— Ты где, ёжик? Ух ты, хорошая моя! Знаешь, я так соскучился, что, наверное, вечером к тебе нагряну! Ты как, примешь путника? Ну, тогда целую губки сладенькие мои! Покапока!
Витёк спрятал трубу в карман, воровато огляделся вокруг и отошёл к кустам отлить.
Когда он вернулся к машине, Володя уже сидел за рулём.
— Ну что — автопробег продолжается, Командор? — спросил Карытин, залезая в салон. Толстый кивнул и глянул на часы:
— В двенадцать с Шуриком договорились в Ялте на автовокзале встретиться. Опаздаем немного. Ничего — подождёт, — и он нажал на газ.
Карытин порылся в отделении для перчаток, в надежде найти хоть какую-нибудь кассету.
— Слышь, перец! А чего, этот жлоб-продавец не мог тебе хоть одну кассетку с музыкой оставить?
Костров поморщился и доложил:
— Да у него такая шняга была, что я сам брать не захотел. В Ялте можно будет музыкой затариться. Или у Санька Длинного что-нибудь тиснуть… Витька, опустив немного спинку сидения, поинтересовался:
— Длинный — это тот самый твой корифан, про которого ты столько ужасов наговорил, когда мы с тобой в Киев тарахтели? Кстати — просьба к тебе: про наши дела, включая твою новую тачку, не будем пока распространятся, окей? А по жизни он кто?
Толстый улыбнулся, припомнив свой рассказ:
— Да не бзди — он клёвый чувак! Сейчас в Москве в каком-то умном журнале темы толкает.
А в Ялте у него вся родня — мама и бабушка. Вот он изредка и врывается в Крым — деньжат там им подкинуть, то да сё…
Толстый стал осторожно обгонять гружённый ракушечником «камаз», медленно ползущий на крутом подъёме. Совершив обгон, он глянул на датчик температуры, удовлетворённо кивнул и продолжил:
— Саша Длинный — это кадр ещё тот! С виду — интеллигентнейший очкарик со своими странными представлениями о мире. Философскую диссертацию накропал. Матфак, опять же, вместе со мной закончил. Зарабатывает неплохо в столице. Но стоит ему хрюкнуть как следует — святых выноси! Ментов пытается грузить. К девкам навязчиво пристаёт. Да не к просто одиноким блядушкам привязывается, а выбирает обязательно таких девиц, чтобы с кавалерами. И желательно, ему весьма, чтобы их спутниками были огромные головорезы.
Только таких и выбирает, стервец. Иначе, говорит, куражу мало. А тут ещё на беду года два тому назад, на какое-то восточное единоборство стал, гад, ходить. Теперь стало ещё веселее — гниздит друзей различными подлыми приёмчиками. Кувыркается, как бешенный, вбок.
Володя издевательски посмотрел на озадаченного Витька, который внимательно его слушал, и ехидно спросил:
— Ты случайно не знаешь на кой болт нормальному человеку вбок кувыркаться? Вот и я не в курсе… — он хихикнул. — О чём это я? Так вот… Теперь наш Шурик набивки какие-то садистские на своих близких знакомых отрабатывает. Потом люди, которые имели неосторожность с ним нажраться, по месяцу ходят с синими от зверских ударов этого грёбанного ушиста, руками. И это в лучшем случае. А так — душа-человек, последнюю рубаху с себя снимет… и пропьёт. Шучу. Ты чего такой сурьёзный-то стал, Корыто?
Витёк задумчиво поскрёб подбородок, покрытый трехдневной щетиной, и осторожно заметил:
— Ни хрена себе, интеллигент! Так что, может нам лучше с ним не пить?
Володька, видно что-то припомнив, хмыкнул:
— Гы… Да ладно тебе — не бздо! Нормально всё. Будет сильно куралесить — мы от него сбежим. Я уже не раз так поступал, когда он меня до печёнок доставал.
Витька укоризненно покачал головой. Потом всё-таки улыбнулся и попросил:
— Слышь, Толстая годзилла! А в каких случаях надо ноги от этого академика делать? Я хочу, на всякий случай, в курсе быть, когда надо дёру давать.
Толстый, припоминая, почесал затылок и стал рассказывать.
— Ну, к примеру, такая история. Как-то попросил Саша меня в Симферополе его встретить с поезда. А я тогда машину, кстати тоже «девятку», всего месяца три как водил. Короче, не очень уверенно себя за рулём чувствовал — просекаешь? Так вот, ладушки, говорю ему по телефону, встречу.
Подваливает, значица, Санчоус с огромным твёрдым чемоданчиком, типа «дипломата», но большим таким. Всё чин чинарём. Я говорю ему, мол, поехали ко мне в Евпатор бухать. Потому как до симферопольского вокзала я ещё нормально доезжаю, а по самому городу пока с опаской перемещаюсь. Навыков вождения ещё твёрдых нет.
