Федор Сухов - Красная палата

Я вчера была у кума,
Увидала Аввакума.
Аввакум ходил-похаживал,
Бороду свою показывал.
Борода-то длинным
Раздождилась ливнем,
По всему по раннему
Спящему заречью
Расшумелась бранною,
Непотребной речью.
По такому поводу,
По такому случаю
Никакую бороду
Больше я не слушаю.

(Из окна своей избы.)
Слопал бес. И не оставил косточек,
Духа не оставил человечьего.
Пожалеть бы, да жалеть не хочется,
За язык сама себя повесила.
Вытянула длинный свой язычище,
Клюнула на дьявольскую удочку…

С нас со всех когда-нибудь да взыщется,
Долго не гулять коню без удержу,
Без уздечки не гулять, без оброти.

Закрутило утицу
В крутояром омуте.
Укачало озеро
Молодого селезня,
Все оно березово,
Солнечно разведрилось.
Встрепенулся селезень,
Громко крикнул утицу…
А мы просо сеяли,
Рассевали у лесу.

Марковна,
Схожу-ка я на улицу,
Подышу ромашками да кашками.

Аль какую заприметил утицу?
Аль обольстился сказками?

Бабьей дурью маешься. Не сказками —
Скоморошьими я обольстился песнями.

Расщедрись, весна,
Днями красными,
С речного дна
Взыграй перстнями,
Росой смочи
Ветку-веточку,
Подбери ключи
К лету-летечку!

Не гром гремит
И не дождь идет,
Аввакум шумит,
Бородой трясет.

Подобру, без злого умысла
К вам пришел я, слуги бесовы.
(Обращаясь к одной из прихожанок.)
Что ты, умница-разумница,
Что не тешишь себя песнями?
Что не радуешь нечистого
Скоморошьим наваждением?
Али кровушка вся выстыла
От греховного радения?
Так ли говорю, Прасковьюшка?

Слово попусту не молвится,
Издрожалась, изболелась кровушка,
Вся-то я — как упокойница.
На могилки голосить пойду.

                                Не велено,
Мертвых полошить не надобно.
Ты смотри, как весело, как зелено,
Как господь землицу-то обрадовал!
По его всевышней милости
Каждой твари по заслугам воздано.

(Подходя к Аввакуму.)
Аввакум, отколе смог ты вылезти
Наподобье червяка навозного?

Чирей на язык тебе, безбожнику,
Жалкому исчадью адову!..
(Размашисто крестится.)
Яблоньки цветут… Как по снегу
Я хожу и сердце радую.
Упаси меня, о господи,
От греха, от духа подлого
И от сатанинской гордости
Нечестивца бесомордого,
Удержи от искушения…

Аввакум, ты не удержишься,
Не найдешь себе спасения
От зазывной песни девичьей.

(Голосит на кладбище.)
Не ужился с иволгой соловушка,
Что-то не слыхать его, залетного.
Голова ли ты, моя головушка,
Не ищи ты больше зелья приворотного.
Не томи, не изводи себя бессонницей,
Неприкаянной не убивайся странницей.
Во поле трава по ветру клонится,
Что с травою, что с зеленой станется?
Резвые утихнут колокольчики,
Над дорожной отзвенят обочиной,
Хрустнут бедные дитячьи косточки
Под косой, безжалостно наточенной.
Никуда-то от косы не денешься,
Никуда-то от нее не скроешься.
Красная себя сгубила девица,
Сгасла зоренька за дальнею околицей.
Потемнело, свечерело поле чистое,
Облилось оно росой студеною,
Чтоб трава, как реченька речистая,
Пала в ноги ветру полуденному.
Чтоб коса еще жаднее зарилась
На мою на травушку-муравушку,
Чтоб туманом, как водою, залило
Землю всю от краешка до краюшку…

Спать пойду.

                Иди да не сворачивай
К молодым ромашкам на обочину.

Без указа твоего собачьего
Разгляжу дорогу
К дому отчему.

Нет, не разглядишь. Очутишься,
По веленью моему окажешься
Там, где крякает ночная утица,
Где русалочья вскипает кашица.
В озере, на кочке на лягушечьей
Будешь петь свою заутреню,
Будешь звать под тальниковой кущицей…

Не твою ль лодчонку утлую?
Не твоей ли бесомордой милости
Буду кланяться я, кучаться?

