После всего увиденного времени у гуляк оставалось только, чтобы поужинать. Лыков свистнул извозчика, но полицмейстер уперся. Оказалось, что сажать больше трех седоков возницам в Ташкенте запрещено. А их было четверо! Купцы уговаривали Ивана Осиповича ехать в ресторан всем вместе, черт с ними, с правилами! Но тот заявил, что не ему, служителю закона, этот закон нарушать. Какой пример он подаст в городе, где его знает каждый верблюд? Пришлось добираться в ресторан «Россия» двумя партиями.
Телятина в соусе из петушиных гребешков действительно оказалась на высоте. Но стоила 5 рублей 30 копеек порция! Понятно, что обычный капитан не мог ее себе позволить. Негоцианты расстарались и угостили Ивана Осиповича на славу. И все просили не оставлять их советами… Скобеев сделался весел, но не пьян, доброжелателен, но без фамильярности. Уже в темноте его на извозчике отправили домой. Торговые люди дошли к себе пешком и тут же уснули.
Утром в гостиницу явился молодой джигит. Высокий, стройный сарт, белозубый и смешливый, назвался Шалтай-Батыром. Он объявил, что приставлен полицмейстером к русским купцам на весь день. Его обязанность – показать крестный ход, но, кроме него, еще и занимательные места туземного Ташкента. Если гости не прочь, конечно…
Негоцианты как раз завтракали. Лыков спросил городового, не желает ли и он перекусить? Тот доверчиво улыбнулся и ответил, что уже кушал. Но если таксыр хочет сделать ему селяу[35], то он покушает еще раз. Таксир захотел, и парень спорол битки с гречкой, творожники со сметаной и два стакана чая. После этого он сразу полюбил Лыкова и в дальнейшем обращался за указаниями только к нему.
Христославников удивился возрасту джигита. Капитан мог бы прислать настоящего городового, а не мальчишку! Что он знает о городе?
– Эй, малайка, сколько тебе лет? – спросил хлопковый торговец.
Малайка не обиделся, а сразу ответил:
– Я дважды встречал год зайца.
– Какого зайца? Лет, спрашиваю, тебе сколько?
Алексей вступился за парня и пояснил Степану Антоновичу:
– Туземцы не знают своего возраста. Жизнь они меряют двенадцатилетними циклами и знают год самого рождения.
– Ну а зайцы-то при чем?
– Каждый год внутри цикла имеет свое название. Есть год мыши, коровы, тигра, барана… Всех не помню. Имеется и год зайца.
– Что, именин туземцы тоже не знают?
– Лишь время года. Тут это никого не интересует, сарты не отмечают ни именин, ни дней рождений.
Степан Антонович только вздохнул. Доверенный все уши прожужжал попутчикам, что через две недели у него круглая дата – пятьдесят лет. И он хотел бы в чужой стороне справить ее с новыми приятелями. Лесопромышленники уж и подарок ему купили – жемчужную булавку в галстук. А тут такая дикость!
Русские провели в обществе Шалтай-Батыра весь день. Тот оказался славным малым, неглупым и доброжелательным. По-русски он говорил правильно, только иногда путал падежи и спотыкался на трудных словах. Но роль чичерона исполнял с полным старанием.
Сначала они прибыли на Соборную площадь. Там уже собиралась колонна, чтобы дефилировать к братской могиле. В группе генералов выделялся один, с лентой Белого Орла. Он был строен и подтянут, как юный подпоручик, и с такой же густой молодой шевелюрой. На лице смесь двух черт характера: властности и капризности. Шалтай-Батыр указал на него пальцем:
– Барон Вревский.
Алексей разглядел генерала, и неприязнь к нему только усилилась. Рамолик, а управляет Туркестаном! И в отставку не торопится. Таких лишь вперед ногами вынесут из власти… Бывший сыщик знал, что генерал-лейтенант не был ни в одном сражении и вся его служба прошла по штабам. В глазах солдата это тоже был большой недостаток.
– Вон та с зонтиком, что трется возле барона, не его ли дама сердца? – спросил он у джигита. Тот сразу покраснел, будто институтка, которую спросили о неприличном. Но подтвердил: да, она и есть мисс Грин. Лыков поглазел и на нее. Ну, смазлива, фигурка ничего… Но ведь таких миллион! Здесь же, на площади, на виду у толпы, англичанка без зазрения совести исполняла сольную партию. Седобородые генералы целовали ей ручку и состязались в учтивости. М-да…
Сарт указал в толпе тех бонз, которых знал в лицо. Лыков увидел начальника Сыр-Дарьинской области Королькова («ботаника»), начальника Ташкента полковника Тверитинова, полицмейстера русского города коллежского советника Аленицына. В конце свиты Вревского топтался и капитан Скобеев. Он издали помахал приятелям рукой и убежал по делам службы.
