– Никак, – ответил генерал. Все сразу уставились на него, даже Тоннер. – Не нашел я Северскую.
– Как не нашли?
– В свое имение она не приезжала.
– Может, конюх врет? Или день спьяну перепутал? Может, вчера она лошадь просила? – подал голос Киросиров.
– Я на обратном пути пастуха приметил и расспросил. Он рано утром чагравого мерина видел. Издалека, правда, но говорит, перепутать не мог, Султана знает хорошо. А управляющий, Павел Игнатьевич, крайне взволнован. Поляк-то не врал, княгиня действительно с ним в Петербург собиралась, карета с утра готова. Самое интересное, что еще вчера днем она таких планов не имела! Хотела сегодня с нотариусом встретиться – деловые бумаги какие-то подписать, да гостям вчерашним визиты отдать. Поблагодарить, что на свадьбу пришли.
– Когда княгиня решила в Петербург ехать? – спросил Терлецкий.
– Вечером! Вызвала управляющего, сказала, что дело срочное в столице. С ней, мол, Шулявский поедет и князь. Северский как закричит: "Что я там забыл?" Наотрез отказался. Мол, гостям охоту обещал. А княгиня заявила, что все равно поедет, дело большой доход обещает, и упускать его она не намерена. Василий Васильевич разозлился и дверью хлопнул.
Тоннер не сомневался: Елизавета собралась в Петербург после разговора с Шулявским. Но рассказывать об их тайном свидании доктор пока не хотел. Связана ли встреча под деревом с отравлением – еще вопрос, а на репутацию княгини тень кинет несомненно.
Тоннер поинтересовался у Николая, пришедшего вместе с генералом:
– Шулявский проснулся?
– Не видел, – затараторил адъютант, – в столовую и трофейную не спускался.
– Может, поляк с княгиней уже в Петербург укатили? – в раздумье проговорил Терлецкий.
– А Тучин появился? – спросил Угаров.
– Да! Злой, наорал на своего слугу, позавтракал наскоро и пошел спать, – четко, по-военному доложил адъютант.
"Амур, кажись, не удался", – решил Денис.
– Господа, я закончил, – объявил Тоннер.
Тело прикрыли простыней, подождали, пока доктор снимет фартук и рубашку с ржавыми пятнами, и не спеша двинулись в усадьбу.
– Жаль, что не удалось допросить княгиню. Судя по всему, она уехала в Петербург с Шулявским. – Киросиров ухватился за предположение Терлецкого. – Следствие можно закрывать, князя отравила любовница Настя, а потом и с собой покончила. Мир их праху.
Урядник бросил злобный взгляд на Тоннера: испортил Насте загробную жизнь! Кабы не он, похоронили бы девицу честь по чести на кладбище. А теперь только за оградкой. Киросиров вспомнил могильный холмик на въезде в имение Северских. Там, кажется, похоронена племянница Василия Васильевича. Можно и Настю положить рядом. Вот семейка! Коли так дальше пойдет, кладбище самоубийц придется устраивать.
– По-вашему, княгиня с Шулявским на одной лошади в Петербург поскакали, так? – спросил у Киросирова Тоннер.
– Представляется очевидным, – урядник старался говорить как можно спокойнее, – что к делу об угаре, тьфу, об отравлении, сие отношения не имеет.
– Может, и не имеет, – пробормотал Тоннер. – Но боюсь, связь все-таки есть! Федор Максимович, вы не помните, бричка Шулявского на станции оставалась?
– Да, до имения поляк доехал в нашей, – подтвердил Терлецкий.
– Вот видите! – У Киросирова на душе полегчало. – До станции можно и на одной лошади доехать, а там в бричку – и тю-тю.
"Да, я любила тебя, Анджей, а ты…" – быстро пронеслось в голове Ильи Андреевича.
Он знал, угасшие было чувства часто вспыхивают вновь, да с такой силой, что люди плюют на приличия и пускаются во все тяжкие.
Вслух промолвил:
– Хорошо бы проверить, на станции ли бричка Шулявского.
– Николай! Дуй на станцию! Узнать и доложить! – приказал Веригин.
Николай круто развернулся и бегом припустил по центральной аллее.
"Допустим, прав Киросиров, – размышлял Тоннер. – Настя отправила князя и покончила с собой. Где раздобыла цианид? Сдается мне, у Насти под рукой был яд менее мучительный. Готов держать пари, что этот дохтур, латыни не знающий, пичкает Анну Михайловну сонным зельем!"
Задумавшись, Тоннер и не заметил, как очутился в трофейной. Двери в покои князя оказались открытыми.
