плакат «Как надо работать по-ленински», который он тут же повесил на стене для всеобщего просвещения.
Платон сначала отнёсся к этому скептически, ибо, как и большинство людей, не любил менторский подход по отношению к себе и излишние нравоучения. Но, когда никого рядом не было, то он изучил плакат и пришёл к выводу о его полезности, приняв кое-что к своему сведению. Однако он также отметил, что интуитивно и безотчётно давно сам выполнял некоторые его советы, но некоторые советы были для него новы и даже стали откровением, и он молча взял их на вооружение. К тому же он весь этот месяц специально работал ударно, чтобы выиграть спор с мастером и доказать ему, что умеет и любит работать. Платон даже временно перестал посещать так понравившийся ему филиал заводской научно-технической библиотеки, в котором можно было найти переводные иллюстрированные материалы на любую военно-техническую тему. В ней он раньше пропадал всё своё свободное время и не только, открыв для себя неиссякаемый источник информации по вооружению стран мира, прежде сего США. И Кочет жадно тогда поглощал эту информацию, всё дальше углубляясь в неё, необыкновенно расширяя свой кругозор в этом направлении.
А вечерами он отдыхал. Хотя домой он приходил не уставший, а одухотворённый от выполненного за день опять большого объёма работ. Поэтому после ужина он или играл в футбол, или ездил погулять в Москву, иногда и в компании сестры, Павла и его сослуживца Коли Павленко.
Поначалу он, конечно, посетил свои родные с детства места, прогулявшись по Бульварном кольцу от Кировской на запад. Проходя около памятника А.С. Пушкина и вспоминая, как в детстве отец форсированным голосом читал им с сестрой его стихи, Платон опять увидел и светящуюся бегающую информационную строку на здании газеты «Известия», вспомнив, как отец читал, но уже обычным голосом, и светящиеся новости.
Иногда Платон гулял и в районе станции Чухлинка с её южной стороны, надеясь случайно встретить любимую Татьяну. Но тщетно.
— Как бы мне всё-таки узнать её адрес, и попусту не шататься где попало? Так надо узнать через Яшу!? Он же комсорг! И у него наверняка есть данные! Он же записывал мои! Как мне раньше это не пришло в голову? — вдруг догадался Кочет.
Ему, как целеустремлённому и волевому молодому мужчине, было присуще игнорирование жизненных мелочей. Он смотрел на них как бы поверх, не замечая и вовремя не реагируя, даже когда они могли принести пользу. Потому Платон периодически попадал впросак или не получал того, чего был достоин, что само буквально лезло ему в руки.
— «Сынок, запомни! Не надо ломиться в открытую дверь!» — учил его отец не мудрить по некоторым жизненным поводам, а решать любой вопрос всегда сразу, вкорне и по существу.
— Да! Папа прав! Мне и с Таней надо так решать вопрос! Но так не хочется быть ею отвергнутым! С другой стороны, если я так буду долго ходить вокруг неё да около, меня могут опередить другие и увести её!? Так что завтра спрошу у Яши её адрес! Только надо придумать причину! Или сказать правду? Ладно! Яше можно сказать правду! — после размышлений решил Платон.
На следующий день Платон в обеденный перерыв спросил об этом Якова Родина, на что тот со стеснительной улыбочкой поинтересовался:
— «А если не секрет, зачем тебе?!».
— «Да один её обожатель хочет девушке приятный сюрприз сделать!» — хитро увернулся Кочет, всё-таки не сказав правды.
— «А что он сам не попросит?!».
— «Так он у нас не работает!».
И Яша по своим документам продиктовал Платону её домашний адрес.
Оказалось, что Таня жила совсем близко от станции Чухлинка. И уже в первый вечер после ужина Платон поехал на разведку. Без труда нашёл её дом и подъезд, вычислив, что её квартира находится на самом верхнем этаже слева и по планировке видимо была сходна с двухкомнатной квартирой Бори Быкова.
— Скорее всего, она сама живёт в маленькой комнате, а родители в проходной?! — предположил Кочет.
Он немного постоял внизу на противоположной стороне улицы, безуспешно вглядываясь в три окна под крышей слева от лестничных окон. А потом решился всё же подняться на её этаж.
— В конце-то концов, я зря, что ли, искал её адрес, чтобы сейчас вот так молча уйти?! — с усилием воли решился он, превозмогая стеснение и боязнь быть разоблачённым.
— А вдруг она на моё счастье выйдет? И что тогда мне делать и что говорить?! Она, конечно, всё поймёт, и тогда будет вынуждена действовать! Она или отошьёт меня, и тогда этот вопрос сразу закроется! Или … поговорит со мной! А это мне и нужно! Ладно, пора прыгать в холодный омут! — всё ещё размышлял он, медленно поднимаясь по ступеням.
А вот и её, обычная как все, дверь. Сердце Платона уже было готово выпрыгнуть от волнения и возбуждения, но он быстро восстановил дыхание и умерил сердцебиение. Теперь можно было вслушиваться в шумы за дверью. Но там было тихо. Не слышны были ни разговоры, ни работающие радиоприёмник или телевизор. Видимо жильцы отсутствовали дома.
— Может мне позвонить в дверь? И что тогда? А если откроет не она, что говорить? Здравствуйте!? Позовите, пожалуйста, Таню!? Или Татьяну Ивановну? А вы кто? А я … с работы! Проходите!? А будет ли она рада моему приходу? Пока неясно! Так что ещё рано! — решил Платон.
По дороге домой он ещё раз проанализировал свой поход, придя к окончательному заключению:
— Я всё правильно сделал! Теперь знаю её местожительство, и никуда она от меня теперь резко не скроется, даже если неожиданно уволится!? А если меня приспичит, то я просто приду к ней домой и всё выясню, поставлю точку!
И на душе у Кочета стало легче, появилось ощущение надёжности. Но иногда доносившиеся до его уха песни о любви в исполнении Валерия Ободзинского, Муслима Магомаева и особенно Жана Татляна, вызывали в его сердце, нарушающий духовное равновесие, лёгкий трепет.
Из-за отсутствия необходимости возить домой урожай, теперь Платон стал в ночь с воскресенья на понедельник специально ночевать на даче, чтобы утром по пути на работу иметь шанс повстречать Татьяну. Но пока, если и получалось её увидеть, то она всё время была рядом с Ирой Верхивкер или с Наташей Буяновой, или с обеими сразу.
К его радости Наташа, первой поздоровавшись с Платоном, специально спросила его, откуда он едет.
— «А я прямо с дачи!» — показал он на свою зеленую дачную рубашку.
— Хорошо, что Таня теперь
