Вошел Мо с бокалами на подносе.
Макс рявкнул на него:
— Черт побери, не появляйся здесь, пока тебя не спросят!
Мо с изумленным видом поставил поднос. Он быстро вышел. Пат и я сели за стол.
Патси еле слышно прошептал мне на ухо:
— Наш Макси совсем спятил.
Я кивнул поверх своего бокала.
Косой сыграл несколько мелодий на гармонике. Макс молча курил. Потом он встал и подошел к шкафам. Открыв дверцу, стал набирать комбинацию цифр. После этого со вздохом вернулся к столу и взялся за бокал.
Выпив все до дна, Макси улыбнулся:
— Прости, что был так несдержан, Лапша.
Я кивнул и сказал:
— Все в порядке, Макс.
Он почесал в затылке.
— Не знаю, что со мной творится, — сказал Макс со слабой улыбкой. — Наверное, мне надо немного отдохнуть. Я чувствую себя слегка на взводе.
— Нам всем пора отдохнуть, — вставил Косой.
— Верно. Как только закончим это дело, устроим себе отпуск.
Мы с Патси обменялись многозначительными взглядами.
— Эй, Косой, — позвал Макси, — иди сюда и выпей с нами.
Косой послушно бросил играть и подошел к столу. Он сел и начал не спеша пить виски.
— Я считаю, что надо поскорей припрятать деньги, как нам посоветовали в офисе, — сказал Макс.
— Ты уже подыскал нам какой-нибудь склад? — спросил я.
— И да и нет, — ответил он небрежно. — Мы решим это завтра. У меня есть на примете несколько хороших местечек. В любом случае, чем быстрей мы снимем со счетов деньги, тем меньше нам придется беспокоиться по поводу людей из налоговой полиции. Предлагаю, ребята, собрать всю капусту завтра утром и сразу покончить с этим делом. Согласны?
В Максе появилось что-то от его прежней обаятельной манеры. Мы одобрительно кивнули.
— Наши деньги будут в надежном месте. По крайней мере, мы сможем выкинуть эту проблему из головы. — Он задумчиво пыхнул сигарой. — Потом я сосредоточусь на деле с Федеральным банком. Нам осталась всего пара дней, чтобы решить все проблемы.
— Так скоро? — Я решил сделать последнюю попытку. — Послушай, Макс, мне кажется, что в нашем положении просто глупо связываться с ограблением.
— Почему? Что ты видишь глупого в ограблении? Мы занимались этим с самого начала, верно? — Он бросил на меня холодный взгляд. — И были лучшими в своем деле, разве не так?
— Правильно, но теперь все обстоит по-другому, — возразил я. — До сих пор мы делали неплохие деньги. Все эти годы Синдикат платил нам по пятьсот баксов в неделю. — Я вытащил блокнот и сделал подсчет. — С учетом болтушек, игральных автоматов, похоронного бюро и прочих мелочей в год мы зарабатывали по сотне штук на брата. Это совсем не пустяки. Так зачем нам рисковать? Разве так поступают хорошие бизнесмены, Макс?
— А с чего ты решил, что я бизнесмен? Интересно, где бы я сейчас был, если бы с самого начала боялся рисковать? Да и вы все тоже? Вы были бы помощниками на передвижных прачечных, — сердито выпалил он мне в лицо.
Он встал и прошелся по комнате. Он уселся на свой трон. Это сразу придало ему вид уверенности и превосходства. Он развалился в большом кресле. Он откинулся на спинку и скрестил ноги. Посмотрев на потолок, он выпустил в воздух дым. Потом его взгляд спустился к нам.
— Что касается меня, то те двести штук, которые завтра я положу в сейф, для меня просто дерьмо. Не говоря уже о том, что мы потратили на них слишком много времени. — Он наклонился вперед и ткнул в меня пальцем. — Не забывай, что при этом мы все время рисковали. — Он ударил себя в грудь. — Не забывай и про то, что только я, и никто другой, запланировал все эти успешные дела, точно так же, как я распланировал дело с Федеральным банком. Черт побери, почему я должен объясняться и извиняться перед тобой за все, что собираюсь предпринять?
Он смотрел на меня со злобой. Могу поклясться — или мне это просто показалось? — что в эту минуту он щелкнул пальцами Косому и сделал ему знак играть. Во всяком случае, Косой вытащил гармонику и заиграл как безумный.
Макс откинулся в кресло и указал на меня:
— Ты, Лапша… ты стал слишком смело вести себя со мной. Ты должен выполнять мои приказы…
Я встал; я не знал, что мне делать. Я чувствовал себя маленьким и слабым в своей поношенной одежде. Мне пришла в голову дикая идея — будто Макси ждет, что я встану на колени перед его троном и попрошу прощения.