Толпа выстроилась длинной гусеницей и двинулась в путь. На вид в ней было до тысячи человек. А Шалтай-Батыр повел своих подопечных в обратную сторону. По пути он объяснил:
– Крестный ход доберется до русской крепости и через бывшие ворота Каймас войдет в туземную часть. Там тесно, ай! Пойдут медленно. Пока еще до… доплетятся?
– Доплетутся.
– …доплетутся до гузара Чакар, много времени пройдет. Оттуда им идти вниз, к Камеландским воротам, где памятник. Ходу будет, – он посчитал на пальцах, – четыре версты. Долго пройдут, устанут, да?
– Наверное, – согласились купцы.
– Мы так не пойдем! – радостно сообщил им сарт. – Зачем четыре версты по жаре? Приедем туда на извозчике. А пока будем смотреть старый город. Правильно, да?
– Правильно, Шалтай-Батыр, – одобрил Лыков. – Только смотреть будем так, чтобы не опоздать. Когда крестный ход явится на братскую могилу?
– Через три часа, не раньше, – уверенно ответил городовой.
– Ага. Что в туземном городе самое интересное?
– Шейхантаур, конечно!
– Веди.
В итоге колонна зашагала на юг, а трое русских и один сарт – на север. В конце Черняевской улицы им попался извозчик. Купцы сели, а туземец отказался – нельзя! От так и бежал рядом с пролеткой до самого арыка Анхор. При въезде в туземный город стояла аляповатая арка с шаром наверху, на шаре был изображен двуглавый орел. Здесь джигит остановил извозчика и велел русским вылезать.
– Что так? – недовольно спросил Христославников, сросшийся со своим портфелем.
Игнорируя его, Шалтай-Батыр обратился к Лыкову:
– В сартовском городе надо ведь заплатить сартовскому извозчику, правильно?
– Валяй, как тебе хочется, – разрешил тот.
– Этот и улиц наших не знает! – эмоционально воскликнул парень, теперь обращаясь за поддержкой к Титусу. Видя, что двое из троих не против, он махнул рукой. Подлетел седобородый, в возрасте, туземец. На его дрожках была круглая бляха с номером, в то время как у русских бляхи были квадратными. Купцы пересели в дрожки, Шалтай-Батыр на этот раз поместился рядом с ними.
– Так ведь нельзя же более трех седоков, – подначил его Алексей.
– Э-э… – улыбнулся сарт, понимая, что его не ссадят. – Кто увидит? Все начальство пешком ушло. А я же джигит, привык верхом! Устал с непривычки. Так моя мама увидит, соседи увидят, как я еду с богатыми русскими в одном экипаже! Да еще дал заработок своему дяде.
– Извозчик – твой дядя?
– Ага. По отцу. Дядя Разак. Это одно из имен, означающих качество Бога. Таких имен девяносто девять, хотя некоторые мудрецы насчитывают и тысячу!
– А как переводится?
– Снабжающий, дающий. А тут я снабжил…
– Снабдил!
– …снабдил дядю щедрыми седоками! Вы ведь не будете скупиться с ним, да?
Лыков усмехнулся наивной хитрости городового, а тот пояснил:
– Туземные извозчики, кто с круглыми бляхами, не имеют права возить в русском городе. Только ночью! До девяти часов утра. И тариф у них вдвое ниже, чем у русских извозчиков. А у дяди Разака, – парень опять посчитал на пальцах, – шестеро детей.
Алексей хлопнул просителя по плечу:
– Так и быть, дядя останется доволен! Скажи лучше, где твой Шейхантаур?
– Да мы уже приехали! Можете вылезать.
Негоцианты спешились и оказались перед необычным зданием туземной постройки. Высокое, длиной с пол-улицы, с башенками по сторонам, а в стене четыре арки, из которых две проезжие. Ворота арок были украшены изумительно красивой резьбой.
– Это чортак, вход в мазар Шейхантаур, – начал ученым голосом рассказывать джигит. – Его построил уста Абд ар-Рахим всего два года назад…
– Погоди, – перебил его Лыков. – Тут мазар. А крестный ход идет на гузар. Объясни, что это такое? Я уже запутался!
– Гузар – это часть города.
– Часть города называется махалля!
– Правильно, – кивнул Шалтай-Батыр. – Можно сказать махалля, а можно – гузар. Это одно и то же. Махалля и гузары объединяются в даха. Даха всего четыре на весь Ташкент.
– Как полицейская часть, понятно. А мазар?
– Мазар – это могила святого. Место поклонения правоверных, вот!
– Ясно. Теперь давай про шейха.
– Может, сначала войдем в ворота? – взмолился джигит.
