Это звучало довольно забавно в устах такого типа, как Собел.
— Много хуже, Ленни, когда подонок играет роль ангела. Не так ли?
— Вы ищете беспокойства, Дип?
— Я ожидаю получить его от других, Ленни. Со стороны.
— Но вы для этого и вернулись сюда. Разве не так?
Я непринужденно откинулся на спинку стула, и любой в зале мог подумать, что за нашим столиком идет дружеская беседа.
— Я возвратился в Нью-Йорк вовсе не в поисках беспокойства, Ленни. Там, где я был, мне его хватало по горло.
Сделав пару глотков из стакана, я отодвинул его от себя и продолжал:
— Вы должны знать, почему я вернулся, Ленни.
— Скажите.
— Я беру на себя дело Беннета.
— Вы думаете?
От его улыбки в уголках рта появились злые складки.
— Не думаю, а уже взял, — сказал я.
Собел приподнялся, его жирные пальцы вцепились в край стола, лицо побагровело, и только узкая полоска зубов была видна, когда он прошипел:
— Вы грязная собака. Уличный бродяга, подзаборный шалопай. Вшивая подвальная крыса…
Мягко и спокойно я перебил его:
— Вы не можете, Ленни, припомнить случай, когда я избил вас?
Нечто, промелькнувшее в его глазах, говорило о том, что он действительно довольно быстро вспомнил этот случай.
— Там были люди, — продолжал я, — но я не кричал и не ругался.
После паузы, улыбнувшись, я продолжал:
— Теперь здесь тоже люди, и я не кричу и не ругаюсь.
Он, казалось, замер в своем полустоячем положении, пока я жестом не пригласил его опуститься и сесть.
Ленни глубоко вздохнул, сел и постепенно успокоился. Он выглядел даже несколько сконфуженным из-за своей несдержанности и неожиданной вспышки.
Овладев собой, он заговорил:
— Вы пришли сюда не только для того, чтобы поесть, Дип.
— Это верно. Я нанес вам визит. Я посещаю разных парней, больших и малых, вижу всяких боев, чистеньких и запачканных. Я объясняю им, как вести дело дальше и что они должны делать. Все они будут настроены мною так, как нужно для дела. Для этого я и посетил вас. Надеюсь, вы понимаете, что сказанное мною относится и к вам. Все ваши дела и операции будут контролироваться организацией и служить, в первую очередь, ее интересам.
Глаза Собела расширялись по мере того, как я говорил.
Сделав паузу, я закончил:
— Вы можете оставаться на борту нашего корабля, лишь полностью подчиняясь его порядкам. В противном случае вам придется ходить возле корабля со шляпой в руке.
Он приподнял плечи, покачал головой, что-то напряженно обдумывая, и, наконец, спросил:
— И все это вы давно надумали?
— Нет. Только после того, как был убит Беннет.
— Но… Но вы… забавляете меня, Дип.
— И не думаю.
Он энергично потряс головой.
— Нет, забавляете. Теперь организация гораздо больше, чем когда-либо в прошлом. Это не только коммерческая, но и политическая сила, которая контролирует политику не в одном нашем районе. Она заключает коммерческие сделки не только на территории Штатов. Она…
— Все это известно мне лучше, чем вам, Ленни.
— Может быть… И вы хотите взять всю эту махину на себя?
— Я уже сказал.
Ленни сложил руки на столе перед собой, наклонился вперед и спросил:
— Скажите мне, Дип, что позволяет вам думать, что вы справитесь с этим?
— А Беннету вы такой вопрос тоже задавали?
— Беннету? — повторил он. — Но Беннет был организатором.
— Разумеется.
— Он был сильный и крепкий. Он пробил себе дорогу сам, а кроме того, ему еще и везло. Он умел подбирать себе нужных людей, а ненужных запугивать так, что они за два квартала обходили и его самого, и его организацию. Он обладал грубым характером и, одновременно, каким-то детским недостатком ответственности, что делало его порой совершенно невыносимым человеком. Но несмотря на свой отвратительный характер, Беннет был большим организатором.
— Вы анализируете деятельность руководства, забывая, что ваша задача — только выполнять его указания.
— Не смейтесь, Дип, над этим.
— И не думаю. Меня интересует лишь одно обстоятельство, связанное с Беннетом, о котором, однако, вы ничего не сказали.
Его лицо потемнело.
— Какое обстоятельство?
Я кивнул Сташу, вручил ему банкноту, значительно превышающую стоимость всего нами выпитого и съеденного, поднялся и сказал:
— Пойдемте, Эллен. Наш толстый бой разнесет теперь новость по всем закоулкам и сообщит ее тем, кто ее еще не знает.