Господи! Когда успела вырасти
Эта ивовая кущица?
И вода, когда она нахлынула?
Яблоневым белым цветом вспенилась,
Неуемных соловьев да иволог
Колдовское расплескала пение.
Будто вправду взволновалось озеро,
На меня, на грешного, разгневалось,
Ну а я — я вроде с острова
Зрю разгневанную невидаль.
Зрю я ивовую кущицу,
Небо зрю над этой кущицей,
Слышу — петуха аль курицу? —
Петухом пропела курица.
Быть беде. Тут не Протасова,
Не его тут прихоть видится, —
Дьявол вздумал позлорадствовать
Над речушкою извилистой.
Над моей смиренной Кудьмою
Вздумал сатана потешиться,
Норовит ударить в грудь мою
Острыми рогами месяца.
Стрелами пускает молоньи,
Бесперечь глаголят всполохи,
Будто поднятыми волнами
Пал нечистый прямо под ноги.
Порешил на мне он выместить
Злобу злючую, шипучую…
Я к твоей взываю милости,
Господи! Тебе я кучаюсь,
Проведи меня до колышка,
До незримого мной пряслица.
(Видит идущего по призрачной воде человека.)
Это, кто это?

                Прасковьюшка,
Это я хотела спрятаться.

От кого, скажи, родимая?

От ликующего месяца,
От его от света дивного,
Что в глазах моих мерещится,
Что мою холодит кровушку.

Всюду сатана злорадствует…
Ты спровадь-ко меня к колышку,
К моему родному пряслицу.
К Марковне моей. А Марковна,
Как воззрится, горемычная…
Знать, зоря восходит. Маково
По всему по небу выцвела.
А воды-то вроде не было,
Вроде я ступаю посуху.
Яблоньки цветут. И непогодь
К моему не липнет посоху.
Так ли говорю, Прасковьюшка?

Говорит, глаголет истина.

Значит, не сробела кровушка,
Значит, вся она не выстыла…

Входи, мой свет,
Прасковьюшка, входи,
Врата в храм божий всякому открыты.
Уж коий час я воздаю один,
Всевышнему творю свои молитвы.
Святому духу возношу свою
В грехах погрязшую живую душу,
Присягу нерушимую даю,
А глядь-поглядь,
Возьму да и нарушу.
Велик соблазн,
Хитер нечистый дух,
Везде свои он расставляет сети…

Ведь рек господь, как пропоет петух,
И ты забудешь о своем обете.
И не с того ли торжествует бес,
Что я взываю и радею всуе.
Неотвратимый, зримый мною перст,
Он на меня всечасно указует.
И, указуя, он глаголет: зри
Стези свои, заблудший человече,
В тартарары ведут твои стези,
Твои пустые, суетные речи.

Уж больно страшно баешь, Аввакум.

Себя страшу, дабы не ведать страха,
Дабы не дать нечистому врагу
Восстать из торжествующего мрака.
Дабы цветущих яблонь красоту
Не обращал он в пакостную лужу…
Я указующему говорю персту:
Великого обета не нарушу!

На улице-то сызнова красно.

Возликовало, устоялось лето.

Ходила я прогалиной лесной,
Давно такого не видала леса…
Неразговорчивый какой-то стал,
Какой-то тайной опечален думой,
Сомкнул свои зеленые уста,
Ни кленом не обмолвился, ни дубом.
К рябине подходила. А она
Не ворохнулась, горькая рябина.
Такая, видно, наша сторона,
Ее как будто молоньей убило.

Бог наказует за грехи. А грех
От человеков завсегда исходит,
От бога отступился человек,
Погряз в своем греховном огороде,
В своей гордыне дьявольской погряз.

Я только-только вылезла из грязи,
Нарошно будто, будто напоказ
Нечистый дух везде набезобразил,
Всю улицу изрыл, исколесил,
Дороги все избил, исколобродил.

Проложенные господом стези,
Они не сгинут ни в каком болоте.
Они сухими выйдут из воды,
Ходи, Прасковья, тропками сухими.

Ведь от своей-то не уйдешь беды,
Настигнет посуху и помокру настигнет.
Ой, Аввакум, какая страсть!!!