Профессор энергично поднял палец:
— Логически рассуждая, как учёный… Уж не наследник ли вы почтенного герцога?
— Пока что, — сокрушенно сказал молодой человек. — Именно — пока что. В нынешнем завещании именно я значусь единственным наследником, однако…
— Ну да, — понятливо кивнул профессор. — Всегда отыщется добрая дюжина других, пусть и дальних, но всё же родственников… Я вас правильно понял?
— Да, — сказал молодой человек с видимым унынием. — Хорошо ещё если только дюжина… впрочем, и полное отсутствие других кандидатов в наследники меня бы не спасло, дядюшка из тех людей, что в крайности способны оставить всё какому-нибудь обществу попечения над бездомными морскими свинками… Короче говоря, дядя, как многие наши джентльмены, человек эксцентричный… и заядлый коллекционер. Вот только собирает он, увы, не раковины, не медали, не старые дверные замки — а именно что заведомые технические химеры.
— Перпетуум-мобиле? — усмехнулся профессор.
— Всё гораздо печальнее, — отозвался молодой человек. — Перпетуум-мобиле, то есть вечный двигатель, существует в сотнях разновидностей. А дядюшка собирает именно что уникальные химеры. Существующие в единственном экземпляре. У него, например, почётное место в коллекции занимает «атмосферофон, вызывающий дождь с помощью магнетическо-оптических колебаний»…
— Размеры? — деловито осведомился профессор.
— Примерно в четверть этой комнаты, — сказал молодой человек. — Он даже работает, герр профессор. Да-да, представьте себе: приводится в действие паровой машиной в полторы лошадиных силы, ужасно воняет газолином, грохочет и воет, там вращаются разные зеркальные диски, причудливые кривошипы и прочие шестерни… — Он уныло закончил: — Вот только дождь, понятно, с её помощью не удалось вызвать ни разу. Но в этом-то дядюшка и видит ценность данного аппарата, полагая его жемчужиной коллекции. Это единственная в своём роде техническая химера, понимаете? Есть в Британии два почтенных джентльмена, попытавшиеся в последние годы тягаться с дядюшкой, — но их коллекции решительно уступают. И уж конечно, у них нет ничего, способного потягаться с «магнетическим атмосферофоном». Оба джентльмена ужасно этим огорчены и надеются, как это водится среди коллекционеров, подставить дядюшке ножку, перебежать дорогу при первом же удобном случае.
— И вы хотите сказать, что ваш дядюшка прослышал…
— Ну да, разумеется! — воскликнул молодой человек. — Один из его секретарей только тем и занят, что следит за британской и европейской прессой, чтобы выискивать сообщения о возможных жемчужинах… О Штепанеке много писали европейские газеты…
— И совершенно зря, — угрюмо бросил профессор.
— Я согласен, вам виднее… Но я ведь рассматриваю всё со своей колокольни… Одним словом, дядюшка узнал о дальногляде — и конечно же возжелал его иметь у себя в коллекции. В том случае, разумеется, если это и вправду химера.
— Молодой человек, — внушительно произнёс профессор, — я понимаю, что вы не специалист в электротехнике… но готовы ли вы довериться специалисту? — Он тонко усмехнулся: — И собрату по гвардейской кавалерии, пусть и отставному…
— Разумеется, профессор.
Вставши, с треском распахнув дверцы шкафчика, профессор извлек оттуда целую стопу бумажных листов, покрытых, как успел заметить молодой человек, сплошь математическими формулами и какими-то загадочными знаками. Сверкая глазами, топорща бисмарковские усы, потряс этой кипой в воздухе.
— Вот вам, извольте! Математика, физика, электротехника… С помощью обширного аппарата последних достижений всех трех наук я пытался доказать Штепанеку, что его изобретение — химера. — Он швырнул бумаги назад и шумно захлопнул дверцу. Вернулся за стол, в некоторой задумчивости наполнил стопки. — Ну, если уж соблюдать полную научную объективность… Сегодня это химера. В далёком будущем, быть может, идея аппарата и может быть претворена в жизнь… но никак не сегодня. Сколько лет или даже десятилетий пройдет, прежде чем удастся преодолеть нынешние преграды, я не знаю. Но могу вас заверить: долго, очень долго это изобретение останется бесполезным.
