— Эх, и денек сегодня, товарищ майор! — восхищался шофер.
— Да, денек… — согласился Воеводин и вытер платком потный лоб.
Наконец показалось белое здание Краснорудской гидроэлектростанции. Майор на ходу сосчитал количество бычков плотины. Их было шесть.
— Стоп! — крикнул он шоферу, когда они поравнялись с электростанцией.
Выскочив из машины, Воеводин поспешил к дежурному инженеру.
— Какова толщина бычков вашей плотины? — без всякого предисловия начал он.
— Четыре метра, — ответил инженер, с удивлением смотря на майора. — Но зачем это вам?
— Одну минутку! — взволнованно произнес Воеводин и поспешно раскрыл блокнот.
Формулу расчета сосредоточенного заряда Алексей знал на память. На чистом листе блокнота он написал:
C = ?? R3.
C — это вес заряда. Воеводин обозначил его через икс и начал расшифровывать вторую половину уравнения. Ему был известен радиус бычка плотины: он составлял два метра. Кубическая степень его равнялась числу 8. Коэффициент альфа для бетонной кладки бычка при двухметровом радиусе был равен 3,5.
Каково же значение коэффициента бета? Воеводин задумался. Какой могла быть забивка и как расположена заряды? Несомненно, немецкие саперы должны были избрать самый верный способ: заряд в центре бычка и обязательно с забивкой. Тогда коэффициент бета должен быть равен единице.
Майор быстро заменил в формуле буквы цифрами:
x = 3,5 × 1 × 8 = 28 кг.
Это и был вес заряда, указанный в донесении обер-лейтенанта Гербста. Теперь не могло быть сомнений: он стоит на верном пути. Воеводин с облегчением вздохнул и тут только заметил, с каким изумлением смотрит на него инженер.
Все еще не объясняя ему, в чем дело, он попросил разрешения позвонить и побежал к телефону. В дверях почти столкнулся с капитаном Шубиным.
— Как, и вы здесь! — удивился Воеводин.
— Да, как видите, — ответил капитан. — Я хотя и не сапёр, но тоже почувствовал, что тут что-то есть. Кому звонить собираетесь?
— Дружинину, да и саперов своих хочу вызвать.
— Саперов вызывайте, а Дружинину я уже позвонил, — сказал Шубин.
Воеводин торопливо набрал нужный ему номер. Подошедшему к телефону командиру взвода приказал немедленно выслать на машине два отделения саперов…
Саперы прибыли первыми, за ними — Дружинин и Варя.
В нескольких словах Воеводин рассказал о своем намерении обследовать бычки плотины.
— Вы полагаете, что заминирована только плотина? — спросил его Шубин.
— Судя по указанному в донесении количеству и весу зарядов — да. Им, собственно говоря, и незачем было минировать здание электростанции — все равно оно без плотины никуда не годится. На всякий случай мы проверим, конечно, всю территорию.
— Мне непонятно одно, — заметил Дружинин-как же они заминировали плотину, когда она, так же как и электростанция, была взорвана нашими саперами при отступлении?
— А по-моему, тут все ясно, — ответил Воеводин. — Плотину взрывали наши саперы. Они учитывали, что рано или поздно нам же придется все это восстанавливать, поэтому взорвали только верхнюю часть бычков, а фашисты заложили мины в уцелевшую нижнюю часть.
— Тогда позвольте еще один вопрос, — продолжал Дружинин: — как получилось, что речь все время шла о заводах, а заминированной оказалась электростанция?
— И это объясняется просто. Ведь нам ничего определенного не было известно об объекте минирования. Мы только знали, что заводы находятся под угрозой взрыва. Так оно и было в действительности. Судьба заводов, в случае если бы они были восстановлены, зависела бы от состояния питающей их электростанции. Теперь это понятно, конечно, но для этого нам пришлось размотать весьма запутанный клубок.
— Выходит, Гербст неточно выполнил приказание Циллиха?
— От него и не требовалось точного выполнения, — заявил Воеводин. — Ведь Циллих поручил ему произвести минирование по собственному усмотрению.
Когда Дружинин с Шубиным отошли немного в сторону, Варя с тревогой спросила Алексея:
— Что же ты намерен теперь делать?
— Вскрою бычки и обезврежу взрыватели мин.
— Это опасно?
— Как тебе сказать…
Варя нахмурилась и строго прервала его:
— Только говори всю правду! Я хочу знать, опасно ли это.
— Опасно.
— Мина ведь должна взорваться, кажется, сегодня? Можно ли трогать ее в такой момент?
