умерщвления и выбор оружия. И все-таки мне кажется, что они связаны между собой.
— Почему вы так решили? — Митя подвинул ближе к Вятцеву кокиль [8] с белужьей икрой, но тот не взглянул на блюдце.
— А вот послушайте. Знаком ли вам домик архитектора Бланка в конце Малой Дмитровки? Небольшой двор, чугунная ограда и почти нет деревьев. Одинокий клен. Или ясень? Они ведь похожи? Я, признаться, только березу и сосну могу различить среди остального леса. Да не важно, пусть клен. Под ним нашли первую жертву — отставного полковника Гридасова. Издалека могло показаться, что он задремал, прислонившись спиной к стволу. Но на календаре десятое ноября! Даже горький пропойца проснется от утреннего морозца, и поспешит в теплый угол, чтобы не околеть. Архитектор поутру заметил старика из окна, послал слугу, чтобы тот прогнал выпивоху — Бланк опять-таки первым делом подумал, что тот просто задремал…
Заметив, что история пошла по кругу, доктор ненадолго задумался и отставил рюмку с водкой.
— Словом, позвали в тот двор меня — спасай, мол, Вятцев. На тебя все упования. А как спасти, если старик давно уж кончился? У него на груди рана была жуткая. Судя по всему, сначала сердце пробили небольшим копьем или дротиком, но после убийца вырезал застрявший наконечник обычным ножом. Вот, взгляните!
Он раскрыл тетрадь на середине и зашелестел страницами, исписанными мелким, неудобным для чтения, почерком. Тут и там были вклеены вырезки из газет. Изредка встречались зарисовки, сделанные грифельным карандашом, в одну из них доктор ткнул пальцем.
— Рану искромсали так, что не осталось возможности измерить толщину древка или определить наличие приметных насечек на острие. Видите?
У хирурга был настоящий талант к рисованию. Он изобразил рану столь реалистично, что Митя вздрогнул и отвернулся. Сыщик же удостоил картинку лишь беглым взглядом.
— Я задумался, гос-спода… У убийцы был нож. Оружие куда более простое, привычное как бандитам, так и людям благородного происхождения. Почему же Гридасова сразу не зарезали? Зачем кому-то использовать архаичное копье?
— Возможно, разум убийцы помутился и он не мог рассуждать здраво, — предположил почтмейстер.
— Вы про состояние аффекта? Пожалуй, это возможно. Однако дальше выяснился еще один интересный факт: ни хозяин дома, ни соседи, ни прислуга, знать не знали этого полковника. То есть вообще! Жил он на другом конце Москвы. Той ночью выезжать никуда не планировал. Помолился и лег спать, а спустя несколько часов умер в чужом дворе. Как вам загадочка?
— Я думаю, кто-то врет, — Митя прищурился на лампу под зеленым абажуром, свисающую с потолка. — Может архитектор, Бланк этот, денег задолжал полковнику. Поссорились. Схватил что попалось под руку и убил.
— Почему ты склонен обвинять хозяина, а не прислугу? — спросил Мармеладов тем же бесцветным голосом.
— Потому что кухарка или конюх не станут кромсать тело. Пронзив сердце жертвы копьем, любой лакей убежит, спрячется в родной деревне и поминай, как звали. Или покается на следующий день, коль совесть заест. Выкручивается обычно тот, у кого совести не густо, но есть что терять. Домик, деньги, репутацию. Тряхнуть немчуру надобно!
— Тряхнули, — подтвердил доктор. — Две недели верещал: «Не знаю я никакого Гридасова!» Пришлось выпустить из-под ареста. Других улик не нашли и дело закрыли. Я еще тогда хотел просить совета и принес вам сию головоломку, но на квартире сказали, что вы надолго уехали.
Он посмотрел на сыщика, ожидая объяснений или какой-либо иной реакции, но Мармеладов задумчиво вертел в руках опустевшую хрустальную рюмку и молчал.
— А месяц спустя, — Вятцев пролистал тетрадку, — да, девятого декабря, убили Прасковью, прачку доходного дома на Цветном бульваре. Тело нашли на крыше. Лично его осматривал. Оба легких проткнуты насквозь.
— Опять копье? — ахнул Митя.
— Нет, отверстия идеально круглые, края не рваные, — доктор ткнул пальцем в еще одну картинку, куда более тошнотворную. — Я бы предположил, что это козел боднул с разбегу. Только откуда животному на крыше взяться? И следы должны были остаться. Снег же кругом, а козлиных копыт не видно. Отпечатков человеческих ног тоже, одна только цепочка — от сапог привратника Василия, который покойницу и обнаружил. За какой надобностью он полез на крышу, толком объяснить не смог. Пьяный был… Его-то и заподозрили. Давно клинья к Прасковье подбивал, а она не соглашалась. Накануне ссорились. Громко. И прислуга слышала, и жильцы. Привели Василия на допрос — рыдает, бьет себя в грудь: «Виноват!»
— А я что говорил? — обрадовался почтмейстер. — Сермяга мудрить не станет и вину свою сразу признает.
— Пусть будет по-вашему. Но чем убил и куда спрятал столь необычное оружие, он не вспомнил. Это так и осталось загадкой! Отдали привратника под суд, раз уж покаялся в содеянном. А я все же сомневаюсь, что это он руку приложил. И вот почему: восьмого января, нашли третий труп. В Уланском переулке. Преподавателя гимназии Есенича в собственном доме раздели догола, связали накрепко, на голову натянули мешок и поливали водой, пока он не захлебнулся. Лютая смерть. Это как же надо ненавидеть человека, чтобы подобные издевательства учинять?!
— Расследование свернули, не найдя подозреваемых? — спросил Мармеладов, выказывая проблески интереса. — Помнится, в газетах что-то промелькнуло.
— Совершенно верно! Вычислить убийцу не смогли. А еще через месяц, восьмого февраля, в Доброй Слободке задушили престарелую мещанку Озерковскую. Судя по раздробленной гортани, на ее горло давили чем-то тяжелым, пока старуха не умерла. Следы на коже напоминали отпечатки рыбьей чешуи. Кто это сделал и почему? — Вятцев выпил еще, язык его уже заплетался. — Оч-чередная з-загадка, решить которую наши с-следователи не сумели.
— Знавал я многих следователей, большинство собственную тень отыскать не способны, — поморщился Митя. — Постойте-ка! Но вы изначально утверждали, что убийства связаны между собой. Однако я ничего общего не заметил.
— Во-о-от. А я вам докажу. Смотрите, смотрите! — доктор потряс тетрадкой над столом, несколько вложенных в нее записок разлетелись по сторонам, взбаламутив огоньки свечей. — Все четыре покойника б-были нарочно обес… кров… Обескров… лены. Их словно высосали досуха упыри!
Почтмейстер вздрогнул, представив когтистую и клыкастую нежить, крадущуюся во мраке ночи.
— Ох, ничего себе. Как же убийца это сделал?
— Я внимательно осмотрел все тела и обнаружил небольшие надрезы на сонной артерии. Убийца вставлял трубку, и вся кровь вытекала в склянку. Возможно, душегуб занимался врачебной практикой,
