— Это ведь Мариета?
— Ты ее знаешь?
— Ее знают все в Жироне. Или слышали о ней. Ты, правда, живешь в публичном доме? — недоверчиво спросил Хасан.
— Почему это тебя так удивляет?
— Потому что ты сказал, что твой хозяин ученый. Я слишком много времени провел среди уважаемых людей, — произнес Юсуф, качая головой. — Теперь все ученые кажутся мне благочестивыми и законопослушными гражданами, как мой господин.
— Я таких никогда не встречал, — удивленно ответил Хасан. — Все известные мне ученые были бродягами и выживали за счет своего ума.
— Мне лучше знать. Я долго путешествовал с бедным ученым, прежде чем оказался здесь. А он был вором и негодяем.
— Он был добр с тобой? — спросил Хасан.
— Да, — ответил Юсуф после недолгого раздумья. — Насколько мог. Никогда не пытался продать меня, ну, может, всего раз, когда мы впервые встретились и у него кончились деньги, а если у него была еда, он всегда делился со мной. Он начал обучать меня писать по латыни. Говорил, что знания очень важны. Только потом его схватили за воровство и повесили. А твой хозяин хорошо с тобой обращается?
Хасан пожал плечами.
— Смотря что под этим подразумевать. Обычно он меня кормит. Иногда бьет, если рассердится. Если бы я мог, то убил бы его помощника, — задумчиво добавил мальчик. — Он постоянно лупит меня ради своего удовольствия. Все время говорит, что я стал слишком большим, что у меня скоро изменится голос, и им лучше продать меня прежде, чем у меня вырастет борода. Мариета продажная женщина и мерзавка. А сейчас мне надо пойти купить рыбы.
— Подожди. Я искал тебя, потому что у меня в корзине полно еды, и я подумал, что ты можешь быть голоден.
— Что там? — спросил Хасан, заглядывая в корзину.
— Таджин[2] из курицы со вчерашнего вечера с миндалем и фруктами в огромной буханке. А еще пирожные с медом.
Хасан оглядел узкие улицы, застроенные высокими домами.
— Где бы нам поесть? А то может вернуться Мариета и увидеть меня.
— Возьми свои вещи и идем со мной. Рыбу можно купить попозже.
— Что ты делаешь в публичном доме? — поинтересовался Юсуф, когда мальчики удобно устроились в нише городской стены за собором вдали от любопытных глаз. — Или ты там для посетителей? — добавил он е будничной простотой, к которой привык за четыре года скитаний по дорогам.
— Иногда, — ответил Хасан, отрывая кусок фаршированного курицей хлеба, сочащегося соусом, и запихивая его в рот. — В основном меня заставляют надевать дурацкий костюм, как будто я слуга в хариме[3], по крайней мере, как это представляют посетители, и приносить благовония и тому подобное. Для обстановки.
— Сколько ты уже там?
— У Мариеты? — Хасан задумался. — Помнишь то время, когда было так жарко, что на дорогах умирали животные? А потом была ужасная гроза?
— Этим летом?
— Да, этим летом. В тот день мы въехали в город. Мой хозяин, я и Луп. Мы промокли до костей, и наша поклажа тоже промокла. Осел умер, и нам пришлось нести вещи на себе. Луп сказал, что знает человека, который даст нам кров. Это оказалась Мариета, и с тех пор мы там живем. — Хасан облизал пальцы и отломил еще хлеба.
— Твой хозяин у тебя давно? — спросил Юсуф, отламывая солидный кусок, прежде чем Хасан успеет все съесть.
— Давно, — неопределенно ответил мальчик. — Торговцы нашли меня, то есть украли у моей семьи, — поспешно поправился он, — и продали хозяину. Тогда он был добр ко мне. Мы много путешествовали. Он говорил с людьми, а я обходил их по кругу в своем костюме с мешком для сбора денег. Мы много собирали. У нас был осел, и когда я уставал, хозяин позволял мне ехать верхом.
— А что случилось потом?
— Я стал старше и не был уже таким миловидным. Люди перестали давать нам много денег. Потом к нам присоединился Луп, и мы пришли сюда. Но кто знает, что будет дальше? — добавил он, доедая последний кусок хлеба с курицей.
— Тебе лучше пойти купить рыбы, — заметил Юсуф, угощая друга сочащимся медом маленьким пирожком. На дне полной прежде корзины осталось несколько жалких кусочков. — Иначе Бартоломео все распродаст.
— Мариета меня убьет. — Хасан вскочил. Схватив большую корзину, он водрузил ее на спину и отправился на базар — маленькая, одинокая фигурка в толпе.
— Рахиль! — позвал Исаак. Его голос громко прозвучал в пустоте двора.
— Не надо кричать, Исаак. Ибрахим ее приведет.
— Я на кухне, папа. — Оба ответа раздались одновременно, сливаясь, словно поющие голоса.
