тот, что шел первым, механически улыбался.
– Да, конечно, – пробормотал хозяин, – мы всегда гостям рады…
Сердце упало, онемение расползалось по членам. Он действовал нелогично, но иначе не мог. Оставил в покое лопату, попятился на цыпочках, ступил на дорожку между грядками. Ноги понесли к дому, работало боковое зрение. Гости обходили беседку, пока не ускорялись. Он вбежал на крыльцо, споткнулся.
– Куда же вы, Арнольд Георгиевич? – прозвучало в спину.
Все это было глупо, но он уже не контролировал себя. Вбежал в дом, повернул собачку замка и прислонился к стене. Липкий страх расползался по коже, невидимая удавка сдавила горло. Случилось страшное, и выдержка отказала. По-разному представлял он этот день, во всех ракурсах, не спал ночами, пугая жену. Что делать? Он обливался потом, задыхался от животного страха.
– Арнольд Георгиевич, ну что вы как маленький? – прозвучало с улицы, – Даже неловко за вас. Вы же умный человек, все понимаете.
«Может, ошибка? – мелькнуло в голове. – Перепутали адрес, не туда зашли. Почтеннейшая Анна Филипповна тоже не овечка, и к ней должны накопиться вопросы. Нет, обращались по имени-отчеству, это не ошибка…»
Ведь чувствовал же последние дни: что-то не так – спина чесалась, голова трещала как в тисках.
«Задняя дверь! – осенило. – Бежать! Переулок, овраг, американское посольство…»
Это было форменное безумие. Он миновал на онемевших ногах проходную комнату, выбрался в тесный коридор, заставленный тазами. Задней дверью пользовались редко. Под ногами что-то загремело, покатилось по полу. Звякнул проржавевший крючок. Он вывалился на улицу. Но и здесь его уже ждали.
– Может, хватит, Арнольд Георгиевич? – Субъект с идеальным пробором шагнул вперед, предотвращая отступление в дом. Он вывернул ему руку, Арнольд Георгиевич взвыл, ударившись лбом о косяк.
– Комитет государственной безопасности. Вы арестованы, гражданин Толмачев. Против вас возбуждено уголовное дело по статье 64, пункт «а». Вы же в курсе, о чем эта статья? Не надо сопротивляться, вы прекрасно знали, на что шли. Будьте мужчиной.
Но он не мог такое принять. Разум помутился, руки не ведали, что творили. Бедняга пытался вырваться, хрипел, бормотал, что ни в чем не виноват, что будет жаловаться в Совет министров!
Подошли еще двое, схватили за руки, за ноги, оторвали от земли. Его несли, как мешок с картошкой, при этом даже не шутили, хотя ситуация сложилась комичная. Щелкнул затвор фотоаппарата – велась съемка. За углом Толмачев опомнился, стал просить, чтобы его поставили на ноги, сам пойдет. Люди же смотрят!
Его поставили, взяли под руки. Люди действительно смотрели. Чуть не подавилась Анна Филипповна, прикрыла дверь – оставив, впрочем, щелку. Озирались пешеходы с сумками, идущие с электрички.
Арестованного вывели за калитку. Он сам уселся на заднее сиденье. Двое втиснулись по бокам: подперли задержанного. Водитель занял свое место.
– Надо же, Девятого мая взяли упыря, – хмыкнул один из сидящих сзади, – в великий день.
– Символично, – согласился водитель и надавил на педаль газа.
В помещении с голыми стенами было зябко, неуютно. Единственное окно закрывали плотные шторы. Растекался свет от настольной лампы.
Сидящий на стуле выглядел неважно. За прошедшие трое суток он сильно сдал, осунулся, кожа покрылась серой сыпью. В глазах застыла обреченность. Он сидел, опустив голову. Лицо собеседника пряталось в тени, освещались только руки, перелистывающие бумаги.
– Вы хорошо себя чувствуете, Арнольд Георгиевич? Есть жалобы, пожелания?
– Спасибо, все хорошо… – арестант разлепил слипшиеся губы. Он был одет в спортивный костюм с надписью «Динамо» – не новый, с протертыми коленями. – Впрочем, есть одно пожелание, если это уместно… – Он говорил не поднимая головы, смотрел из-под бровей, седеющих вместе с волосами. – Я три дня нахожусь в одиночной камере, там сыро, темно, я давно не видел солнечного света…
– Вы обвиняете в этом следственные органы? – с иронией отозвался сотрудник ведомства. – Таков порядок, гражданин Толмачев. Зато у вас есть масса времени, чтобы все обдумать и сделать выводы. Хорошо, вечером вас выведут на прогулку, – смилостивился следователь, – если вас не смущает постоянно моросящий дождь. Сказать по правде, мы тоже три дня не видели солнечного света.
– Спасибо… Почему меня опять допрашивают? Я же все сказал…
– Не все, гражданин Толмачев. Это были предварительные беседы, их проводили сотрудники смежного отдела. Нас интересует другое. Но для начала пройдемся по общим темам, не возражаете?
На столе, в углу, шелестела магнитная лента: допрос записывался. Стены в помещении имели не только уши, но и глаза – арестант их чувствовал, от этого немела кожа на затылке. Собеседник молчал, с интересом вглядывался в серое лицо предателя.
Тот воспользовался паузой:
– Как вам удалось меня найти? Я всегда проявлял осторожность…
– Мы знаем. Из вашего учреждения несколько лет происходили утечки, но их связывали с другими именами. Мы были удивлены, узнав, что агент Самсон – это вы. Ваше имя назвал перебежавший в СССР агент ЦРУ. Помимо вашего имени, он сообщил другие интересные сведения. Но давайте по порядку. Имя перебежчика оставим в секрете. Удивлены? Бегут не только от нас, но и к нам – в этом нет ничего удивительного. Удовлетворили свое любопытство? Итак, вам 54 года, родились в Казахской ССР… тогда еще АССР. На войну не попали, она закончилась за год до вашего совершеннолетия. Повезло вам, Арнольд Георгиевич. Поступили в Харьковский политехнический институт, по окончании учебы получили распределение в НИИ радиостроения при тогдашнем Министерстве радиопромышленности, где и работали до последнего времени. Женились, есть сын. Отец вашей супруги был репрессирован в 1937 году как враг народа. Он скончался в лагере от болезни, не дожив до 54-х. Не это ли послужило мотивом к предательству? Вопрос академический. Вы проживаете в высотном доме на Кудринской площади – неплохо. Два шага до американского посольства – удобно, далеко ходить не надо… Вы ведущий инженер Института радиостроения, структурного подразделения НИИ приборостроения; крупный специалист в области радиолокации и авиации. Имеете неплохую зарплату – 350 рублей. В каком году, позвольте уточнить, произошло ваше грехопадение? Вижу, не отвечайте: в 1976-м, пять лет назад. Согласно вашим показаниям, вы долго пытались установить контакт со спецслужбами США, в итоге это вам удалось. Ваш контакт – некто Пол Саймон, сотрудник ЦРУ под дипломатическим прикрытием. Он тоже задержан, в ближайшее время будет выдворен из страны. Эти господа – неплохие психологи, не правда ли? Им интересно, почему советские люди идут на предательство. Вы часто беседовали со своими кураторами в безопасных местах. Уверяли, что в душе яростный противник советского строя, имеете диссидентские наклонности. Вам по душе такие личности, как Солженицын, Сахаров, вы полностью разделяете их позицию, выступаете против политики советских властей… Между нами говоря, – следователь усмехнулся, – Александр Исаевич – весьма неприятный