Пристально глядя в жирное лицо Собела, я продолжал:
— Скажите им прямо. Я здесь. Я все взял в свои руки. Если скажу прыгать, они должны спросить — как высоко. Если скажу плюнуть, они могут только спросить — как много. Тот, кто попытается поохотиться за моей головой, будет немедленно ликвидирован. В данный момент я займусь розыском убийцы Беннета. Это не очень трудное дело, и оно не займет много времени. Но будет действительно забавно, когда я его найду. Или ее. Мне бы очень хотелось, чтобы им оказались вы. Уже столько времени прошло, как я вас не бил, Ленни.
На этот раз воротник стал слишком тесен для побагровевшей бычьей шеи Собела.
— Я не хочу даже прикасаться к вам, Дип, и только потому, чтобы не лишать работы электрический стул. Место на нем вам обеспечено. Как только вы кого-нибудь зацепите, даже если это будет бродяга из Бовери, вы будете обречены на то, чтобы быть поджаренным на стуле. Вы мечены, Дип. От вас уже сейчас несет жареным.
— Вы утратили свой стиль разговора, Ленни. Рекомендую к следующей беседе со мной подготовиться получше. В противном случае повторятся прежние уроки.
— Уходите, — прошипел он.
— Пойдемте, Эллен? — спросил я.
Не глядя на нее, Ленни сказал:
— Она может остаться, если желает.
— О… — сказал я. — Но она не может осмелиться на это. Я могу быть убитым, и она никогда не простит себе, что не видела это собственными глазами. Пойдемте, Эллен.
— Было бы лучше, если бы вы остались, Эллен, — твердо произнес Собел.
Она покачала головой и, окинув Собела холодным взглядом, сказала:
— Мне жаль, Ленни, но он прав. Я хочу быть там, где это случится.
Она взяла свою сумочку, набросила с моей помощью поданную накидку, кивнула Собелу и двинулась со мной к выходу.
Позади нас раздался искусственный смешок Собела, полный неподдельной злобы.
Дождь начался опять, и все таксомоторы пробегали мимо с опущенными флажками. Я взял Эллен под руку, и мы быстрыми шагами направились в сторону Шестой авеню. Спустя несколько минут мы пересекли ее и, пройдя еще два квартала, подошли к Мартэну с его гостеприимно распахнутыми дверями, в которые мы и не замедлили юркнуть, стряхивая с себя дождевые капли.
Бар был пуст. За стойкой сидел лишь сам хозяин — худощавый седовласый мужчина с проницательными глазами. Он тотчас же воскликнул «хэлло», обругал моросящий дождь, повесил нашу мокрую одежду на вешалку и принес две чашки дымящегося кофе.
Я разменял у него доллар, получив несколько десятицентовиков, попросил Эллен подождать меня и направился в телефонную будку.
Презрительно сжав губы, Эллен ничего не ответила и принялась помешивать ложечкой кофе.
Три телефонных звонка не потребовали много времени. Я вернулся в бар и принялся за кофе.
— Зачем мы сюда пришли, большой человек? — с явной насмешкой спросила Эллен.
Покончив с кофе и отодвинув чашку, я поинтересовался:
— Вы когда-нибудь пекли хлеб?
Ее красивые брови удивленно приподнялись.
— Да, но очень давно.
— Припоминаете, как действуют дрожжи?
Только ее глаза были видны над чашкой, и через секунду в них мелькнуло понимание смысла моего вопроса. Ни слова не говоря, она кивнула мне и попросила заказать еще чашку кофе.
У парня, который вошел в бар, были маленькие мышиные глазки и слабая растительность над верхней губой. Помятая клинообразная шляпа, сдвинутая набок, была немного велика для него, а запачканные краской брюки распространяли запах мусорных ящиков.
— Хэлло, Педро, — сказал я и кивнул бармену, чтобы он пододвинул еще один стул к нашему столику.
— Хотите выпить? — осведомился я у Педро.
— Нет. Питье не нужно.
— Денег?
— Нет. Я ничего не хочу от вас. Мне сказали, чтобы я пришел. Я пришел. Что вам нужно?
— Садитесь.
— Я не сяду.
Я взял его за руку и заставил сесть.
— Садитесь и слушайте.
Эллен закусила губы и с нескрываемым возмущением взглянула на меня.
Я улыбнулся ей и сказал:
— Он из тех людей, которые вам по душе, Эллен. Вы любите их защищать, используя свое влияние на подонков вроде Собела.
— Продолжайте, Дип. Вы делаете великие дела с беззащитными людьми, которые заведомо честнее вас.
— Благодарю, крошка. Я продолжу. С каждым вашим словом я все более убеждаюсь в том, что вы действительно будете безмерно радоваться, когда меня убьют. И вот наш друг Педро может иметь немалое значение в развитии событий по вашей схеме. Не так ли, Педро?