Все качнулось и тяжело поплыло перед моими глазами. Я видел ее хрупкую, разметавшуюся фигуру, белую полосу тела между сбившейся желтой майкой и бледно-голубыми джинсами, подвернутый внутрь носок длинной ноги в светлой плетеной босоножке. Валявшиеся рядом ключи от машины, темную неровную поверхность асфальта, по которому медленно и густо пробиралась красная кровь, заполняя мелкие ямки. И почему-то начищенные черные ботинки Гоши с запыленными каблуками. Это все было не со мной. И не с ней.
Мне показалось, что кто-то грузно давил мне на плечи. Я опустился рядом с Ириной, убрал с ее бледного фарфорового профиля светлую прядь рассыпавшихся волос, коснулся пальцами гладкой кожи на впалой щеке и взял ее за легкую, прохладную неподвижную руку с ярким красным маникюром.
— Мы выстрелы услышали, прибежали, а тут, вот… — донесся до меня откуда-то издалека голос Гоши.
Я не слушал. Что-то по-прежнему клонило меня вниз, и я лег рядом с ней на жесткую землю, обняв ее за плечи, как это всегда раньше делала она, прежде чем заснуть. Я вдохнул тонкий запах роз от ее волос, почувствовал грудью мокрое, понял, что ее кровь пропитала мне рубашку, и закрыл глаза.
И все будто оборвалось во мне. Словно умерло. Я не очень хорошо помню, что было потом. «Скорая помощь», милиция, носилки, многочасовые допросы. Как вы здесь оказались? Вы ее друг или сожитель? Я ее друг или сожитель. Сегодня она должна была переехать ко мне. И раздавленная горем мать.
Вечером, отключив все телефоны, я один лежал у себя дома, уставясь в потолок невидящим взглядом. Я не мог ни говорить, ни двигаться, ни думать. Временами что-то вспыхивало внутри, я начинал спорить не то с ней, не
то с самим собой, доказывал и убеждал, потом спохватывался, что это ничего не меняет, и бросал.
— Андрей Дмитриевич! — услышал я снизу робкий голос охранника. — Тут к вам человек приехал!
— Я же сказал, никого не пускать! — пробормотал я. У меня не было сил злиться. Мне даже дышать было трудно от невыносимой тупой тоски.
— Он уже вошел, — виновато проговорил охранник.
— Братан, это я, — раздался тревожный голос Быка, и через минуту он возник на пороге комнаты. — Как ты?
Я стиснул зубы и посмотрел на него почти с ненавистью. Он был бандит. Один из тех, кто… Он сразу все понял.
— Братан, это не мы, клянусь! — торопливо проговорил он, прижав руку к груди. — Собирайся, поедем разбираться!
На сей раз он был на спортивной «БМВ» и сам сидел за рулем. Я не стал брать охрану, и мы вдвоем молча летели на сумасшедшей скорости по ночной трассе. Нарушая все возможные правила, мы ворвались в город и с визгом затормозили у Служебного входа в ночной клуб.
Несколько бандитов уже поджидали нас.
— Привезли? — коротко осведомился Бык.
— Внизу, — ответил один из них, оглядываясь по сторонам.
— Звоните человеку! — бросил Бык, и мы вошли внутрь.
Все в той же комнате без окон, у стола сидел бледный и осунувшийся Собакин. Увидев нас, он нервно вскочил и, протягивая руку, метнулся навстречу.
— Что-то случилось? — спросил он севшим от волнения голосом. Его кадык дернулся. Синие глаза смотрели отчаянно. — Мне сказали, срочно!
Бык, не отвечая на приветствие, прикрыл дверь, подвинул стул к стене и сел. Я последовал его примеру. Собакин еще некоторое время постоял посреди комнаты, потом растерянно опустил руку и вернулся на место.
— Я не понимаю, — пробормотал он, шмыгнув носом. Ему никто не ответил. Воцарилась гнетущая тишина.
— Что-то не так? — сделал еще одну слабую попытку Собакин. И снова его вопрос повис в воздухе.
Бык откинул голову назад и прикрыл глаза, словно задремал. Я смотрел на Собакина, который пальцем рисовал на столе какие-то фигуры. В тяжелом, напряженном молчании мы провели не меньше пятнадцати минут.
Потом дверь открылась, и в комнату грузно шагнул Ильич. При виде его огромной неспешной фигуры, на лбу у Собакина сразу выступила испарина. Непослушными руками он хотел закурить, но зажег сигарету не с того конца и тут же погасил ее в пепельнице.
— Ну? — обратился к Собакину Ильич, глядя на него своим неподвижным стальным взглядом. — Говори.
— Что происходит? — пролепетал Собакин. — Тут какое-то недоразумение… Мне сказали, что есть разговор, я приехал… — Он осекся и сглотнул.
Лицо Ильича оставалось непроницаемым, каменным.
— Сколько ты отдал за нее? — холодно осведомился Ильич.
Глаза Собакина широко распахнулись.
— За кого? — воскликнул он. — О ком ты говоришь, Сережа?
