И чтобы прозреть, надо стать самому мошенником. Принимая условия игры, нужно оттачивать свой профессионализм ночного вора. И красть мы будем не золотые дукаты — настоящий вор не опустится до столь грубого подобия своего ремесла. Представьте, например, как интересно украсть последнюю надежду?
Или смошенничать на излишней откровенности? Чужие тайны — самое сладкое блюдо для опытного воришки.
Вопрос наказания и возмездия оставим всем прямым и бесхитростным — они не умеют различать фальшивое от настоящего. Поэтому они завязали глаза своей богине правосудия. Если снять повязку с её глаз — ничего не изменится — она всё равно слепа как табуретка.
И вот я опять достаю свой нож и верёвку, и иду на дело. Моё дело…
* * *
Только одна мысль согревает меня сейчас — я всё сделал своими руками.
* * *
Нет слов. Есть только ощущение пустоты. Нет ни ветра, ни бури.
В самых дальних глубинах души таится древнее спокойствие, к которому мы все и стремимся.
Возможно, там таится смерть. Она манит и ужасает. И чем более необузданны и фантастичны желания, тем мертвее и спокойнее становится дно твоей сути. Там на каждый вопрос есть чёткий ответ — "Не знаю".
И сколько не беги от него, всё равно вернёшься обратно. Этот ответ и есть божество, поставленное на страже кошмарного видения, что кажется тебе познанием.
Я больше не хочу ничего знать. Я насытил себя узнаванием и повторением.
Я не хочу вина, что мгновенье назад было водою. Я разграблен самим собою, и свою печаль мне некому поставить в вину. Я так и не научился обвинять себя. В моих глазах это нечто среднее между слабоумием и лицемерием. Пожалуй, я устал…
Спойте, сны мои, мне немного старых песен… Я хочу проснуться, и повторять целый день знакомые слова.
Я стал королём страны без жителей, — они в ужасе отшатнулись от меня. Я готов отдать свой трон первому встречному бродяге, но, увы, для этого ему надо сначала найти моё пустое королевство. Никто не хочет властвовать над пустотой. Все хотят чего-нибудь.
И шепчу я себе долгими бессонными ночами: "Ты устал, мой друг, от ран, нанесённых себе собственным клинком. Ты отравлен собственным ядом. Тебе необходим отдых".
Но если я когда-нибудь очнусь от оцепененья, я возьму крепкий осиновый кол, и вобью его в грудь вампиру, что укусил меня во мраке ночи.
Надеюсь, моя рука не дрогнет.
* * *
Если тебя начали мучить сомнения в самом себе — ты выбрал неверный путь.
Правильная дорога всегда насыщает уверенностью. Любые вещи и явления — есть созданная тобой необходимость. Но сомнения в себе ведут к гибели.
* * *
Передо мной лежит пустыня, на которой уже не взрастить ничего. Эта бесплодность — есть результат моего беспредельного отказа от человеческой пищи. Я теперь научился не перекатывать во рту эту привычную жвачку, смешанную на обычаях и предрассудках.
Я познал огнь издевательского зелья над всем привычным и устоявшимся. Люди ненавидят и презирают меня за то, что я говорю им правду о себе. Пожалуй, они побили бы меня камнями, скажи я им правду о них самих. Но разве я жесток, открывая глаза слепцам?
Разве не они умоляют в каждой своей сказке или пословице: "лучше горькая правда, чем сладкая ложь"? Или это не эти же люди судят за лжесвидетельство и карают за прелюбодеяние, защищая семью и презирая чувства?
Я видел смерть и любовь. Но они не оставили ни царапины на камнях моей пустыни. Я видел страдания ближнего, но холод царил в моём взгляде.
Я предал кого смог — друзей, любимую, саму веру, во что бы то ни было.
Но нет ни сожалений, ни голода, который заставил бы меня в муках пожирать слёзы раскаяния. Я не знаю, на что мне смотреть, глядя вовнутрь. Там ничего не осталось. Внешний мир выжег всю мою наивную игривость, и, увы, не глядеть мне сегодня на этот мир детскими глазами философа.
Я наивно мечтаю вернуть себя, вернуть навсегда. По крупицам собирать утраченное в новой разорённой стране — вот мой теперешний удел.
