— Тем более я должна оставаться здесь и видеться с ним каждый день, — упрямо повторила Вэл.
— Не думаю, что доктор Густав хочет, чтобы ты виделись с ним каждый день, Вэл.
— Он не может мне этого запретить.
Трэверс задумчиво посмотрел на свои большие, ухоженные руки.
— Извини, дочка, но я должен тебе сказать, Крис может стать буйным.
Вэл встала и подошла к окну. Она долго стояла спиной к отцу, думая свои невеселые думы. Чувство беспредельной жалости охватило неподверженного эмоциям магната, но он решил настоять на своем.
— Ну, не упрямься, дорогуля. Давай, упаковывайся. Время не ждет.
Дочь резко повернулась к отцу. Решимость в ее глазах поразила его.
— Доктор Густав действительно сказал тебе это?
— О том, что он может стать агрессивным? К сожалению, да. Если ты настаиваешь на посещениях Криса, то знай, что не сможешь видеться с ним наедине.
— Не понимаю. Мы же столько времени проводили вдвоем. Разве сейчас что-то изменилось?
— Боюсь, что так. То, что с ним произошло — опасный симптом. При его повреждениях мозга вполне вероятно, что при повторном помрачении рассудка он может накинуться даже на близкого ему человека. По правде говоря, я сам толком не понимаю этих психиатрических тонкостей. Но Густав сказал, что у него может развиться синдром убийства. Ты сможешь видеться и говорить с ним только в присутствии сиделки или дюжего медбрата. Тебя это устраивает?
Но Вэл упорно стояла на своем.
— Я буду с ним видеться при любых обстоятельствах. Я остаюсь.
— Бедняжка! Неужели ты его так любишь?
— Да, папа. Люблю и ничего не могу с этим поделать. Думаю, что если бы я была на его месте, он бы тоже не покинул меня. И не будем больше говорить об этом. Своего решения я не изменю.
Огорченный отец встал и с сожалением посмотрел на дочь.
— Ну, что ж. Тогда мне пора. Полечу двухчасовым. Не пропадай, держи меня в курсе. Не знаю, что ты будешь делать здесь одна. Может быть ты хочешь, чтобы к тебе приехал кто-нибудь из Нью-Йоркских подруг? Хотя что я говорю. Ты справишься сама, как всегда это делала…
— Не беспокойся, отец, справлюсь. И сейчас мне лучше побыть одной. Все равно тебя мне никто не заменит.
— И на том спасибо, — невесело усмехнулся отец. — Но помни, что я всегда с тобой.
— Спасибо, папа. Я знаю.
По ее печальному, но тем не менее непреклонному, лицу Трэверс с горечью осознал, что его попытка заменить ей Криса, вернуть дочь в свой большой пустой дом и зажить так, как когда-то, когда она любила только его одного, провалилась.
Ли Харди был известной полиции личностью. Террелл и Беглер знали его как неразборчивого в средствах выжигу, владельца сомнительного заведения, принимавшего по телефону ставки на бегах, и содержателя притонов, где процветали проституция и азартные игры. Но этот ловкий малый, сколотивший солидное состояние, умудрялся действовать в рамках закона, и его никак не удавалось поймать на явном мошенничестве или привлечь к суду за непозволительный рэкет.
Террелл и Беглер вошли в просторный офис Харди на 17 авеню. Смазливая блондинка с игривыми глазами, сидевшая перед батареей телефонов и принимавшая ставки, когда Харди был на треке, сказала, что шеф уехал домой всего лишь пять минут назад.
Полицейским ничего не оставалось, как только выйти на жаркую улицу, сесть в свой автомобиль и быстро помчаться на Бейшор-Драйв, где на крыше небоскреба находилась четырехкомнатная квартира Харди, выходившая окнами на Бискайнский залив.
Дверь открыл сам Харди — высокий, начинающий полнеть мужчина с водянистыми голубыми глазами. Загорелый, темноволосый, с ямкой на подбородке, он был неотразим для любительниц больших доз мужской плоти.
Увидев полицейских, на лице которых было написано мало удовольствия от встречи с ним и явно читалось: «мы здесь при исполнении», Харди расплылся в широкой деланной улыбке, обнажив два ряда ослепительно белых зубов, которых, казалось, было больше, чем это отпущено природой другим людям.
— О, начальник! Какой приятный сюрприз! И сержант Беглер с вами. Заходите. Раньше вы не удостаивали посещением мое скромное жилище.
