскочил в сторону и распластался на полу. Он еще попытался встать, но снова упал, еще раз поднимается — ему почти удается сесть, но широкоплечий наносит ему второй удар по iолове.