Этот витязь бедный никого не спас.
А ведь жил он в первый и последний раз…
Р. Рождественский
Роман частично основан на реальных событиях, хотя некоторые имена изменены.
Часть первая
ВОЛШЕБНЫЙ ВЗГЛЯД
Это был самый обычный венский фиакр, запряжённый парой каурых лошадок, он ничем не отличался от сотен своих собратьев, день и ночь трудолюбиво перемещавшихся по улицам одной из самых блестящих столиц мира. Он не проделывал никаких рискованных манёвров из тех, на которые так охочи русские извозчики, наоборот, даже среди себе подобных казался воплощением флегматичности. Катил себе, не торопясь, по обсаженной каштанами аллее (кроны кое-где уже тронуло первыми робкими мазками осеннее золото).
Молодой человек в сером костюме, судя по всему, ничего не имел против этой покойной рысцы, поскольку кучера ни разу не поторопил. Он сидел в напряжённой позе, поставив меж коленей трость с массивной серебряной рукояткой и, судя по его нахмуренным бровям, был погружен в размышления. Внимательный наблюдатель и знаток человеческой природы безошибочно сделал бы вывод, что обуревавшие молодого человека мысли никак нельзя отнести к разряду весёлых и легкомысленных, — но наблюдателя такового в фиакре, разумеется, не имелось, и молодой человек в сером мог не заботиться о придании себе внешней невозмутимости, оставался озабоченным и серьёзным.
Он уже достаточно хорошо изучил Вену и знал, что они едут в пригород, где обитают люди отнюдь не бедные. Впрочем, это было бы ясно и несведущему: изящные каменные беседки по обе стороны аллеи, утопающие в зелени особняки… Следовало признать, что профессор Клейнберг, безусловно, не принадлежит к тем нищим гениям, что ютятся где-нибудь в мансарде или сыром подвале, с яростной надеждой ожидая благосклонного взгляда Фортуны. Несомненно, Фортуна известнейшего электротехника давно и щедро изволила одарить благосклонностью.
Фиакр миновал ресторан «Верре». У молодого человека было достаточно времени, чтобы рассмотреть заведение во всех деталях: возле бело-жёлтого здания стоят в ожидании хозяев лакированные экипажи, на открытой террасе вокруг каждого покрытого белоснежной скатертью столика суетятся по два, а то и по три официанта. Чуть поодаль, под раскидистыми липами, устроилась публика попроще, налегающая на сосиски и пиво, — а также имеющая возможность совершенно бесплатно наслаждаться долетающей из ресторана музыкой. Всё чинно, можно бы даже сказать, благолепно — ну, разумеется, немцы…
Когда фиакр делал поворот с главной аллеи, молодой человек вдруг встрепенулся и бросил внимательный взгляд назад. Кое-какие мысли у него появились, но их следовало проверить…
Фиакр остановился перед высокими ажурными воротами, в которые упиралась каштановая аллея. Справа, у калитки, виднелся небольшой домик привратника, в глубине немаленького парка возвышался респектабельный особняк из тёмно-красного кирпича, а ещё дальше располагались службы: каретный сарай, ещё какие-то флигеля. Положительно, толковому профессору в империи государя Франца-Иосифа жилось безбедно и даже роскошно.
Легко спрыгнув на землю, молодой человек в сером распорядился:
— Ожидайте, Густав. Сколько я там пробуду, пока неизвестно.
Густав, уже воткнувший кнут в специально предназначенное для него гнездо, по своей всегдашней привычке слегка кивнул и меланхолично ответил:
— Как вам будет угодно, майн герр.
И ссутулился на своём сиденье в истинно кучерской позе, привыкши к долгому ожиданию. Молодой человек, не теряя даром времени, решительно прошёл к высокой ажурной калитке и огляделся в поисках дверного молотка. Такового он не обнаружил, зато увидел широкую чёрную кнопку посреди белого фарфорового круга. Звонок был электрическим — ну, разумеется, следовало ожидать, что известный электротехник не будет отставать от прогресса. В отличие от императора и короля Франца-Иосифа, который, всему свету известно, остаётся чертовски консервативен: на автомобиле не ездит никогда и электрического освещения в своих резиденциях не заводит, предпочитая свечи, как встарь. Да и телефон в свои дворцы проводить не разрешает.
Молодой человек решительно придавил указательным пальцем кнопку, и в привратницкой явственно послышалась громкая, довольно мелодичная трель. Почти сразу же показался пожилой господин с бакенбардами весьма верноподданнического образца — в точности как у императора и короля. Он мог сойти и за владельца усадьбы, не будь настолько элегантен и безукоризнен. Как ни важно он выступал, в нём сразу всё же угадывалась свойственная именно вышколенным слугам предупредительность. Остановившись напротив визитера, он вопросительно глянул, ухитрившись без единого слова вопросить: «Что угодно господину?»
