я ею воспользоваться никогда не смогу!» — опять начал терять терпение Пётр Петрович.
— «Да нет, нет! И квартиру мы вашу не тронем! К тому же у вас есть наследник! Но у нас, в свою очередь, есть всего лишь одно естественное, как у государства — собственника земли под вашей квартирой, желание, чтобы вы воспитали своего наследника в уважении и любви к Франции, к её народу, к её истории и культуре! Мы хотим, чтобы в будущем он помогал и содействовал процветанию Франции! И, конечно, помогал развитию советско-французских отношений!» — попытался перевести разговор в конструктивную колею гость.
— «Ну, ну! И что дальше?» — нетерпеливо опять заёрзал на старом скрипучем стуле хозяин комнаты, ожидая нового подвоха.
— «И потом он сам решит, как ему поступить, где жить и работать, кого, что и за что любить!» — намекнул тот на явно высокий уровень жизни в Европе.
Пётр Петрович немного помолчал, быстро прокручивая в голове возможные последствия этого, и улыбнувшись, спросил гостя:
— «И это всё?».
— «Да, всё! Вот ещё подарок вашему сыну!» — протянул гость футболку парижского клуба «Ред Стар» с номером девять на спине.
— «Ну, это конечно возможно, и даже нужно… — понижая голос, немного многозначительно помолчал Пётр Петрович — Тогда давайте ещё раз выпьем за советско-французскую дружбу!» — облегчённо вздохнув, стал он снова разливать по рюмкам свое творение.
На этот раз гость, не опасаясь последствий, смело осушил рюмку до дна. На этом, каждый по-своему довольный самим собой, они обменялись рукопожатиями и распрощались. Выйдя на улицу, Пуше вдруг почувствовал, что его ноги подкашиваются. И он понял, что не сможет добраться до гостиницы, не попав в милицию. А это в его планы не входило. Тогда он поднялся к Кочету, попросившись на ночлег. И Кочет предоставил его.
— Но даже в плохом деле могут быть не только минусы, но и плюсы. А просвещение сына в вопросах французской жизни может пригодиться тому в дальнейшем. Мало ли что? Может сын тоже станет аналитиком, или дипломатом, или вообще, разведчиком? Тогда это ему и пригодится! Нужно ведь хорошо знать страну пребывания! — бравурно начал рассуждать Пётр Петрович, когда гость уснул на раскладушке.
Сейчас он почему-то чувствовал себя хозяином положения.
— Хотя нет, разведчиком теперь ему не быть точно! Ведь он уже сейчас на прицеле у французских спецслужб!? А может эти гады всё же отстанут? В общем, о возможности в будущем жить в парижской квартире, я пока сыну говорить не буду! Ух! А денег за аренду, сколько набежало?! — чуть позже дошла до него и трезвая мысль.
В своё время он, конечно, обиделся на руководящих деятелей советской разведки и дипломатии, допустивших его самое суровое наказание по партийной линии, в общем-то, приведшее к краху его карьеры, перспектив, семьи и мечты. Но это никак не могло быть поводом или причиной предательства своей страны, своего народа, идеи.
Так что утром Пётр Петрович выпроводил гостя с чувством туалетного облегчения, с интересом разглядывая его подарок.
— А вообще-то Платон будет ему доволен! — понял отец футболиста.
После этого он решил до поры до времени и в дальнейшем держать втайне от всех наличие у него квартиры в Париже.
— Мало ли что в жизни может произойти?! Пусть пока будет. Вон, сколько франков за сдачу её в аренду накапало!? Хотя непонятно, как можно будет ими и квартирой в будущем воспользоваться?! А не выйдет ли всё это мне боком? Нет, теперь не выйдет, раз я на пенсии! А вот детям, особенно Платону, может и выйти! Так что пусть пока не знает, что квартира, в которой он жил в раннем детстве, всё ещё наша! Да и ему сейчас, пожалуй, не до других квартир! — рассуждал Пётр Петрович.
И был прав. Платон наслаждался свободой, благоустройством, светом и уютом реутовской квартиры. А с появлением в его комнате телефона появилась и постоянная связь с матерью на работе.
Только у отца на Сретенке пока не было домашнего телефона, а рабочего уже не стало. Зато тот теперь сам зачастил к детям.
А самым для Платона теперь приятным занятием стали субботние победы в бильярд-хоккей. Однако его настоящее хоккейное «Динамо», в отличие от настоящего хоккейного «Спартака» Сталева, далеко вперёд отпустив ЦСКА, в этом году играло хуже, пропустив вперёд себя в тройку лидеров ещё и «Химик, и борясь за последующие места с «Крыльями Советов» и ленинградским СКА.
— «У нас теперь очень редко играет Саша Комаров! И вообще нет армейской команды! Надо бы нам кого-нибудь найти для начала играть за СКА Ленинград!» — обратился Платон с просьбой к товарищам.
— «Так давай возьмём Мишку Соркина!» — предложил его сосед по парте Борис Быков.
— «Давай! Я не возражаю! Пусть приходит! Нормальный вроде парень!?».
— «Да, нормальный!» — подтвердил его школьный товарищ.
— «Ты ему тогда всё предварительно расскажи, и, если он заинтересуется, то я его приглашу официально!» — согласился хозяин.
Он вообще в этой квартире действительно чувствовал себя настоящим хозяином. У него незаметно даже появились хозяйские повадки.
А периодически появляющийся в туалете стойкий запах не свежей селёдки выдавал единственную в квартире особь мужского пола, которой сейчас незачем и не с кем было бороться за лидерство.
Зато за власть продолжали бороться военные в Южном Вьетнаме, где 20 декабря произошёл очередной военный переворот, и власть в стране захватила группа молодых генералов во главе с Нгуен Ван Тхиеу.
Но если те силой распространяли своё влияние, то у Платона это получалось самым естественным образом за счёт интеллекта, доброты и изобретательности.
И вскоре он в этом невольно убедился.
Планово посетив в конце декабря парикмахерскую на улице Ленина, Платон был неожиданно и без очереди молчаливым кивком головы лучшего мастера Рафаила приглашён в его кресло.
— «Как будем стричься?».
— «Под полубокс!».
— «Тебе подойдёт! У тебя очень хороший волос — послушный! Потом можно попробовать другие стрижки!».
— «А я долго стригся под ноль!» — вспомнил он свои походы в парикмахерскую на Сретенке, особенно перед летними каникулами.
Наслаждаясь виртуозной работой больших и длинных, открытых по локоть, волосатых, ловких и лёгких рук всеми признанного большого мастера и от повышенного внимания к себе, Платон, всмотревшись в его лицо, вдруг понял, что это отец Миши Соркина.
— «Освежить?».
— «Не, спасибо! У меня тогда денег не хватит!».
Но Соркин старший с покровительственной улыбкой из пульверизатора освежил школьного товарища своего сына, крикнув в кассу прежнюю цену.
— «Ой, спасибо!» — провёл Платон ладонью по темени, ощущая приятный запах мужского одеколона.
И
