нарочно опоил водкой его начальник Бабаев, ему никто не поверил, поскольку репутация у Всеволода Леонидовича к тому времени была безупречной.
В одна тысяча девятьсот двадцать седьмом году подобная история случилась с помощником Бабаева по фамилии Калмыков. Тот не только неверно замерил глубину акватории пристани, но и неправильно указал ширину судового хода. И на мель сел уже не двухпалубный прогулочный пароходик, а большая самоходная баржа с зерном и мешками с картофелем, перегородив фарватер прочим судам и парализовав работу практически всех остальных адмиралтейских пристаней. А все потому, что Всеволод Леонидович малость подправил цифровые показатели, сделанные Калмыковым и внесенные им в журнал. Подправленные данные и явились причиной аварии баржи.
Оставить без внимания столь серьезный случай, имевший большие последствия для судоходства, не могли, и вскоре приехала комиссия из двух важных персон. Один из членов комиссии, круглолицый мужчина с куцей бороденкой, являлся главным. Он дотошно расспрашивал о произошедшем, листал документацию, уточнял происхождения цифр и постоянно что-то записывал в потрепанный блокнот химическим карандашом.
Каким-то образом ему удалось докопаться до предыдущих случаев, когда суда садились на мель или путались места швартовки. И он обратил внимание на факт, который внимательному человеку пропустить было никак нельзя: одинаковые, по сути, преступления – руководитель комиссии вполне справедливо называл их преступлениями, а не происшествиями – совершались разными людьми. Но при этих происшествиях (преступлениях) неизменно присутствовал Всеволод Леонидович Бабаев.
Руководитель комиссии начал внимательно присматриваться к нему, сочтя аварии, случившиеся на реке, как-то связанными со Всеволодом Бабаевым.
Если бы любопытство ревизора ограничивалось лишь его непосредственной работой как начальника технического участка, так это еще куда ни шло. Пусть смотрит себе куда хочет, заглядывает во все дырки, за этим и приехал. Ведь должен какой-то вердикт написать о произошедшем. Но ведь этот дотошный служака из комиссии стал копаться в прошлом Бабаева, – стал делать какие-то письменные запросы, созваниваться с организациями, – то есть, по сути, начал вести собственное расследование. Допустить этого было нельзя.
В один сумрачный день, получив по запросу личное дело Всеволода Леонидовича Бабаева, руководитель комиссии отпустил помощника на отдых и стал внимательно прочитывать страницу за страницей. А когда стрелки часов подобрались к десяти часам вечера, он решил отправиться в гостиницу. Подуставший ревизор не заметил, как за ним увязался человек в плаще едва не до пят и накинутом на голову капюшоне.
Человек в плаще, шедший на значительном расстоянии от него, держал что-то продолговатое в правой руке, однако понять, что это может быть – отрезок водопроводной трубы, арматура или просто свернутая газета – было невозможно.
Впереди через реку был деревянный мост. Словно что-то почувствовав, ревизор приостановился, посмотрел по сторонам, а потом ступил на пустынный мост. Человек в плаще стал его нагонять. Где-то посередине моста неизвестный в плаще догнал руководителя комиссии. Услышав за собой шаги, ревизор обернулся и получил продолговатым предметом сильнейший удар в лоб. Бородач неловко упал, обливаясь кровью, попытался подняться, но получил еще один удар по затылку и еще. После третьего удара руководитель комиссии больше не поднимался, его тело было бездыханным.
– Нашел чего-нибудь? – скинув с головы капюшон, спросил у бородача Бабаев, глядя в залитое кровью лицо. – А ведь я тебя предупреждал. Сам виноват!
Поднатужившись, он приподнял убитого и перекинул его через перила моста. Внизу послышался негромкий всплеск. Какое-то время Всеволод Бабаев смотрел в воду, а потом накинул капюшон и отправился по мосту в обратную сторону. А ведь он сомневался, сможет ли убить человека, если наступит такая необходимость. Вот она и наступила. Оказывается, смог! И не такое уж это сложное дело…
Новая комиссия расследовать дело о посадке самоходной баржи на мель не приезжала. А милиционеры, что вели следствие по делу обнаружения в реке трупа начальника комиссии, у которого был разбит череп, допросив Бабаева и его помощника, дело приостановили на неопределенный срок за недостаточностью улик. Ходил слушок, что начальник комиссии сам себя порешил из-за развода с женой. Дескать, не смог вынести разлуки и бросился с моста в реку, разбив голову о камни, что нередко случается при падении человека с высоты. Слушок этот, распускаемый на адмиралтейских пристанях не без помощи Всеволода Леонидовича, сделал свое дело, и о гибели руководителя комиссии как-то быстренько забыли. А вместе с ним забыли и о том, что самоходная баржа из-за халатности работников пристани села на мель, парализовав работу всех прочих пристаней.
В одна тысяча девятьсот двадцать девятом году три четверти площадей адмиралтейских пристаней были переданы под размещение завода обозных деталей, передислоцированного в Средневолжск из соседней Чувашии. Всеволода Бабаева, как ценного работника, сокращать не стали, а перевели на завод в контору на должность инженерно-технического работника, поскольку помимо репутации передовика у него имелся диплом об окончании техникума. И стал Всеволод Леонидович выпускать тачанки, телеги, хомуты да дуги для Рабоче-крестьянской Красной армии и колхозного села. Вредил помаленьку, но так, чтобы не бросалось в глаза, а когда с тридцать третьего года завод стал выпускать еще самолетные лыжи, лонжероны, крылья и кабины – вредительствовал уже масштабнее, что было ему настоящим бальзамом на душу. Случалось, выбраковывались целые партии стыковых узлов крыльев – лонжеронов и самих крыльев, однако несколько лет никаких последствий из-за брака работники завода не имели. Брак – он случается везде. Даже на оснащенных новейшей техникой предприятиях. А завод обозных деталей имел оборудование, выпущенное еще в девятнадцатом веке.
Все изменилось с тысяча девятьсот тридцать пятого года, когда обозный завод получил статус оборонного. За брак стали спрашивать строго, и причинами его занимались уже сотрудники госбезопасности НКВД.
Однажды после очередной партии бракованных стыковых узлов самолетных крыльев до Бабаева докопался майор госбезопасности по фамилии Колдобин.
– Я тебя посажу! – орал он на Всеволода Леонидовича в кабинете директора завода и в гневе стучал кулаком по столу. И это были не пустые слова. Майор обладал немалой властью. Главный инженер завода уже томился в застенках Управления государственной безопасности, расположенного на Черном озере, и ему светила пятьдесят восьмая статья за совершение контрреволюционной деятельности, направленной к ослаблению или подрыву внешней безопасности Союза ССР. Случившееся было на руку Бабаеву, поскольку главный инженер был большевиком с пятнадцатого года, а стало быть, являлся личным врагом Всеволода Леонидовича. Однако сам он попадаться в лапы НКВД не намеревался и придумал комбинацию, которая освободит его от майора госбезопасности Колдобина навсегда…
Всеволод Леонидович приметил, что майор госбезопасности с вожделением поглядывает на симпатичную двадцатишестилетнюю секретаршу директора завода Маечку Зарипову. Да и на межцехового диспетчера Василису Дмитриевну с внушительной