— Она может взорваться и через три месяца.
— Ты не отвечаешь на мой вопрос, Алексей. Разрешается проводить разминирование в такой критический момент?
— Видишь ли…
— Ты же всегда говорил мне правду, — снова перебила его Варя. — Разрешается разминирование?
— Не разрешается.
— И ты будешь разминировать ее сам?
— А кто же? — удивился Алексей. — Кому я доверю это дело? И как ты можешь меня спрашивать об этом?
— Не кричи на меня, — еле сдерживая слезы, прошептала Варя. — Я твоя жена и хочу знать, на что ты идешь. Это не значит, что я удерживаю тебя. Ты здесь лучший сапер, значит, тебе и идти на этот подвиг…
Между тем саперы обнаружили в нижней части бычков плотины неоднородность кладки. Прослушивание подозрительных участков пьезостетоскопом не дало никаких результатов, и Воеводин приказал осторожно проделать брешь.
Лишь спустя час во всех шести бычках удалось разобрать заделку. Когда все приготовления были закончены, Воеводин пробрался к первому бычку. В углублении его лежала мина замедленного действия. Она была заключена в желтый деревянный ящик. Он протянул к нему руки, но взял не сразу. Одного прикосновения могло оказаться достаточно, чтобы все мгновенно взлетело на воздух.
Конечно, было страшно. Но разве мог Воеводин допустить взрыв плотины, не попытавшись спасти ее? Разве он мог допустить, чтобы город снова погрузился во тьму, как в мрачные дни фашистской оккупации, чтобы остановились уже начавшие действовать предприятия и затормозилось восстановление краснорудских заводов?..
Собрав все свое мужество, с затаенным дыханием Воеводин осторожно приподнял ящик. Руки его дрожали, и он ничего не мог с этим поделать. Челюсти сами собой стиснулись, и на скулах вздулись мускулы. Во рту пересохло. Он опирался правым коленом о край выемки, проделанной саперами в стене бычка, левую ногу держал на выступе, почти у самой воды. Река, переливаясь через плотину, шумела за спиной, обдавая ее холодными брызгами, от которых мороз пробегал по коже.
Мина была теперь у него в руках, груз тянул его вниз, а Алексею нужно было сделать движение на себя, чтобы вытащить мину из ниши. Дорога была каждая секунда, но он будто окаменел от напряжения.
По заранее обдуманному плану, он должен был опустить мину на плотик, привязанный у основания бычка, и пустить его вниз по течению, чтобы саперы расстреляли мину из винтовок вдали от гидроэлектростанции.
Желтый ящик, который Воеводин держал в руках, был плотно закупорен, но майору казалось, что он отчетливо видит цилиндрический корпус взрывателя с завинченной до отказа крышкой, раздавившей ампулу с кислотой. Едкая жидкость, в течение трех лет разъедавшая металлический стержень, вот-вот должна была завершить свою долгую работу. Боевая пружина взрывателя расправит тогда стальные суставы, готовясь вонзить жало ударника в капсуль-воспламенитель…
Часы или секунды оставались до взрыва — узнать невозможно. Ясно одно: время до этого рокового мгновения сокращалось с каждым ударом сердца, бившегося все учащеннее.
Сделав над собой усилие, Воеводин стал медленно поворачиваться всем корпусом. Будто сведенные судорогой, окостеневшие руки, описав дугу, медленно вынесли мину из ниши. Теперь нужно было осторожно снять колено с упора и, выпрямив ногу, поставить ее на самый нижний выступ бычка.
То, что так легко проделал бы Воеводин без мины, казалось теперь почти неосуществимым. Тяжелая ноша все сильнее тянула вниз, нарушая равновесие. Скользили намокшие подошвы сапог. Рябило в глазах от быстро текущей воды. Хотелось разжать руки и бросить мину в воду, но майор, стиснув зубы, предельным напряжением воли подавил минутную слабость.
Плотно прижавшись боком к стенке бычка, Воеводин Медленно сполз вниз. Вскоре он уже сидел на корточках, и мина была теперь у самой воды. Не разжимая рук, майор осторожно опустил ее на плотик и тогда только перевел дыхание и рукавом гимнастерки вытер со лба холодный пот.
Остальные мины Воеводин извлекал уже спокойнее. Движения его стали решительнее, точнее. И хотя, поскользнувшись, он чуть было не упал в воду с третьей миной, уверенность в окончательной победе уже не покидала его. Только после того, как все было сделано, он почувствовал вдруг, что колени его подгибаются и руки трясутся мелкой, противной дрожью.
