— Ну, и что?
— Так вот, одна из них достанется ему, а другая — мне!
И он вогнал обе пули в стволы ружья.
— Пойдем, Франсуа! — сказал он.
— Э, Бернар, Бернар, — упираясь, сказал Франсуа.
— Я тебе говорю, идем! — яростно закричал Бернар. — Иди же!
И он потянул Франсуа за собой, но вдруг остановился: перед ним стояла его мать.
— Матушка!.. — прошептал Бернар.
— Вот хорошо! — Франсуа довольно потер руки, надеясь, что присутствие матери что-нибудь изменит в ужасных намерениях Бернара.
Добрая женщина вошла, улыбаясь, держа в руке на тарелке чашку кофе с двумя непременными гренками.
Ей достаточно было взглянуть на сына, чтобы понять материнским чутьем, что с ним творилось что-то неладное.
Однако она не подала виду и с обычной улыбкой сказала:
— Добрый день, сынок!
— Спасибо, матушка, — ответил Бернар.
Он направился было к выходу, но она удержала его:
— Как ты спал, мальчик?
— Прекрасно!
Потом, видя, что Бернар идет к двери, она спросила:
— Ты что, уже уходишь?
— Они ждут возле Прыжка Оленя, Франсуа зашел за мной.
— О, это не спешно, — сказал Франсуа, — они подождут. Десять минут позже или раньше ничего не значат.
Но Бернар не остановился.
— Подожди минутку! — вновь заговорила мамаша Ватрен. — Я с тобой едва поздоровалась и даже не обняла!
Взглянув на него, она продолжала:
— Кажется, сегодня пасмурно!
— Ничего, разгуляется… Прощайте, матушка.
— Погоди!..
— Что?
— Съешь что-нибудь перед уходом.
И она протянута молодому человеку чашку кофе, которую только что приготовила для себя.
— Спасибо, матушка, я не хочу есть, — сказал Бернар.
— Это такой кофе, какой и ты любишь, и Катрин тоже, — настаивала мать. — Выпей!
Бернар покачал головой.
— Нет? Ну хотя бы губами дотронься. Если ты его попробуешь, он мне покажется вкуснее.
— Бедная моя матушка! — прошептал Бернар.
И, взяв чашку, он поднес ее к губам и вновь поставил на тарелку.
— Спасибо!
— Кажется, тебя дрожь пробирает, Бернар? — спросила мать, которую охватывало все большее беспокойство.
— Нет, наоборот, у меня сегодня как никогда верная рука… Посмотрите.
И привычным для охотников жестом Бернар перебросил ружье из правой руки в левую, затем, словно желая порвать ту цепь, что, как он чувствовал, начинала удерживать его, сказал:
— Все, матушка, теперь прощайте! Мне надо идти.
— Что же, иди, раз уж тебе непременно хочется. Но возвращайся побыстрее, ты ведь знаешь, что сегодня утром приезжает Катрин.
— Да, я это знаю, — сказал молодой человек с непередаваемым выражением в голосе. — Пошли, Франсуа!
И Бернар устремился к выходу. Однако на самом пороге он столкнулся с Гийомом.
— А, отец, как раз вовремя! — сказал он, отступая на шаг.
Папаша Гийом возвращался, по-прежнему, как и перед уходом, держа в зубах трубку. Только теперь в его небольших серых глазах поблескивало явное удовольствие.
Он даже не заметил Бернара или не показал вида, что заметил, и обратился к Франсуа:
— Молодец, парень! Браво! Знаешь, я не любитель раздавать похвалы…
— Это уж точно! — отвечал Франсуа, несмотря на свою озабоченность не сумевший сдержать довольной улыбки.
— Ну так вот, браво! — повторил старый лесничий.
— Ага! — воскликнул Франсуа. — Значит, все, как я вам описал?
— Все!
Бернар снова сделал движение к выходу, пользуясь тем, что отец, казалось, не обращает на него внимания, но Франсуа остановил его:
— Да послушай же немного, Бернар. Речь-то о кабане.
— Ты хочешь сказать — о кабанах! — поправил Гийом. — Да. Лежат они, как ты и сказал, в зарослях Тет-де-Сальмон… бок о бок, рядышком. Кабаниха вот-вот опоросится, кабан ранен в лопатку. Шесть лет ему… ты просто как взвесил его. Видел я их обоих совсем как вас сейчас, тебя и Бернара. Если бы я не боялся, что другие мне скажут: «Так чего ради вы нас побеспокоили, папаша Гийом?» — вот честное слово, я бы не стал откладывать!
— Что же, — сказал Бернар, — вы видите, нельзя терять время… Прощайте, отец!
— Сынок, не рискуй понапрасну! — сказала мать.
