Отставной надзиратель согласился и умял свиную шею с серым горохом. Потом выпил пива, закурил с позволения работодателей. Алексей заметил, что воспитание у гостя хромало: вилкой и ножом он орудовал с трудом. Но зато умел себя держать, не стеснялся и не заискивал.
– Сначала мы вам изложим, что вчера выяснили, – объявил Титус за папиросой.
– Это в саду Гегингера? – усмехнулся Никифоров.
– Что, разведка уже донесла? – в тон ему хмыкнул Лыков.
– Так точно. За Дюжим грехов много, теперь его законопатят года на полтора. А потом вышлют в уезд, под гласный надзор полиции, без права проживания в Риге. Воздух чище станет.
– Ну и ладно, – согласился Алексей. – А вот послушайте, о чем ваша разведка не знает.
И он рассказал, что удалось вытрясти из бандитов. Зверогон отнесся к новым сведениям с большим вниманием. Вор у вора дубинку украл! Выходит, это было сказано не для красного словца. Язеп Титус скрыл от влиятельного маза[29] его законную добычу. За такое могут и убить. И, значит, Ярышкин теперь первый на подозрении.
Потом настала очередь Никифорова делиться новостями. Сначала он пересказал протоколы осмотра места преступления и агентурные донесения осведов. Все это ему тихонько предъявил Растегаев.
Именно агентура предположила, что старший Титус обокрал своих. Как человек темный, он общался с разными воровскими хороводами[30]. Наверняка и наводил то тех, то этих. И кого именно Язеп облапошил, узнать теперь невозможно. Врагов у мазурика должно быть немало. Вот ведь характер! В Московском форштадте такое учудить. Нарывался на неприятности, иначе не скажешь.
Теперь протоколы. Язепа зарезали ударом ножа. Били туда, где у обычного человека располагается сердце. Но у погибшего была редкая аномалия: сердце находилось с правой стороны груди. Злодей этого не знал, и потому с первого удара жертву только ранил. Язеп боролся и схватил убийцу за одежду. В кулаке осталась оловянная пуговица железнодорожника. Указания конкретной дороги на пуговице нет, лишь выдавлен паровоз.
– Среди известных сыскной полиции громил есть бывшие железнодорожные рабочие? – спросил Яан.
– Никого, – коротко ответил Александр Лукич.
– А вещи брата сыщики искали?
– Часы и папиросник у него были серебряные, это подтвердили осведомители. Часы точно определить нельзя, номер их неизвестен. А папиросник заметный, его бы узнали. На нем изображена сцена: из кустов вылетает утка, а в нее целится охотник. Люди Кнаута обошли все ломбарды и ссудные кассы. Бесполезно: нигде такого не заложили.
– Значит, сыскное отделение таки ударило пальцем о палец, – нехотя констатировал Титус.
– Все же убийство, редкое для наших мест преступление, – пояснил бывший сыщик. – Начальство жмет. Но сходу взять след не вышло. А когда узнали, что ваш брат у своих украл, то вовсе махнули рукой.
– Это все? – спросил Яан, устало щурясь.
– Нет, – ответил Никифоров.
– Ну, говорите! – накинулись на него наниматели.
– Я отыскал женщину, с которой в последнее время жил ваш брат.
– Кто она и как ее найти?
– Зовут Лиза Эглит. Купеческая вдова тридцати лет. Жила на углу Витебской и Малой Горной, но месяц назад перебралась вдруг в Митавскую часть, во второй участок. Нынешний ее адрес: Зассенгоф, Кандауская улица, дом шестьдесят один.
– Едем! Вы с нами?
Но отставной надзиратель отказался:
– Вы там без меня управитесь. А я лучше с агентурой покалякаю насчет пропавшего дувана. Может, кто что и скажет.
Кандауская улица находится на западной окраине Задвинья. Между Зассенгофом и Крузенгофом вырос целый поселок из невзрачного вида домов. Люди, что селятся здесь, словно заранее ни на что не претендуют…
Сыщик и лесопромышленник разыскали нужный дом и тактично постучали в дверь. Та вскоре распахнулась. На пороге стояла женщина и недоверчиво смотрела на гостей.
– Кто вы и что вам угодно?
– Дозвольте войти. Мы ищем госпожу Эглит.
– Это я.
Пройдя в комнату, Лыков сразу обратил внимание на скромность убранства. Старая мебель, ни одной дорогой безделушки на комоде. Зеркало, которое уже почти ничего не отражает. Хозяйка выглядела под стать жилищу. Усталое лицо, шея в ранних морщинах. Только волосы у женщины оказались хороши. Длинные, цвета льна, они живописно вились по плечам.
– Так кто вы? – беспокойно переспросила хозяйка. Но всмотрелась в Яана и ахнула: – Не может быть!
Далее она сделала совсем уж невообразимое.
– Извините, я хочу убедиться.
И сунула руку за полу сюртука Титуса с правой стороны. Быстро отдернула ее и сказала:
– Здравствуйте, Яан Францевич.
– Все верно, Лиза, – ответил тот дрогнувшим голосом. – У меня сердце тоже не там, где полагается.
Будто что-то невидимое разлилось в воздухе маленькой комнатки. Трое людей сели и сдвинули стулья. Как самая близкая родня, которая давно не виделась. Эглит без расспросов начала:
– Я переехала сюда после первого апреля. Язеп велел. Он чего-то боялся… Впрочем, он в последние месяцы постоянно был в страхе.
– А раньше? – перебил Лыков. И тотчас же поправился:
– Виноват, я не назвал себя. Алексей Николаевич Лыков, старый товарищ Яана. Мы приехали из Петербурга и ведем собственное дознание смерти его брата.
– Собственное? В обход полиции?
– Увы. Полицмейстер и начальник сыскного отделения нам фактически отказали. Они не станут искать убийц, спустят на тормозах. Вы понимаете, почему?
– Да, – ответила Лиза. – Мне уже объяснили. Там же, где и вам, на Театральном бульваре.
– Мы с Яаном Францевичем этого так не оставим. Потому и разыскали вас. Надеемся, что вы дадите какие-нибудь подсказки. Любые сведения, даже самые на вид незначительные, могут пригодиться. И бумаги, если что осталось, тоже покажите.
– Понятно, – кивнула женщина. – Бумаги Язепа лежат в бюро, вот они. Все, что есть.
И она вручила сыщику пачку, перетянутую резинкой. Тот немедленно передал их другу.
– Вы сказали, что покойный… – Алексей осекся и продолжил иначе: – …что Язеп Францевич последние месяцы жил в страхе. Когда именно это началось? Имело место происшествие? Может быть, даже у вас на глазах? И потом, а как все обстояло прежде? На какие средства он существовал? Жил ли в достатке или наоборот, в бедности?
– Сразу столько вопросов, – смешалась Лиза. – Давайте по порядку, так проще. Наверное, мне следует рассказать все с самого начала. Кто я такая, как сошлась с Язепом… что видела…
– Пожалуй.
– Я рижанка. Десять лет назад вышла замуж за купца второй гильдии. Все было хорошо. У мужа имелась лавка на Двинском рынке, и дохода с нее нам хватало. Деток вот Бог не дал, а так… Жить бы да жить. Но случилось несчастье. Криш купил пару новых лайковых перчаток. Мы пошли в театр, муж их надел. На другой день у него на щеке вскочил небольшой прыщик. Видно, он коснулся лица рукой в перчатке. Через день у Криша распухло уже все лицо. Ему сделали операцию, удалили зараженную часть щеки. Ничего не помогало. Он все время был без сознания. Воспаление мозга и смерть на четвертые сутки…
– Сибирская язва? – догадался Алексей.
– Да. В Бикернском лесу, за городом, закапывают трупы павших животных. Какой-то бесчестный человек снял с больной коровы шкуру, прежде чем зарыть, и наделал из нее перчаток.
– Виновного не нашли? – спросил Титус.
– А никто и не искал. Так я осталась одна. На лавку был взят кредит. Пришлось продать домик и ютиться по съемным квартирам. Устроилась в кондитерскую продавщицей пирожных. Потом стала стара для такой работы, там нужны молодые и веселые. Деваться некуда, пошла прислугой… в пивную.
На этом месте женщина осеклась и посмотрела на собеседников, ожидая понимания.
– Околоточный узнал? – предположил Лыков[31].
– Да. Я, конечно, блюла себя, но все равно выгнали. Снова нечего стало есть… С большим трудом попала на телефонную станцию. Так и жила. А четыре года назад встретила Язепа. Он умел нравиться женщинам. Мы сошлись.
– Чем занимался брат тогда? – опять вступил в разговор Титус.
– Я никогда в точности не знала его дел. Но они были темны… Помню, некоторое время мы с ним обедали в Центральной кухмистерской. Это в здании Большой гильдии. Довольно сносно и недорого, особенно по абонементу. Обед из двух кушаний – всего семь рублей в месяц, из трех – девять с половиной. Можно без абонемента, тогда это двадцать пять и тридцать пять копеек в день соответственно. Стали завсегдатаи, официанты здоровались. Для таких, как мы, небогатых людей кухмистерская очень подходила. А потом выяснилось… Даже не хочется говорить.
– Язеп подделывал абонементы, – закончил за женщину Титус.
– Я до сих пор обхожу то место стороной, – вздохнула Лиза. – Стыдно.