Гений столичного сыска - Евгений Евгеньевич Сухов

Записки придворного сыщика

© Сухов Е., 2024

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024

Бывшее здание Сената в Кремле, где ныне размещается Судебная палата и Московский окружной суд, видно издалека. Особенно если смотреть с Красной площади близ Сенатской башни. А все благодаря мощному куполу трехэтажного здания, венчающемуся столпом с царской короной и надписью «ЗАКОНЪ».

Кто-то, зная или догадываясь, что под куполом здания находятся судебные учреждения, пройдет себе мимо, что вполне объяснимо: лучше вовсе ничего не знать про все эти присутственные места, посещение которых отнюдь не добавляет радости. Другие, увидев столп с символом царской власти и означенной надписью, уверятся, что закон превыше всего. Даже власти царя… Запамятовав о том, что даже в свете новых веяний наступившего века царская власть и есть незыблемый закон…

Судебный следователь по важнейшим делам Иван Федорович Воловцов, направляясь в приемную своего непосредственного начальника председателя Департамента уголовных дел Судебной палаты статского советника Геннадия Никифоровича Радченко, не думал ни о законе, ни о царской власти. Он вообще не думал ни о чем таком серьезном. Мысль его была предельно проста: как бы не повстречаться с судебным следователем Караваевым, человеком, по его мнению, весьма неприятным. А все потому, что из-за лености и тугоумия Караваева несколько непростых дел, находящихся в его производстве, были переданы Воловцову. Не случись этой передачи, следствие так и осталось бы незавершенным. Непонятно, куда смотрит руководство. Давно бы надлежало гнать этого Караваева из Департамента уголовных дел Судебной палаты взашей! Возможно, прокурор Московской судебной палаты его превосходительство Владимир Александрович Завадский так бы и поступил, поскольку на дух не переносил лентяев, если бы тот не имел знатного покровителя – Владимира Даниловича Караваева, сенатора и тайного советника.

А еще Ивану Федоровичу подумалось, что наверняка после трехнедельной вакации [1], с таким трудом им выпрошенной, ему наверняка подсунут какое-нибудь гиблое дело. Уж в этом-то будьте уверены!

В приемной председателя Департамента уголовных дел Судебной палаты никого не было. Кроме секретаря, конечно, молодого франта с тоненькими усиками под длинным носом, важно сидевшего за своим столом. Он поздоровался с Иваном Федоровичем и, приняв сосредоточенное выражение, занялся бумагами на столе. А может, просто делал вид… Все эти секретари при больших господах – с хитрецой и преисполненные какого-то тайного величия.

До десяти часов дня оставалось несколько минут. И вот когда малая стрелка напольных часов указала на десять часов, а большая уверенно расположилась на цифре двенадцать, комнату наполнили глухие торжественные удары, двери приемной отворились, и вошел румяный Радченко Геннадий Никифорович, непосредственный начальник коллежского советника Воловцова.

Радченко был на несколько лет старше Ивана Федоровича и имел чин статского советника, что, впрочем, не мешало им быть накоротке и обращаться друг к другу на «ты». Надо признать, что с начальником Воловцову повезло: Геннадий Никифорович был человеком благоразумным, грамотным, знающим свое дело обстоятельно и до мельчайших тонкостей.

– Прибыл, значит? – спросил он по-дружески, взглянув на Воловцова.

– Так точно! – по-военному ответил Иван Федорович.

– Ну, тогда заходи. – Радченко прошел в кабинет, оставив двери открытыми.

Воловцов вошел следом и сел на стул, ожидая, пока статский советник разденется и уберет верхнюю одежду в громоздкий шкап, стоящий у входа.

– Как отдохнул? – Радченко метнул на Воловцова взгляд и чуть заметно усмехнулся: – Как здоровье тетушки?

– Да все слава богу, она ведь… – начал было отвечать на вопросы начальника Иван Федорович, но Радченко его перебил:

– Наслышаны мы о твоем рязанском деле. Значит, ты для этого отпуск себе вымаливал, чтобы в соседней губернии убивцев и поджигателей на чистую воду вывести? А говорил, устал, передых требуется… Ох, хитер! – Он слегка погрозил подчиненному пальцем. – Тебе здесь работы не хватает, так ты там решил себя проявить? Вот что значит Воловцов – не человек, а кремень! Не может без работы сидеть. А вообще, молодец, хвалю!

– Так получилось, – тоном виноватого ученика произнес Воловцов. – А разве Рязань не входит в состав округа нашей Судебной палаты? – поднял Иван Федорович свой взор на статского советника.

– Входит, входит, – насмешливо произнес Радченко и, уже не скрываясь, усмехнулся: – Так для тебя же все равно границ не существует. Ты покуда его превосходительству Владимиру Александровичу доложись, что на службу вышел вовремя и в полной готовности. Может, наш генерал [2] тебе чего ладного посулит или чего дельного скажет, – продолжал хитро улыбаться Геннадий Никифорович. – А то мы боимся, что ты всех убивцев по округе отловишь и другим ничего не оставишь. Наверняка подберет для тебе дельце, достойное твоего масштаба!

– Геннадий Никифорович, но ведь я же…

– Ладно-ладно, не благодари, иди уж!

– Нет, я не о том. Я хотел сказать…

– Хочешь, чтобы я подобрал? Какой ты все-таки, Иван Федорович, злой на работу! Хорошо, так и быть, подберу для тебя новое дельце. Как раз такое, какое, кроме тебя, вряд ли кто сумеет раскрыть. Думаю, ты останешься доволен.

Судебный следователь по важнейшим делам Воловцов вышел из кабинета Радченко слегка озадаченный. По тому, как это было сказано – «новое дельце», – Иван Федорович понял, что его опасения насчет «гиблого дела», похоже, небезосновательны…

Окружной прокурор Московской судебной палаты действительный статский советник Владимир Александрович Завадский, кавалер семи орденов, включая орден Святой Анны второй степени, встретил Воловцова с распростертыми объятиями. Сказано, конечно, образно. Ежели выразиться более приземленно, то, завидев Ивана Федоровича входящим в кабинет, Завадский поднялся, вышел из-за стола и даже сделал несколько шагов навстречу Воловцову, что должно было означать особое к нему расположение, протянул сухощавую ладошку:

– Вот он наш герой… Какой молодчина! Рад, рад, Иван Федорович!

Владимир Александрович предложил Воловцову присесть и вернулся за свой огромный стол, занимавший едва ли не четверть кабинета. Действительный статский советник Завадский часто был придирчив, скрупулезен и считал себя обязанным быть в курсе всего происходящего в обоих гражданских и уголовном департаментах палаты. Вследствие этого он периодически докучал своим подчиненным всяческими проверками, часто заставляя их писать различного рода отчеты, доклады и рапорты по поводу и без. Характер окружной прокурор имел нервический и по-стариковски тревожный, и зачастую не без вредности. Его норов усугублялся еще и тем, что, разменяв год назад седьмой десяток, Владимир Александрович рассчитывал в скором времени получить почетное и достойное