Бедный маленький Кай, играющий острыми льдинками во дворце собственной глупости…
Странных причуд не ведая,
день заморочит голову,
всё, что любил, то предал я,
только уже по-новому…
"В скверне жить сладко. И все живут. Только одни скрывают это, а я говорю в открытую…."хохочет старый Карамазов…
И многоголосое людское эхо неслышно вторит ему…
* * *
Тибетские мудрецы утверждают, что охлаждённый кипяток, который простоял сутки, превращается в яд.
Никогда не меняй своего первого обдуманного решения. Вторичный, кажущийся более глубоким, анализ — это всегда "вторая свежесть".
* * *
Неужели мы ещё что-то творим? Или мы переделываем без конца чужие мысли и открытия, придавая им новый блеск, иной оттенок?…
Мир людских судеб растёт. Но чувства укорачиваются, сны убыстряются и растерян нынешний человек перед самим собой. Страшен становится ему мир одиноких размышлений.
Привычка к публичности и отрешённости в процессе добывания пищи делает современного человека совершенно беспомощным на просторах дикой пустыни самосозерцания.
То там, то тут вспыхивают костры самосожжения растерявшихся людей. Это горят их невыраженные страсти и озарения, сжигая заодно и благополучные сытенькие тела.
Это горит их стыд в момент сиюминутного осознания собственного бесплодия, взращённого своими же руками.
Это пылают их недосмотренные сны, убитые будильниками и утренними телевизионными анонсами.
Все крепости взяты и разрушены — руины окружают нас. И над всем этим величием всепланетного поражения витает призрак Духа.
Он взывает к новым битвам в бесконечности.
Он громко хохочет, вселяя ужас и веру в бессмертие.
Он собирает новое войско, чтобы увести его в ночь…
* * *
Каким я хотел бы видеть себя изнутри?
Переменчивым и непредсказуемым… Дождь, вьюга. Грязь в овраге. Молнии и засуха. И зелень травы в мокрых каплях… Солнце в обрамлении гаснущих звёзд и Ледяной период длиной в дыхание.
Месть и жестокость, разбавленная слезливой чувственностью и предательством. Напор и смирение, вонзённое в похоть и сладострастие мгновенья. Обезьяний хохот и погребальный костёр воина… Чёрт знает, какой кошмар с пьяной радугой на хребте. Неслыханное самобичевание с кинжалом за пазухой. Герой, уводящее в трясину дружественное войско.
Каким я хотел бы смотреться снаружи?
Как море в солнечную безветренную погоду.
Я никогда не достигну этого.
Как это всё нехорошо…
* * *
"Действительно, господа, — ужасно невесело!.."
… Когда последний Ужас ворвётся в мою душу…
Когда я всхлипну порванной тетивой над своей могилой…
Когда небо нарисует всю красоту моих заблуждений…
Тогда пусть всё моё мужество не оставит меня равнодушным к этой любопытной картине! … когда к собственной смерти начинаешь относиться с умеренным интересом, наступает твоя истинная зрелость…
И когда новые мысли раскладывают передо мной во всей наготе….
(Здесь текст обрывается. Дальнейший материал философского эссе "Путь из Бездны" был расположен на страницах, с одной стороны которых были размещены репродукции гравюр Гойи "Пляски Смерти". Эти листы Марина вырвала и сожгла…)
-
-
-
Чёрное покрывало накинуто на мозг. Остро ощущается конечность жизни, её бесполезность и унылость. Страха смерти нет, есть страх чего-то большего. Всё тело в липком поту. Тремор не оставляет ни на минуту. Глядя в зеркало, не узнаёшь лица. Когда трогаешь его руками — не ощущаешь. Страшно даже на миг закрыть глаза. Очень страшно резко оглянуться. Слабость во всём теле. Конечности влажные и холодные. Кажется, что не проснуться — счастье. Но когда пытаешься заснуть, тело размазывается как глина по скользкому пространству. Удерживать его в рамках привычных ощущений тщетно. Понимаешь ужас небытия. Предчувствуешь, что полного твоего уничтожения не произойдёт никогда. Вспоминается ад. Но там нет ни чертей, ни костров. Там только ты. Совершенно один. Без тела и без души. Только ты. Навсегда.