С чего я это взял? Может быть, на меня подействовал вид его большого кресла? Или на меня произвела впечатление величественная фигура самого Макси? Я выкинул из головы эту нелепую мысль, но поймал себя на том, что стою перед ним, низко склонив голову, и бормочу извиняющимся тоном:
— Ладно, ладно, Макс, ты здесь капитан. Лучше я пойду к себе и сменю эту грязную одежду.
Он отпустил меня надменным жестом:
— Хорошо, но завтра утром приходи сюда раньше одиннадцати. Я хочу избавиться от этих чертовых шкафов; они загромоздили всю комнату.
Я пробормотал: «Ладно, Макс» — и вышел из комнаты, чувствуя, что все нервы у меня натянуты, как струна.
Приняв душ, я лег в пижаме на кровать и стал думать о предстоящем ограблении. Может быть, Макс знает, что делает? Может быть, ему известен некий трюк, благодаря которому все получится? Всегда найдется какой-то способ. Почему Федеральный резервный банк должен быть исключением? Господи, если он возьмет такой банк, это станет действительно событием. Самое крупное ограбление в истории. Мне досталось бы не меньше миллиона баксов. Господи, целый миллион! Я мог бы уйти на покой. Что бы я стал делать с миллионом баксов? Путешествовать по всему миру. Спал бы со всеми красивыми женщинами в каждой стране. Делал бы это систематически, не пропуская ни одной расы и национальности. Коллекционировал бы все цвета и типы женщин на земном шаре. Останавливался бы в лучших отелях. В Турции я задержался бы подольше. Я много слышал о турецких женщинах. Интересно, смогли бы они меня чему-нибудь научить? Я самодовольно улыбнулся — вряд ли. Я бы курил опиум, то там, то здесь. Я покупал бы только самый лучший и в любых количествах. Господи, я забыл о Еве. Когда я вернусь из путешествия, то поселюсь вместе с ней. Мы поженимся.
Но чем, черт возьми, я занимаюсь? Лежу и мечтаю, как потратить миллион, которого у меня никогда не будет. Ограбление Федерального резервного банка — это самоубийство. Макс спятил. У нас нет одного шанса на десять миллионов, что мы выберемся оттуда живыми. Двадцать автоматов за стеной превратят нас в холодные гамбургеры прежде, чем мы успеем взять хоть один мешок. Черт побери этого Макса. Никто не может его переубедить. Ограбление Федерального банка стало его манией еще в те времена, когда он был ребенком. Я надеялся, что за эти годы Макс о ней забыл. Но она засела в нем, как неизлечимая болезнь, как раковая опухоль, которая будет все расти и расти, пока не убьет его, а вместе с ним и нас.
Он не станет никого слушать. Никого? Вот черт, почему же я не подумал об этом раньше! Этот сукин сын должен послушать Фрэнка. Он выполняет его приказы. Тут не может быть никаких сомнений. Я расскажу обо всем Фрэнку, и он решит эту проблему. Фрэнк может справиться с кем угодно. Почему до сих пор это не приходило мне в голову? Я с облегчением вздохнул. Я подошел к телефону и набрал номер офиса. Сердце у меня колотилось. Дьявольское невезение. Фрэнка не было в городе. В офисе не знали, где он. Фил тоже уехал. Не поможет ли мне кто-нибудь другой? Нет, другие ни черта не смогут сделать. Я сидел в унынии и нерешительности, не зная, что предпринять. Может быть, просто уехать? Покинуть город, отправиться к Еве? Не выйдет. Они решат, что я струсил. Кроме того, если сейчас я уеду, то уже навсегда. Больше не будет легких денег; мне придется исчезнуть — куда? Нет, так не пойдет. Я слишком привык к этой легкой жизни, к Нью-Йорку и старому доброму Ист-Сайду.
Может быть, Фрэнк уехал в Новый Орлеан? Где-то он должен же быть. Если понадобится, я просижу на телефоне всю ночь, пока не свяжусь с ним. Я позвонил в Новый Орлеан. Я нервно ходил по комнате, ожидая, пока мне ответит оператор. Прошло десять долгих минут. В Новом Орлеане мне ответил Дадли:
— Его здесь нет; попробуй Хот-Спрингс.
Я позвонил в Арканзас. Я наорал на оператора, потому что он соединил меня с задержкой в несколько минут, которые показались мне слишком долгими. Фрэнка там не было. Мне ответили:
— Попробуйте Чикаго.
Попробовать Чикаго? Я был близок к панике. Для меня это вопрос жизни и смерти, а они отвечают таким безразличным тоном. Они не торопятся, как будто им все равно, свяжусь я с этим парнем или нет. Но где, черт побери, он может быть? Это моя последняя надежда. Я должен его найти. Я в ярости теребил рычажок телефона, охваченный бессмысленной злобой. Я перепугал своим голосом телефонистку, потребовав соединить меня с Чикаго.
Я застонал, когда Фишетти из Чикаго ответил мне:
