Элен распахнула глаза до размеров обычной тарелки, я имею в виду те, что не летают.
– Меня ни для кого нет, – заметил я.
И пригласил таинственную блондинку пройти в мое святилище. Вскоре оно заполнилось запахом ее опьяняющих духов.
– Садитесь, – предложил я, закрывая за нами обитую дверь.
С отсутствующим видом она упала в первое же подвернувшееся кресло, не удостаивая взглядом окружающее. Между тем, на стене под стеклом висел чудесный поддельный диплом, достойный внимания. На нем по обе стороны рамки были нарисованы молодец в куртке, пытающийся разрешить головоломную задачу или вспомнивший о налоговом инспекторе, короче, испытывающий серьезные затруднения, и голая женщина, завернувшаяся в распущенные волосы, скрывающие ее с головы до полноватых ног. Черт знает, куда она могла унестись в такой час. Я имею в виду блондинку. Возможно, к Кабиролю. Я представил его, мертвого, под полками, заставленными вещами, бедными, ничтожными, жалкими и невзрачными вещами, среди которых находился и плюшевый мишка, вырванный из рук малыша какого-то бедняка...
Я выругался сквозь зубы и подошел к блондинке, оценивающе разглядывая ее. Ей явно не могло быть больше 22 лет. Очень красивая, очень хорошо сложенная, она определенно стоила, чтобы ею заняться, и выглядела куда привлекательнее, чем мне показалось при первой встрече.
– Я себя лучше чувствую, чем позавчера, – заметил я. – А вот вам, похоже, не по себе. Чего-нибудь укрепляющего? Мне кажется, вы в этом нуждаетесь.
Никакого ответа. Только мимолетный кивок, возможно непроизвольный, но я расценил его как утвердительный. Я отправился в соседнюю комнатушку смешать компоненты успокаивающего зелья. Вернувшись, я убедился, что девушка так и не пошевелилась. Я подал ей стакан:
– Может познакомимся? Это я Нестор Бурма. Ну, тот тип, чья фамилия указана на дверной табличке. А вы?
– Одетт Ларшо, – чуть поколебавшись, представилась она.
– Разумеется, шутка? Она пожала плечами:
– Я не в настроении шутить.
– Выпейте вот это.
Освободившись от сумки и положив на колени пакет, девушка затянутыми в перчатку чуть дрожащими пальцами взяла протянутый ей стакан. Тут же я быстрым жестом схватил ее сумку, задев при этом пакет, упавший на ковер. Там он и остался. У блондинки вырвался слабый протестующий крик, она вздрогнула. Вот и вся самозащита. Половина содержимого стакана оказалась на полу. Одним глотком она выпила остаток, не пытаясь помешать мне в исследовании сумки.
Там оказались обычные пустяки: тюбик помады, пудреница, флакон духов, носовой платок и тому подобное. Выудив оттуда конверт, я вслух прочитал адрес: "Госпожа Эрнестин Жакье, улица де Ториньи".
– Какое счастье, что вы не расположены шутить, – откомментировал я.
– Это моя мать, – ответила она.
– Значит, она вторично замужем?
– Да. Овдовела и снова вышла замуж.
– Таскаете у нее письма?
– Мне нужен был клочок бумаги записать кое-что... Я взяла, что подвернулось.
Конверт был пуст. На обороте стоял штемпель отправителя – нотариуса, мэтра Диану с бульвара де Фий-дю-Кальвэр, а карандашом записано название модного журнала и какая-то дата.
– Раз уж вы устроили обыск, не останавливайтесь на полдороги, – резко сказала блондинка. – Мое имя – Одетт Ларшо – стоит в записной книжке, она в кармане, который вы все равно обнаружите.
Я улыбнулся:
– Должен заметить, алкоголь идет вам на пользу. Придает сил.
– Не откажусь от еще одной порции, если вы не против. Да, он идет мне на пользу.
Похоже, она слегка захмелела. Тем лучше. Это облегчит мою задачу. Я наполнил ее стакан. Она поднесла его к губам, оставив на краю ярко-алый треугольник.
Я возобновил изучение содержимого сумки и извлек из нее упомянутую книжку. Действительно, на первой страничке, отведенной для информации о владельце, значилось имя Одетт Ларшо без других указаний. Возможно, это ничего и не значило, но пришлось удовольствоваться тем, что есть. Я пролистал книжку. Много чистых страниц. Там и сям разбросанные записи, внешне малоинтересные. Я сложил все обратно в сумку и закрыл ее.
– Вы тоже живете на улице Ториньи?
Она осушила свой стакан:
– Да. Это запрещено?
Фраза прозвучала как удар бича. Удар бича, которым ее подстегнул напиток.
– С чего бы? Думаю, это такая же улица, как остальные.
– Она вам незнакома?
– А должна быть знакома?