— Мое имя Глайд, я из Великобритании, — сказал молодой человек на неплохом немецком. — Господин профессор был так любезен, что назначил мне встречу на этот именно час…
— Сию секунду, майн герр, — сказал привратник.
Однако к калитке он и не прикоснулся — а вместо того, подняв руку, нажал кнопку второго звонка, установленного на стене привратницкой. На сей раз ни звука расслышать не удалось — звон определённо раздался в особняке.
Времени прошло мало, столько, что досчитать удалось бы не более чем до десяти. Входная дверь особняка распахнулась, показалась женская фигура в строгом коричневом платье с чопорным, старомодным воротником из желтоватых брюссельских кружев. Женщина двинулась к воротам неторопливой походкой знающей себе цену особы.
Перед мысленным взором молодого человека словно бы возникла бумажная карточка, исписанная аккуратным канцелярским почерком. Фрау Эльза Шикеданц, пятидесяти двух лет, домоправительница, некоронованная королева поместья, все бразды правления в её руках…
Повинуясь её взору, привратник учтиво распахнул калитку и произнёс пару фраз. Молодой человек не разобрал ничего, кроме собственной фамилии, слов «Гроссбританиен» и «герр профессор» — ну да, конечно, это и был знаменитый венский диалект, отличавший коренных уроженцев столицы, настолько отличавшийся от классического немецкого, что его не понимали порой даже чистокровные немцы.
Молодой человек вошёл и с легким поклоном остановился перед фрау Эльзой. Означенная особа взирала на него, словно невероятно строгая гимназическая классная дама — да нет, поднимай выше, так, словно подозревала пришельца в намерении похитить все серебряные ложки (а привратника — в соучастии злодейскому замыслу). Потом она произнесла несколько фраз на том же непонятном наречии и, убедившись, что гость её совершенно не понимает, соизволила перейти на более-менее понятный немецкий:
— Прошу вас. Господин профессор пребывает в лаборатории, как всегда в это время.
Молодой человек направился следом за ней по вымощенной тесаным камнем дорожке, кончавшейся у невысокого крыльца флигеля. Когда они достигли цели, домоправительница, выразительным взглядом велев гостю подождать, скрылась за дверью. Почти сразу же вернулась, кивнула:
— Вас просят.
И столь же величественно удалилась в сторону особняка. Молодому человеку пришло в голову сравнение с дредноутом, величаво рассекавшим морскую гладь. Он поднялся по ступенькам, прикрыл за собой распахнутую дверь.
И оказался в обширном помещении, занимавшем едва ли не всю внутреннюю часть флигеля. Зрелище представилось не из каждодневных: повсюду располагались столы и деревянные подставки, на которых красовались загадочные, никогда не виденные прежде гостем устройства и аппараты, которые он по недостатку опыта в электротехнике не мог ни опознать, ни назвать. Огромные чёрные катушки, увитые медными проводами, причудливого вида стеклянные лампы, никелированные (или просто отполированные до зеркального блеска?) шары на тонких стержнях, масса причудливых приспособлений, и всё это увито, связано, соединено толстыми кабелями, то одиночными, то образовывавшими целые пучки. Там и сям потрескивало, постукивало, пахло предгрозовой свежестью, горячей канифолью и ещё чем-то непонятным.
Справа вдруг что-то треснуло вовсе уж оглушительно, и не далее чем на расстоянии протянутой руки от гостя меж двумя шарами проскочила длинная фиолетовая искра длиной добрых пол-аршина. К стыду своему, он невольно отшатнулся.
— Ничего страшного, — послышался звучный, уверенный голос. — Остаточные явления, аппаратура отключена, так что шагайте смело. Сюда, молодой человек!
Слева, из-за непонятного стеклянно-металлического сооружения высотой в полтора человеческих роста показался высокий, коренастый мужчина, осанистый даже в непритязательной одежде; На нём были простые мешковатые шаровары, более подошедшие бы портовому рабочему, блуза с закатанными рукавами и кожаный фартук, делавший его похожим на кузнеца. Выглядит даже моложе своих шестидесяти пяти, могуч и кряжист, во всклокоченной шевелюре не так уж много седых прядей, а густые усы на манер бисмарковских и вовсе черны, как смоль. Без сомнений, профессор Клейнберг. Молодой человек видел фотографии.
