– Работа Ольги Ивановны.
– Какой еще Ивановны?
– Госпожи Розенбах, жены предыдущего наместника.
– Это она вместо дамского рукоделия, что ли?
– Угу.
– Почему ей никто не подсказал, чтобы не бралась не за свое дело?
Иван Осипович очень удивился:
– А кто ей скажет? Ежели она супруга главного лица в крае.
– Надо же было так испохабить Божий храм! – возмутился Алексей. – Ладно их прогнали отсюда!
– Не просто удалили, а выперли со скандалом. Уж очень много брильянтов Розенбах вытребовал для своей жены у эмира Бухарского. До государя дошло!
– А при нынешнем генерал-губернаторе не так? – спросил Лыков, понизив голос.
Скобеев ответил шепотом:
– При бароне Вревском подарки полагается делать мисс Грин.
– Это что за фря?
– Англичанка, гувернантка детей барона. Исполняет здесь с успехом роль его жены.
– Не может быть!
– Увы, может. Это же Туркестан! Мисс Грин так вжилась в роль первой дамы, что даже предводительствует на официальных приемах. Тут много кто обязан ей чином или крестом!
– А где законная жена?
– Осталась в столице.
– Сколько же лет вашему саврасу?
– Шестьдесят. Но все еще отличный наездник!
– В шестьдесят лет у него маленькие дети? Вот молодец!
– Дети уже большие, – поправил Лыкова капитан. – Дочь замужем, и оба сына давно как офицеры. Они приезжают иногда навестить отца.
– Откуда же тогда взялась гувернантка? Кого она учит и чему? – вмешался Христославников.
– Учит она начальника края, – ухмыльнулся Иван Осипович. – А чему? То мне неведомо. Полагаю, всяким глупостям. Барон Вревский, когда впервые сюда приехал, уже был без жены. Но с молодой воспитанницей. Красивая мамзель по фамилии Лазаревская. Она была тихая, скромная. Никуда не лезла и видных ролей играть не старалась. Потом барон выдал ее замуж за собственного адъютанта князя Гагарина. И сразу после этого появилась мисс Грин. Тогда-то мы и пожалели о Лазаревской…
– Что, худо стало? – опять съязвил Степан Антонович.
– Под рукой генерал-губернатора огромный край. Замиренный оружием и до сих пор нам враждебный. Дел невпроворот! А тут? Явился человек добрый, но легкомысленный. Светский, воспитанный, только работать не умеет. Восемь месяцев в году живет на даче в Чимганских горах, где винтит по маленькой да развлекается со своей англичанкой. Вот вы завтра увидите Вревского на крестном ходу. Большая удача! Потом ноги его не будет в Ташкенте до октября!
Скобеев помолчал и со злостью добавил:
– Розенбах был вор, а Вревский – рамолик[34]. Как управляет краем? Хорошо, все важные дела держит в своих руках Нестеровский, а то бы совсем беда!
– Нестеровский?
– Да. Помните? Я о нем упоминал. Константин Александрович, правитель канцелярии генерал-губернатора. Кабы не он…
Полицмейстер чуть не плюнул с досады, но вовремя вспомнил, что находится в храме.
– Айда к могиле Кауфмана. Вот была фигура! Все, кто после, рядом с ним пигмеи. Константина Петровича сначала схоронили в сквере его имени, в конце Соборной улицы. А пять лет назад выстроили собор, и прах перенесли сюда.
Могила Кауфмана была в правом приделе, ее окружала кованая решетка. Иван Осипович благоговейно перекрестился, негоцианты последовали его примеру.
– Этот великий человек хорошо понимал, что управлять таким сложным краем не сможет обычный генерал-губернатор. Чтобы туземцы подчинились, им нужен полуцарь! Ярым-падишах. Сатрап, но с чрезвычайными полномочиями. Кауфман объяснил это государю, и Александр Второй ему такие полномочия вручил. Тот мог даже объявлять от имени России войну! И Кауфман правил железной рукой. Вот это была фигура! Но государя убили, и тут же заболел Константин Петрович. Его хватил удар, он потерял речь, целый год лежал парализованный. А потом умер. И пошли у нас пигмеи…
Алексей слушал и дивился. Нечасто услышишь от человека на службе такие слова! Видать, довели пигмеи здешних порядочных людей… А Иван Осипович продолжил:
– После Кауфмана трон отдали его злейшему врагу генералу Черняеву. Хотя почему злейшему врагу? Черняев никогда в жизни не встречался с Кауфманом. Но за что-то его невзлюбил. Может, за то, что понимал свою рядом с ним несуразность? Загадка. Факт тот, что Черняев ненавидел Константина Петровича. Уж он и отличился! За два года, что провел здесь, разрушил все хорошие начинания прежнего наместника. Дикий человек, просто дикий… И привез с собой два десятка таких же, поставил на должности. Где только он их нашел? Мы называли людей Черняева зулусами. То действительно были зулусы, которые упивались вседозволенностью. Между прочим, среди них был известный литератор подполковник Крестовский, автор «Петербургских трущоб». Так вот, именно по его докладу Черняев закрыл единственную в городе библиотеку! Представляете? Литератор – и ополчился на книги… В нашем и без того убогом краю! Еще Черняев упразднил школу шелководства, хлопковую ферму, химическую лабораторию, питомник растений. Даже служба надзора за ирригацией показалась ему лишней! Что творилось в голове у этого человека? Генерал-лейтенант – и такое… Мужскую гимназию Черняев тоже приговорил. Решил, что она без надобности! Слава Богу, не успел – самого турнули. А знаете, как турнули?