Девушка топнула ногой:
– Тупица! Это так действуют сыщики? Ни с того ни с сего обыскивают чужие сумки?
– Некоторые начинают с обыска тех, кому сумки принадлежат. Такой красавице как вы я бы не пожелал попасть в лапы одного из этих джентельменов.
– Верните мою сумку.
– Держите.
– Надеюсь, вы там нашли, что хотели?
– Нет.
– А что вы искали?
– Револьвер.
Она подскочила:
– Рев... Какого черта стану я носить револьвер?
– Справедливо. Вы правы, я тупица. Почему, в самом деле, револьвер?.. Вы с большим удовольствием пользуетесь ножом для разрезания бумаг.
Тень скользнула в ее глазах и напущенный ею на себя нахальный вид слетел, словно плохо подогнанная маска. Она вжалась в кресло и прошептала:
– Ах, вот в чем дело?..
– Не знаю, в чем дело, но, возможно, вы поможете мне понять.
– Потому что... потому что, вы думаете, что... что я убила этого... этого человека... Кабироля?
Я подобрал пакет из магазина женского белья и положил перед собой на стол.
– А разве нет?
Пакет был розовый, пересеченный надписью: "Розианн, чулки, тонкое белье, улица де Пети-Шан". В десяти метрах от моей конторы, если идти по авеню Опера. Элегантная витрина, соблазнительная и горячившая кровь, со всем необходимым для разжигания воображения холостяков и даже женатых. Вот так.
– Нет! – возразила она с горячностью. – И хорошо, что я вас встретила. Смогу вам все рассказать. Облегчить душу. Если бы только это меня успокоило...
Я заодно раскрыл и пакет, вытащив из него тоненькие как паутинка трусики, черные и отороченные кружевом.
– ...Вот уже два дня я не живу больше, я... Вы не слушаете меня, – пожаловалась она.
– Ошибаетесь. Просто можно делать две вещи зараз... – Я развернул изящную деталь туалета и рассматривал ее на вытянутой руке. – Но это пгосто пгелестно, – прогнусавил я, копируя смешные повадки игривого коммивояжера. – Беспокойство, о котором вы тут рассуждаете, не мешает вам думать о приобретении таких штучек, а?
– Ох! Да что же все это значит?.. – У нее вырвался нетерпеливый жест. – Женщина есть женщина. Сама не знаю, почему купила это...
– В любом случае, они очень красивы... будят воображение... И должны сидеть на вас как вторая кожа.
Ее щеки залились краской:
– Я не позволю вам злоупотреблять ситуацией. С меня довольно, я сыта всем этим по горло, понимаете? Довольно! Довольно!.. – Она затопала ногами, – Все вы одинаковые хамы, зовут вас Кабироль, Бурма, или все разно как! Грязные омерзительные хамы. Я...
Девушка задохнулась. Ее трясло как осиновый листок. Лицо под слоем косметики теперь стало белым как мел. Глаза закатились. Со слабым жалобным вскриком она сползла с кресла... Я открыл дверь:
– Помогите мне, Элен. Она потеряла сознание.
Элен, делавшая вид, будто печатает на машинке, оторвалась от своих вымышленных занятий и устремила взгляд на мою правую руку:
– Может, ей не нравится, когда с нее снимают трусики?
Выругавшись, я отбросил их. Элен оставила "Ундервуд", с двусмысленной улыбкой прошла в директорский кабинет и постаралась привести блондинку в чувство.
– Кто она такая? – между делом поинтересовалась моя секретарша. – Клиентка?
– Так, способ провести время.
– Дальше – лучше Я...
Элен замолчала. Тем временем гостья приходила в себя.
Она не стала спрашивать: "Где я?" Такого уже не бывает. Она разрыдалась. Такое еще случается.
– Успокойтесь, – утешала ее Элен, – тише. Он уже давно не опасен.
Она помогла девушке подняться и снова сесть в кресло. Я налил ей третий стакан, но она не пожелала к нему притронуться, а смотрела на меня влажными глазами побитой собаки с потеками от размытой туши, которой были накрашены длинные ресницы. Даже несмотря на это, девушка выглядела очень красивой.
– Извините меня, – пробормотала она. – Я... Этот страх, преследующий меня уже два дня... Это напряжение... Я хочу уйти.
Она постаралась вложить в последнюю фразу всю возможную энергию. Но энергии было – кот наплакал.
– Только не в таком состоянии, – отозвался я. – Отдохните и успокойтесь.
Я сделал знак Элен, что можно вернуться к машинке. Она подчинилась без лишних комментариев.
Мы с Одетт Ларшо остались вдвоем. Молодая девушка понемногу успокаивалась. Грудь уже не вздымалась так бурно и всхлипыванья истощались. Она вытерла глаза и нос смятым носовым платком, вздохнула, провела рукой по вспотевшему лбу и откинула упавшие на щеку волосы. Я прочистил горло:
