Он весь на виду. Но, если вам обидно, все беру назад. А все-таки что вам в том доме?
Я не ответил, так как вопрос, на мой взгляд, был не очень уместным. Тут кстати подошел половой.
– Пожалуйте чай. Прикажете перенести ваши приборы к этому столику? – обратился он к моему визави.
– Да не стоит, пожалуй. Я уж сыт. Ты лучше, братец, скажи нам, что думаешь вооон про тот дом?
– Что думать, сударь. Дело известное-с. Это семейства Василия Кирилловича Трушникова дом. Богатый дом и хозяин – в первых фигурах в нашей губернии. Миллионщик. Чаеторговец. Лавки и в Москве, и в столице открывал-с. Большая торговля. У нас полгорода от него зависит. И склады, и фасовочная фабрика, и в торговых рядах лавки. Кроме того, жертвует-с.
– Жертвует, значит? Благотворит? И много?
– Много-с. Богадельню вот открыли, церковь на свои средства построили. Сейчас вот на театр огромные деньги дали.
– Хороший, стало быть, человек. – Лицо Дмитрия Васильевича стало жестким.
– Да что вы меня… – растерялся половой. – Оно понятно, что деньги большие, так человек не ангельского характера. А так, да-с! Уважают его все, и ордена он имеет, и семья.
– Ладно, иди, – раздраженно махнул рукой Дмитрий.
Официант поклонился и отошел. Я с интересом рассматривал своего нового знакомого. Он сидел, погрузившись в свои мысли. Большие худые руки его сжались в кулаки, тонкий, превратившийся в линию рот непроизвольно кривился на правую сторону. Я взял чашку и отхлебнул чай. Мелкий дождь брызгал в окошко, тонкие ручейки текли, рисуя странные узоры. Пауза тянулась, но почему-то меня не тяготила. Наконец мой собеседник встряхнулся, потер руками лицо и улыбнулся мне.
– Что-то я напутал тут, наговорил. Вы уж не считайте меня сумасбродом. И к совету моему прислушайтесь. Хоть и хвалит наш половой Трушникова, вы от этого семейства держитесь подальше. Вы ведь в городе человек новый? Так?
– Да, признаться, только полгода. Знакомств мало.
– Вот теперь со мной знакомы… Невелико счастье, думаете? Да? По лицу вижу, – он засмеялся. – А все одно знакомы. И потом, я не всегда такой оригинал. Просто… Объяснять долго. Так-то я и в обществе могу, и, кстати, образование у меня приличное. Не верите? На сапоги смотрите?
– Что вы, я…
– Да вижу. Я купцом-мужиком от самоуничижения да робости нарядился. Выпустил вперед себя личину. Вам такие материи не знакомы, конечно. Слишком нежны, слишком возвышенны. Судьба вас пока не ломала и дай бог не поломает. Вся у вас личность цельная. Что внутри, то и снаружи. А я внутри многими чертями оброс. Удобно. Иногда пошлешь одного с поручением, ему по морде надают – так терпимо! Не всей твоей личности обиду влепили, а только малой малости. Опять же, не враз раскусят. Кому есть что скрывать, и это важно. Вот по вам сразу видно, кто вы да что. Курс окончили, образованны, добры, жизни не знаете. Так? Вот.
Он опять усмехнулся, при этом лицо его снова перекосилось. «Странный господин», – подумал я.
Знакомец мой меж тем еще раз глянул в окно и как-то резко засобирался. Быстро встал, кинул на стол деньги, не считая.
– Ладно, Аркадий Павлович, был рад свести знакомство. Сейчас вынужден торопиться. А дом этот бросьте.
Он прошел ко второму выходу из павильона, что вел к обрыву. Накинул сине-красную сибирку на меху и вышел в услужливо открытую швейцаром дверь. Я помотал головой и снова подозвал полового.
– Кто этот господин, ты не знаешь?
– Никак нет-с. Нам не представился, а только богатый барин. С Пасхи к нам, считай, каждый день ходит. Съест на копейку, одарит на рубль. Все бы так, – пояснил паренек.
Он смахнул крошки со скатерти и проворно удалился. В этот момент отворилась дверь и в павильон вошел младший Трушников. Я приподнялся навстречу. Мы поздоровались. Александр скинул пальто подбежавшему швейцару, небрежно бросил на стол белые перчатки. Холеные пухлые руки его пробежались по уже немного редеющим, но тщательно и по последней моде уложенным волосам. Он сел в кресло, расправил жилет на явно обозначившемся животе. Долго выбирал коньяк по меню, без конца сетуя на плохой ассортимент и вспоминая рестораны Петербурга и Москвы. Наконец отпустил полового и повернулся ко мне.
– Ну-с, Аркадий, – могу я без отчества? Что с нашим дельцем? Уговорили Дениса Львовича?
Мне был не очень приятен его тон, поэтому я ответил, наверное, несколько сухо. Пояснил, что просьбу его я губернатору передал, однако выяснились некоторые подробности, которые осложнили дело.
– Что же выяснилось? – перебил он меня. – Столичные сплетни? Какие-то пересуды? Денис Львович готов отказать князю, поставить под сомнение родовую честь из-за грязных и нелепых слухов, правильно я вас понял? – Трушников нарочито презрительно скривился.
– Не думаю, что вам следует ставить вопрос именно так, милостивый государь. Если вам нужен билет для своего друга, вы можете в приемные часы нанести губернатору визит вместе с князем. Лично представиться и получить просимое из рук в руки, разумеется, при внесении соответствующего благотворительного взноса. Дядя предупрежден и будет вас ожидать.
– Я ведь, кажется, обратил ваше внимание на то, что хотел скрыть от князя сам факт отказа моего родителя организовать билет. И сейчас вы предлагаете нам с Оленевым идти к губернатору? Правильно я вас понял?!
Губы его вздрагивали, голос стал тонким. Мне этот цирк надоел. Я поднялся, заверил Трушникова, что понял он меня совершенно правильно, а большего я сделать не в силах. Сказал, что в результате моих стараний он очутился в положении все-таки несколько лучшем, чем был до этого, и прочее. Мои слова, а также и самый тон, видимо, несколько отрезвили нахала. Он протер лоб платком, мотнул головой и попытался улыбнуться.
– Видите ли, Аркадий, я привык все получать сразу. Родительская любовь – единственный законный наследник. Так я и избаловался. Прошу вас, не принимайте близко. И про билет – дай бог обойдется. Вроде бы князя тетка в имение приглашала, да и в Петровском он ведет большую игру, так, может, его и в городе не будет…. Я, собственно, шел сказать, что билет не нужен, но уж такая натура. Просил – значит, должно быть готово. Будем здоровы, – поднял он рюмку. – Угощайтесь.
– Благодарю. Но, к сожалению, не располагаю временем.
– Да бросьте вы! Не пить же мне одному? Я и заплачу сам, не переживайте.
Я вспыхнул и несколько резко заметил, что дело не в деньгах. Кликнул полового и из глупого юношеского форсу потребовал действительно включить бутылку в свой счет. Расчелся (поставив себя на грань полной нищеты на следующую неделю) и двинулся к