Старый лесничий посмотрел на жену, беззвучно смеясь сквозь сжатые зубы:
— Ну, если ты хочешь вместо него пойти поохотиться на кабана, мать, то он заменит тебя на кухне.
Потом, отвернувшись, чтобы поставить ружье в угол у камина, он пробормотал, пожимая плечами в присущей только ему манере:
— Разве эта женщина может оставить кого-нибудь в покое?
Тем временем Бернар подошел к Франсуа:
— Франсуа, извинись там за меня перед всеми, ладно?
— Почему?
— Потому что после первого поворота мы с тобой расходимся в разные стороны.
— Вот как?
— Вы все ведь пойдете в урочище Тет-де-Сальмон?
— Да.
— Ну а я — к вересковым зарослям Гондревиля… У каждого своя дичь.
— Бернар! — воскликнул Франсуа, хватая молодого человека за руку.
— Ну, хватит! Я совершеннолетний и волен делать что хочу.
Вдруг Бернар, почувствовав на плече чью-то руку, обернулся и увидел Гийома.
— Что, отец? — спросил он.
— Ты зарядил ружье?
— Да!
— Настоящими пулями, как положено хорошему стрелку?
— Настоящими пулями.
— Ну, тогда помни, целься под лопатку!
— Я знаю, спасибо! — ответил Бернар.
Потом он протянул руку старому лесничему:
— Давайте руку, отец!
Затем он повернулся к Марианне:
— И вы, матушка, обнимите меня!
Обняв мать, Бернар воскликнул:
— Прощайте, прощайте!
И он выбежал из дома.
Гийом, взглянув на жену, обеспокоенно спросил:
— Скажи, жена, что это сегодня с твоим сыном? Он вроде бы не в себе!
— Мне тоже так показалось! — воскликнула жена. — Тебе надо бы вернуть его, отец!
— Зачем это? — откликнулся Гийом. — Чтобы спросить, не приснился ли ему дурной сон?
И, подойдя к порогу, держа трубку в зубах и руки в карманах, он прокричал:
— Эй, Бернар, слышишь? Пониже лопатки!
Но Франсуа один шел к Прыжку Оленя: Бернар уже свернул на свою дорогу.
Тем не менее голос молодого человека донесся до отца, и старый лесничий вздрогнул, услышав:
— Да, отец! Слава Богу, я знаю, куда всадить пулю, будьте спокойны!
— Да сохранит Господь бедного мальчика! — прошептала Марианна, перекрестившись.
Оставшись наедине, Гийом и Марианна посмотрели друг на друга.
Затем Гийом спросил вслух сам себя, словно присутствие жены в подобных обстоятельствах не имело никакого значения для ответа на вопрос:
— Какого черта Бернару понадобилось идти в сторону города?
— В сторону города? Разве он туда пошел? — спросила Марианна.
— Да… Причем по самому короткому пути. Вместо того чтобы идти по дороге, пошел напрямик через лес.
— Через лес, ты в этом уверен?
— Черт! Вот и наши охотники уже на просеке Ушарских угодий, а Бернара с ними нет… Эй!
Папаша Гийом направился было к лесникам, но жена его остановила:
— Останься, отец, мне надо с тобой поговорить.
Гийом искоса взглянул на нее: Марианна закивала, подтверждая свои слова.
— Ну, тебя послушать, так у тебя всегда есть что сказать! — воскликнул он. — Только надо еще выяснить, стоит ли слушать то, что ты собираешься сообщить.
И он снова приготовился выйти, чтобы расспросить Франсуа или его спутников о том, почему ушел Бернар.
Но Марианна снова остановила его:
— Да говорят же тебе, останься!
Гийом остался, но с явной неохотой.
— Ну, — с нетерпением сказал он, — что ты от меня хочешь? Говори быстрей.
— Да имей же терпение! Тебя слушаться, так надо закончить раньше, чем начнешь.
— Так ведь когда ты заговоришь — это всем ясно, — ответил Гийом, улыбаясь тем уголком рта, что не был занят трубкой, — а вот когда закончишь — никто не знает!
— Я-то?
— Да… Ты же начинаешь с нашего Косого, а заканчиваешь турецким султаном!
— Ну ладно, на этот раз я начну с Бернара и закончу им же… Ты доволен?
— Говори, — сказал Гийом, смирившись и скрестив руки на груди, — а потом я тебе отвечу.
— Так вот! Ты же мне сам сказал, что Бернар пошел в сторону города?
— Да.
— И что он даже пошел через лес, чтобы срезать путь.
— Ну, и дальше что?
— И наконец, что он не пошел с остальными в сторону Тет-де-Сальмон?
— Так ты что, знаешь, куда он пошел? Если знаешь, то говори, и дело с концом… Говори, я слушаю. Если не знаешь, нечего меня здесь задерживать!
— Заметь, что говоришь сейчас ты, а не я.
— Я молчу, — отвечал Гийом.