А Длинный мне в ответ и говорит:
— Давай ненадолго к одному моему другу заскочим. Мы с ним бутылочку портвейна разопьём — и потом сразу к тебе!
Мне это сразу не понравилось. Вот — ты, к примеру, молодца — в машине не пьёшь, когда рядом такой же неслабо желающий выпить чел за рулём сидит. А некоторым это трудно втолковать. Тем более, что у Саши, слава богу, ни прав ни машины до сих пор нет. Однако деваться особо некуда — Саня корифан всё-таки близкий. Из самой Москвы, опять же, притарахтел. Пришлось мне уважить старичка.
Поехали мы к его другу, который, как оказалось, является главным редактором какой-то модной симферопольской газетёнки. Ну, вычислили-то мы его быстро. А вот бутылочку портвейна эти два шизика решили распить на улице Училищной, на самом верху города — знаешь такую? Стали друг друга убеждать, что, мол, там прекрасный вид на весь город открывается, и прочая культурная муть, которая всегда предшествует у этой интеллигентной публики перед диким нажираловом.
Понятное дело, эти два дурика в очках (кстати, Андрей, который Сашин друг, тоже очки носит) взяли две, с позволения сказать, бутылочки по ноль семьдесят пять. Ну, ладно, думаю — две так две. Я-то уж Длинного знаю — ради распития одной бутылки в такую даль он бы ни за что не поехал. Хоть там внизу Ниагарский водопад будет, а не то, что занюханные красоты Симферополя.
Поехали. Всю дорогу эти пассажиры что-то тёрли о возвышенном и мудрёном. Какие-то ялтинские философские семинары… Что-то о Хайдеггере… Япония… всемирные тезисы, и прочая муть, которая завсегда, опять таки по моим наблюдениям, является необходимой прелюдией у этих умников к серьёзному забуху с мордобоем.
Наконец добрались мы. И ребятишки первую бутылочку портюшика в течение минут четырёх убрали из рассмотрения. Философы, что поделаешь… Второй пузырь пойла продержался чуть подольше, минут так десять, причём ни один из любителей симферопольских пейзажей на них так и не взглянул. Всё верно — на хрен оно им надо, когда на дне стакана с портвейном такие виды!
Потом упросили меня эти гаврики Андрея в редакцию побросить. Заодно посмотреть на его место работы, и уж потом — сразу домой. Железно.
Поехали обратно. Уже по пути в редакцию Шура потихоньку стал задираться. Типа, почему так медленно едем, что за херотень? Уже пару раз в ответ на какие-то серьёзные подачи Андрея, Длинный ответил в своём излюбленном изысканном стиле:
— А вас я попрошу не пиздеть!
Чем вызвал у главного редактора вполне объяснимое неудовольствие. Короче, ещё в машине обстановка стала тревожной. Нет — ну, ты прикинь, Витяй — я-то трезвый! И водить плохо умею к тому же! Но это всё были цветочки.
В здании редакции втроём мы в лифт не влезли. Какой-то лифт одноместный попался. Я пошёл на пятый этаж пешком, а два приятеля, о чём-то увлечённо споря, поехали на лифте. Каково же было моё удивление, когда: во-первых — я почему-то добрался до пятого этажа раньше лифта, а во-вторых, когда этот лифт всё-таки доехал, и двери его открылись, эти два философа валялись там на грязном заплёванном полу с красными от натуги лицами, и пытались друг друга придушить. Очки у обоих Диогенов отсутствовали, рубахи выбились из штанов, а галстук у Андрея выполнял совсем неожиданную функцию петли, которую Шурик ловко намотал на руку, и, практически из-за неё, выигрывал сражение.
Короче, Витяй — не поверишь: их еле разняли испугавшиеся до полусмерти работники редакции. Девушки, в основном. Очки главного редактора оказались растоптанными в пыль.
Шуре повезло больше — его чичи уцелели, только немного треснули. И он тут же с видом победителя водрузил их себе на нос.
Потом была выпитая мировая. Потом ещё. И тут я понял, что Саша сегодня в Евпатор со мной не попадает. Каким-то чудом мне удалось уволочь его в машину. Вот тут-то и начался настоящий цирк. Сначала этот «десперадо» стал на светофоре, когда я останавливался на красный свет, стучать в закрытые стёкла стоящих рядом машин. А было это, замечу, в те замечательные времена, когда в Симферополе на простой косой взгляд в иномарку запросто могли ответить очередью из «калаша».
Но разгулявшемуся Саше было всё трын-трава! Он щедро показывал водителям факи направо и налево; изловчился метким плевком из окна попасть в голубя, мирно разгуливающего на обочине, затем, наконец, попытался выйти на ходу из машины. А когда я, на полной измене, его просто пинком вышиб из салона на железнодорожном вокзале, всунув ему в руки его чемодан, планка старого монстра философии осыпалась окончательно.