— Подожди, я сейчас приду, — ответил врач и легко взбежал по ступеням на первый этаж, благоразумно остановившись в дверях кухни. — Добрый день, Наоми, — сказай он. — Мне придется увести твою помощницу.
— Не переживайте, господин Исаак, — ответила Наоми. — Я не раз готовила ужин одна, справлюсь и на этот раз.
— Прости, папа. Я надоедала Наоми, вместо того чтобы заниматься своими обязанностями, — виноватым голосом ответила Рахиль. — Что случилось?
— Нас вызвали в дом Понса Мане, милая. Оторви Юсуфа от занятий и собери корзину.
— Что на этот раз?
— Он не сказал. Дело опять крайне срочное и загадочное. Думаю, не мешает положить успокоительные и стимулирующие пищеварение средства помимо обычного набора.
Осенний день клонился к вечеру, но земля еще хранила тепло солнца. Рахиль прихватила легкий плащ, позвала Юсуфа и бросилась в кабинет отца собирать корзину. Когда она вышла, Юсуф стоял посреди двора, оживленно беседуя с Исааком. Он взглянул на Рахиль, а затем, встав на цыпочки, что-то шепнул своему хозяину.
— Закрой лицо, Рахиль, — приказал Исаак. — Как следует.
— Да, папа, — удивленно ответила она и натянула на лицо накидку.
Рахиль не могла понять, о чем Юсуф говорил с ее отцом, но, без сомнения, речь шла о ней, раз все закончилось этой необычной просьбой. И когда они оказались наедине, Рахили очень хотелось узнать у отца причину. От кого прятать лицо, с возрастающим негодованием думала она. От старого бедняги Ибрахима? Но он же не мужчина. От Натана? Совсем ребенок, к тому же ее брат. От Юсуфа?
— Будем надеяться, что Наоми приготовит на ужин к нашему возвращению какое-нибудь горячее вкусное блюдо, — весело добавил Исаак и решительно двинулся в путь. — Мы можем вернуться поздно.
Рахиль и Юсуф снова остались в прихожей, а Исаака провели в кабинет торговца шерстью.
Здесь его вновь встретил мягкий аромат дерева, кожи и пчелиного воска. Понс взял Исаака за руки и усадил в кресло.
— Добрый день, господин Понс. Как вы себя чувствуете?
— Тело мое вполне здорово, господин Исаак. За это мне надо благодарить вас. Ваши предписания для улучшения сна очень помогли.
— Я рад. Но все-таки вас что-то гнетет?
— Все еще хуже, чем было прежде.
— Могу я узнать, что именно? — поинтересовался Исаак.
В ответ Понс рассмеялся грубоватым, горьким смехом.
— Конечно, можете. На меня совершили нападение, нет, будем честными, меня вот-вот погубит колдовство. Но не так, как я ожидал.
— Расскажите, что случилось, — серьезно попросил Исаак.
— Вчера в мой дом пришел человек. Это был бродяга в лохмотьях, но слуге он заявил, что должен лично передать мне какое-то сообщение. Я встретился с ним, и он смиренно сказал, что его просили кое-что мне передать. Он поклялся могилой своей матери, что эта весть, не исходит от него самого и что при всем желании он не смог бы описать нанявшего его человека, знает лишь, что у него низкий, хриплый голос и грубая одежда. За передачу сообщения он получил пять мелких монет.
— Неплохая сумма за то, чтобы передать весть в пределах города, — заметил Исаак. — Почему бродяга не сумел его описать?
— Человек был в маске.
— Вы можете мне сказать, что именно вам пере дали?
— Это было простое сообщение, которое бедняга запомнил наизусть, — ответил Понс. — Меня обвинили в смерти сына ткача из-за того, что я в ссоре с господином Рамоном. А заодно и в колдовстве, утверждая, что об этом известно всему городу, а также предупредили, что видели, как помогавшая мне ведьма тайком входила в мой дом.
— В этих словах есть доля правды?
— Ни малейшей.
— А что-нибудь похожее на правду?
— Я вас не понимаю, господин Исаак. Похожее на правду?
— То, что могло вызвать у ваших соседей подозрения. Возможно ли, господин Понс, что время от времени в ваш дом действительно тайком входят женщины? Или вы ссорились с ткачом? На людях, чтобы об этом стало известно в городе.
— Ничего подобного. Моя жена входит и выходит из дома, но открыто, и все знают, что это она. Слуги тоже входят и выходят, но отнюдь не тайком. Я спрошу, не было ли у кого из них каких-нибудь тайных гостей, но это маловероятно. А с Рамоном у меня нет никаких дел. — Понс раздраженно повысил голос. — Я торгую шерстью, покупаю особые ткани, в основном английские, и продаю наши крепкие ткани. Зачем мне общаться с ткачом, производящим дешевую ткань для местного рынка? И почему я должен вредить его сыну? Это нелепо.