– Нет, – ответил за всех Титус. – Расскажите, Иван Осипович!
– Это кажется невероятным, но ведь было же, – охотно откликнулся полицмейстер. – Черняев решил проинспектировать Аму-Дарьинский отдел. Ну уехал и уехал, так надо… Но, закончив командировку, генерал-губернатор в Ташкент не вернулся. Никого не предупредив, с одним только адъютантом, он отправился через безводную пустыню к Каспийскому морю. Короче говоря, исчез! В столице края переполох – куда делось главное лицо? Черняев никого вместо себя не оставил. И административная машина встала. А наш герой, как он потом объяснил, исследовал новый торговый путь! Помилуйте, его ли это дело? Пустыня та даже не входила в генерал-губернаторство! То есть человек, облеченный высшей властью, играет в Марко Поло…
– И что же было дальше?
– Дальше? Они с адъютантом добрались до реки, сплавились по ней на лодке к выходу в Каспийское море и оттуда дали телеграмму. Чтобы им прислали пароход. Только из той телеграммы и узнали, где находится генерал-губернатор. Прислали, значит, пароход. Черняев доплыл на нем до Астрахани, в самый день коронации Александра Александровича. И решил он навестить государя! Не заходя, так сказать, домой. И отправился в столицу…
– Навестил?
– Точно так. Явился в Петербург, без доклада, без бумаг, требующих высочайшего решения, как говорится, налегке. А главное, без вызова! Как потом выяснилось, Черняев почему-то вбил себе в голову, что на коронации он должен стоять возле особы императора!
– Для чего? – удивились купцы.
– Для его защиты! Без Черняева никак бы царская охрана не справилась… Но на саму коронацию генерал уже не успел. И решил хоть покалякать с Его Величеством. Ну, ему и сказали, чтобы возвращался бегом к месту службы. А вскоре и выкинули. Вот такие люди управляли краем!
Раздосадованный воспоминаниями капитан повел спутников на выход. Но глянул на аляповатую мазню госпожи Розенбах и растерянно добавил:
– Кауфман, Кауфман! Великий человек. А ведь при нем тоже все решали фаворитки! Была такая Зинаида Евграфовна Каблукова… Наместник сделал ее мужа – тот был пустое место – генералом и правителем канцелярии. А Зинаида Евграфовна играла судьбами людей. Кто ей кланялся – тех возвышала, а кто сторонился – тех наказывала. Место у нас, что ли, такое?! Сильные мира сего… Э-эх!
Полицмейстер оставался в философском настроении весь следующий час. Он показал приятелям крепость, выстроенную сразу после взятия Ташкента. Шестиугольная в плане, с выступающими бастионами, она и сейчас производила серьезное впечатление. Пушки батарей внутри, как сообщил капитан, были нацелены на туземный город. Мало ли что?
По соседству с цитаделью находилась еще одна братская могила. У Камеландских ворот, куда завтра пойдут крестным ходом, похоронены павшие во время штурма Ташкента 15 июня 1865 года. Штурма, закончившегося взятием города. А до него был еще один штурм, неудачный. Он произошел 15 ноября 1864 года и стоил жизни восемнадцати нашим солдатам. К этой могиле никто не ходит, но четверо русских помолились на ней за павших. Рядом, в маленьком садике, стоит главная достопримечательность нового Ташкента – домик Черняева. Он был сложен из сырцового кирпича в один день. Десять на восемь шагов, в две комнаты с одним окном, с камышовой крышей, домик поражал простотой и подлинностью.
После всего увиденного времени у гуляк оставалось только, чтобы поужинать. Лыков свистнул извозчика, но полицмейстер уперся. Оказалось, что сажать больше трех седоков возницам в Ташкенте запрещено. А их было четверо! Купцы уговаривали Ивана Осиповича ехать в ресторан всем вместе, черт с ними, с правилами! Но тот заявил, что не ему, служителю закона, этот закон нарушать. Какой пример он подаст в городе, где его знает каждый верблюд? Пришлось добираться в ресторан «Россия» двумя партиями.