— Простите, но меня это только радует, — решительно сказал молодой человек. — Дядюшка послал меня в Вену, чтобы я приобрёл для него аппарат Штепанека. Между нами говоря, этот почтенный джентльмен — причудливая помесь сатрапа с маленьким капризным ребенком. Он живет этой идеей, поверьте. Он считает, что обязан заполучить аппарат, пока его не опередили два соперника, о которых я упоминал. И если меня постигнет провал… Мне достоверно известно, что оба дядюшкиных соперника то ли отправили уже своих людей в Вену, то ли собираются это сделать в самом скором времени. Мне ясно и недвусмысленно дали понять: если я вернусь с пустыми руками, завещание не только будет переписано в пользу другого лица, но и мое прежнее содержание выплачиваться более не будет. Иными словами, я становлюсь нищим. Вы прекрасно представляете, что такое гвардейская кавалерия, — в ней невозможно служить, не располагая собственными средствами, и немалыми. Так что поверьте, профессор: это и в самом деле вопрос жизни и смерти. Для меня лично. Без всяких преувеличений, лишившись дядюшкиной поддержки, мне остаётся только пустить пулю в лоб. В другом качестве я себя в этой жизни не представляю.
— Чёрт знает что, — сварливо сказал профессор. — Это какой-то авантюрный роман, право слово…
— Это Великобритания, профессор, — с вымученной улыбкой произнёс молодой человек. — Эксцентричность, традиции, незыблемые устои… Я не имею права вернуться с пустыми руками. То есть вернуться-то я могу, но всё последующее…
— Бедный мальчик… — с непонятной интонацией протянул профессор. — В вашем деле вы угодили в нешуточный переплет… Ну, давайте тогда выпьем за удачу… Она вам необходима, я вижу.
Покорно осушив чарку — опять-таки с конногвардейской бравадой — молодой человек, поставив стопку, сказал с угнетённым видом:
— Теперь вы сами видите, что положение мое безвыходное…
— А известно ли вам, юноша, что Штепанек намерен потребовать за свой аппарат прямо-таки сногсшибательные суммы? До меня доходили известия, что он намерен просить полмиллиона золотом… неважно, в какой именно валюте. Это его идея-фикс: полмиллиона золотом…
Бледно улыбаясь, молодой человек сказал:
— Дядюшку и такая сумма не испугает… поскольку не причинит его состоянию особого расстройства.
— Ого! — фыркнул профессор. — Представляю размеры наследства…
— Не представляете, профессор, — печально сказал молодой человек. — Не представляете, простите… — Он изобразил, что захмелел ещё более. — Пещера Али-Бабы… Я не корыстолюбив, просто это наследство — единственная возможность для меня сохранить прежнее положение в обществе, а значит, и саму жизнь…
— Чёрт возьми, вы меня расстроили, — сказал профессор. — Мы, немцы, сентиментальная нация, я начинаю принимать близко к сердцу ваше отчаянное положение… Но чем, собственно, могу помочь?
— Помогите мне отыскать Штепанека, — сказал молодой человек. — Это единственное, о чём я вас прошу. Я всю оставшуюся жизнь буду вашим неоплатным должником…
ГЛАВА ВТОРАЯ
СТЫД — НЕ ДЫМ…
— Следовательно, вы сами его не нашли? — деловито поинтересовался профессор. — Ведь наверняка пытались?
— Ну разумеется, — сказал молодой человек. — Квартиру в Асперне, которую он снимал последние полтора года, Штепанек покинул. Куда он переехал, хозяин не знает — он не оставил адреса… Быть может, вы знаете, где он может оказаться?
Разглядывая его бесцеремонно и весело, профессор улыбался как-то очень уж хитро, это чувствовалось…
— Знали б вы, юноша, как вы все меня забавляете…
— Простите?
— Ну да, разумеется, откуда вам знать? Вы же не могли заранее сговориться… — В голосе профессора звучала неприкрытая ирония. — Видите ли, друг мой, вы — уже третий по счёту племянник эксцентричного английского аристократа, собравшегося купить для своей коллекции курьезов аппарат Штепанека. И шестой по счёту из всех визитеров, рыщущих в поисках Штепанека… Да, представьте себе. Именно так и обстоит.
Молодой человек остался невозмутим, но это было чисто внешне. «Этого следовало ожидать, — подумал он смятенно. — Пикантное положение…»
— Вы шутите, профессор?
— Никоим образом. Ну да, я понимаю: выдумка не лишена некоторого изящества. Эксцентричность британских джентльменов хорошо известна, от них чего угодно можно ждать. И вы трое пришли к этой мысли практически одновременно.
— Но я…
— Юноша, не пытайтесь врать, — сказал профессор наставительно. — Вы всё равно не успеете с ходу сочинить нечто убедительное, вам приходится импровизировать, а это нелегкая задача, я понимаю. Так что не пытайтесь уж вилять… Давайте лучше выпьем ещё по одной. В самом деле, вы, вместе взятые, доставили мне немало удовольствия, позволили развеяться, отвлекшись от тяжёлой и сложной работы. И я к вам отношусь вполне дружелюбно. Ну, что поделать, профессия у вас такая… Хотите послушать рассказ о ваших предшественниках?