Полицейские прошли в большую, обставленную дорогой мебелью и коврами гостиную, выходившую прямо на веранду, с которой открывался прекрасный вид на залив. Одна стена была полностью застеклена, и под стеклом можно было разглядеть всевозможные виды прекрасных орхидей разных цветов и оттенков, составлявших как бы естественный живой ковер. Весь декор гостиной был выдержан в белых и лимонно-желтых тонах. У противоположной стены, опершись на мраморную полку камина, в картинной позе стояла прекрасно сложенная высокая девушка. Ее иссиня-черные волосы доходили до золотисто-бронзовых открытых плеч. Одна ее упругая грудь безупречной формы была бесстыдно обнажена, а вторая спрятана под белой легкой накидкой, воздушными складками ниспадавшей до пола. Она была похожа на какую-то египетскую или малоазийскую богиню, сходство с которой еще больше подчеркивало экзотическое строение лица — привлекательное, но уж слишком сложное, невольно наталкивающее на мысль о пекинесах.
— Это — Джина Ланг, — представил ее Харди. — Она заботится о моем кровяном давлении. Меряет и, если надо, стравливает.
Довольный шуткой, он расплылся в белоснежной, многозубой улыбке-вспышке.
— А ты, Пекки, слегка прикройся. Эти джентльмены из полиции, познакомься: начальник Террелл и его помощник сержант Беглер.
Девушка оглядела полицейских с ног до головы, независимо повела голым плечом, маленькой узкой рукой, взяла со стола стакан джина с тоником, уселась на софу и уставилась в окно.
— Итак, джентльмены, что будем пить?
— Ты знал Сью Парнелл? — спросил Террелл казенно-полицейским тоном.
На какой-то миг улыбка слетела с лица Харди, но он быстро вернул ее на место. Однако Терреллу и Беглеру сразу стало ясно, что вопрос в лоб застал Харди врасплох.
— Сью Парнелл? — переспросил он, пытаясь выиграть время. — А что, я ее должен знать?
Джина повернула голову и пристально посмотрела на Харди. Казалось, что ее черные глаза видят насквозь.
— Не тяни резину, — рявкнул Беглер. — Это же твоя девка.
— Ох, да. Огонь былой страсти, который давно погас. Вы не сказали, что будете пить.
— Его окончательно погасили прошлой ночью, — сказал Террелл, не сводя с Харди тяжелого взгляда.
На этот раз улыбка покинула его лицо на гораздо более продолжительное время.
— Убита? Сью? О, боже! Кто это мог сделать?
Игра Харди не произвела на полицейских никакого впечатления. На «Оскара» он явно не тянул.
— Где ты был прошлой ночью? — спросил Террелл, в то время как Беглер сел и деловито раскрыл блокнот.
— Надеюсь, вы не думаете, что это я ее пришил? — воскликнул Харди, переводя растерянный взгляд с капитана на сержанта и обратно.
— Вопросы задаю я, — перебил его Террелл. — Твое дело отвечать!
— Где я был прошлой ночью? А где я мог быть прошлой ночью? — забегал он глазами по сторонам.
Потом подошел к софе и сел рядом с Джиной, как бы ища у нее поддержки.
— Да, ну конечно же… Я был здесь… Разве не так, Джина?
Джина спокойно отхлебнула из своего стакана. Она задумчиво посмотрела на дружка чуть раскосыми глазами, по которым невозможно было что-нибудь прочитать. Полицейские заметили, как напряженно ждет он ее ответа.
— Разве? — лениво протянула она. — Прошлой ночью? Откуда мне знать, что ты делал прошлой ночью?
— Но вспомни, Джина, — взмолился Харди. — Позволь мне тебе напомнить. Часов до восьми мы с тобой смотрели ту пленку, которую я снял, когда мы были в Ки-Уэсте. Потом, примерно с час, я в ней кое-что подправлял, а ты слушала стерео. Мы просмотрели исправленный вариант до начала одиннадцатого, поиграли в «трик-трак» на джин. Ты еще трижды выиграла. Потом легли в постель…
Джина расслабленно посмотрела на Террелла, потом на Беглера, и, наконец, на прижавшегося к ней коленом Харди.
— Единственное, что я помню, так это то, что мы легли в постель, — с пьяной улыбкой произнесла она. — С тобой такое не забывается.
Харди перевел дух с видимым облегчением. Он поглядел на Террелла с видом «ну что с ней поделаешь» и опять обратился к своей подруге.
— Послушай, Пекки. Это очень важно. Эти джентльмены хотят знать, где я был и что я делал прошлой ночью. Ты — моя единственная свидетельница. Так скажи, был ли я здесь с тобой с половины восьмого вечера и до утра?
После томительной для Харди паузы Джина, наконец, выдала:
— Да, правильно. Был. Теперь я это помню совершенно отчетливо.
Харди повернулся к Терреллу.
— Итак, я был здесь. Так что же случилось с Сью, ради бога?
Террелл смерил Харди неопределенным, но определенно ничего хорошего не сулившим взглядом. Такое алиби он не любил больше всего. Его невозможно было проверить. Ни подтвердить, ни опровергнуть.