Не отвечая, Ильич повернулся к Быку и едва заметно кивнул. Бык вздохнул и достал из-за пояса пистолет. Будничным движением он снял его с предохранителя и взвел курок.
Лицо Собакина потемнело от ужаса. Его рубашка сразу взмокла, и мне показалось, что я чувствую его липкий запах.
— Кровищу потом отмывать! — проворчал Бык. — Вот чего я не люблю в этом деле.
Не вставая со стула, он лениво поднял пистолет.
— Не стреляй! — крикнул Собакин сорвавшимся голосом. — Двенадцать тысяч! Я отдал двенадцать тысяч долларов!
— Много, — задумчиво прокомментировал Ильич. — Кому?
— Косте! Косте! — выкрикивал Собакин. Бык все еще держал его на прицеле. — Ее охраннику! Он сам предложил. Он хотел ей отомстить! Костя! Она его выгнала! Обманула! Как и меня!
Колени и руки у него дрожали.
— А за Хасана? — размеренно и монотонно продолжал допрос Ильич, не сводя с Собакина взгляда.
Я не ожидал такого вопроса. Если бы Ильич не был бандитом, он был бы следователем.
— Хасанова не я… заказывал! — прошептал Собакин еле слышно. Но он лгал. И это все видели.
Бык вздохнул и начал вставать. Собакин сорвался с места и отскочил к стене.
— Двадцать тысяч! — взвизгнул он. — Не надо стрелять! Пожалуйста!
— Тоже Косте? — снова подал голос Ильич. Собакин что-то прохрипел и торопливо закивал.
— Рассказывай! — коротко приказал Ильич. Собакин обеими руками вытер пот с лица.
— Костя, он в спецназе служил, — сбиваясь и путаясь в словах, частил Собакин. — В Чечне. Он Хасанова ненавидел. Он думал, что у него самого с Ириной что-то получится… Она ему нравилась! Косте. Хасанов ему мешал! Костя… Он ко мне пришел и рассказал, что у Хасанова с моей женой… Хасанов же меня кинул, вы знаете! И еще с женой… Что мне было делать? Что?! А Косте деньги были очень нужны… У него долги были. К нему приезжали люди. Двадцать тысяч — это для него огромные деньги! Он таких не видел! Он сказал, что все устроит сам. Он же профессионал. Я ничего не знал. Где и когда. Я ведь даже не заказывал, чтоб убили. Я просто денег дал. Как взаймы! — Он прервался, облизнул белые, засохшие губы и вновь вытер мокрое лицо, по которому непрерывно струился пот.
— Дальше, — сказал Ильич.
— А потом она меня хотела убить! Она охотилась за мной! Устроила покушение! Убили моего водителя. Меня ранили в бок! Вот здесь. Он рванул на груди рубашку, и мы увидели под ней больничный бандаж.
— И ты, козел, выломился в мусорню! — брезгливо усмехнулся Бык. — Кинул на нее заяву!
— Я боялся! — оправдывался Собакин. — У меня ребенок! Водителя же убили! Меня бы тоже убили! Она же не остановилась бы! Она же была сумасшедшая! А потом мне опять позвонил Костя…
— Врешь! — не выдержал я.
Бык посмотрел на меня с укором.
— Я не помню, кто кому позвонил, я, правда, не помню, — забормотал Собакин. — Костя был злой на нее. Он ее ненавидел! Я же ни при чем. Я не убивал! —У него на глазах появились слезы.
— Он тебя сдаст! — уверенно заявил Ильич.
— Кто сдаст? — ахнул Собакин. — Костя? Почему он сдаст? Зачем ему меня сдавать! Я же ни при чем!
— Его завтра же возьмут! — жестко сказал Бык. — Трясти всегда с охраны начинают. Это вы, лохи, думаете, что самые хитрозадые. Этому Косте один раз с рук сошло, а тут не получится. Тут все понятно. А как разок прессанут в хате, он тебя сольет. А может, тебя сначала закроют. Тогда ты его сольешь.
Собакин был близок к обмороку. Он стоял, не двигаясь, часто дыша открытым ртом. Мысль о том, что он сам может оказаться в камере, парализовала его.
— Где сейчас Костя?! — деловито спросил Ильич.
— Я не знаю. Дома, наверное. Он уехать хотел… Ильич молча посмотрел на Быка, и тот глазами показал, что понял.
Некоторое время Ильич размышлял.
— Значит, так, — решил он наконец. — Оставишь себе квартиру и машину. Остальное отдашь! Ты с него получать будешь? — Ильич повернулся ко мне.
Я молча покачал головой.
— Отдашь нам, — заключил Ильич. — Бык к тебе завтра пришлет людей. Ты понял?
— А как я буду жить? — пролепетал Собакин. — На что?
— Ты жить будешь, — недобро усмехнулся Ильич. — Это уже много!
— А почему машину-то оставить? — возмутился Бык. — Машина тоже пригодится!
Ильич бросил на него выразительный взгляд. Тот вздохнул и неодобрительно покачал головой.