– Какого дьявола, кто посмел?! – накинулся Терлецкий на дворецкого.
Тот стал оправдываться:
– Отец Алексей приехал, адъютант его не пускал. А потом своего генерала увидел и побежал докладывать, что все в порядке. Батюшка и вошел.
– Я разрешил, – сказал заплаканный Митя. При осмотре спальни он держался достойно, но, когда выносили тело Насти, разревелся и с тех пор не мог унять слезы. – Молитва следствию не помеха.
– Не помеха, не помеха, – заворчал Терлецкий. – Велите-ка, любезный, – снова обратился он к дворецкому, – занести госпожу Петушкову обратно. Как и предполагал доктор, она отравилась.
Тоннер поправил:
– Или отравлена.
Сидевший на диване Рухнов снова зарыдал.
– А похороны в котором часу будут? – задал Роос давно интересовавший его вопрос.
– Не раньше, чем послезавтра, – пожал плечами генерал.
– Послезавтра? Так долго? – изумился американец. – Покойники же начнут смердеть! Вот арабы хоронят своих мертвецов день в день, до захода солнца. Мне повезло, я присутствовал. Представляете, гробов там нет. Тело кладут просто в саване…
– Какая дикость! – воскликнул Киросиров.
– Это еще что! – Веригин вспомнил очередную историю. – Как на Кавказе мы преследовали очередную банду горцев…
Терлецкий не выдержал. Байки, охотничьи рассказки, этнографические экскурсы чрезвычайно украшают пустопорожний разговор. А тут преступление! Надо генерала с этнографом куда-нибудь отправить с поручением, чтобы не мешали расследованию.
– Господа! Вернемся к делам! Павел Павлович, поднимитесь-ка к Шулявскому! Вдруг он спит?
– К вашим услугам! – Веригин щелкнул каблуками.
– Если комнату не откроет – ломайте дверь, допросить надо. Возьмите с собой кого поздоровей – господина Рооса, к примеру.
Генерал посмотрел на этнографа. Пошутил, что ли, Терлецкий? На здоровяка этот долговязый мешок с костями никак не тянул. Роос же улыбнулся Веригину во весь белозубый рот. Делать было нечего.
– За мной! – скомандовал Павел Павлович этнографу.
Тот с удовольствием пошел.
– А мы осмотрим покои князя, – решил Терлецкий.
– Зачем? – искренне удивился Киросиров. – Отравительницу мы установили.
– Вы установили, а мы еще нет, – парировал Илья Андреевич. – Яд не в порошке глотали! Либо в пищу, либо в питье подмешали. Надо проверить посуду.
– А Анне Михайловне уже сказали про смерть Василия Васильевича? – подал с дивана голос Митя.
Тоннер чуть не хлопнул себя по лбу. Забыл он совсем про старую княгиню! Но стоит ли говорить ей о смерти единственного сына? Тут надобно поразмыслить. Даст ли ей Бог силы пережить эту весть?
– Не беспокойтесь, – сказал Глазьев. – Сейчас схожу, микстурки волью, а говорить ей бесполезно. Ничего не понимает.
– Господа, начинайте осмотр без меня. Я догоню. – Илья Андреевич бросился по анфиладе за удалявшимся Глазьевым.
Догнать его удалось в центральной ротонде:
– Микстурка у вас с собой?
– Да-с! Во врачебном деле все необходимое должно быть под рукой. – Глазьев не останавливался, и Тоннеру пришлось преградить ему дорогу.
– Дозвольте полюбопытствовать? – Тоннер решительно протянул руку к склянке.
Глазьев отдал ее неохотно.
– Микстурка собственного приготовления. Состав, знаете ли, в тайне держу.
Илья Андреевич, вытащив крышечку, левой ладошкой аккуратно помахал у горлышка и осторожно втянул в себя воздух. Потом капнул себе на ладонь. Пристально рассмотрев жидкость, решился попробовать микстурку на вкус прямо из темной склянки.
– Опий? Не ошибся? – спросил у Глазьева.
– Травяной настой!
– Анализ сделать?
– Мак, конечно, имеется.
– А трав там никаких нет. Опий, да и только. Правда, раствор слабый. Отравить таким нельзя.
– Я врач, а не убийца, – обиделся Глазьев.
– Чем больна княгиня? За завтраком вы мне так и не ответили!
– Болями мучается. Только микстуркой и спасается…
– Что именно у нее болит? – перебил Тоннер.
– Что, что… Вся организьма болит.
– Организьма, говорите? Что вы заканчивали, Антон Альбертович? – ласково поинтересовался Тоннер.
– В каком смысле?
– Учились где врачебной науке?
– А вы, Илья Андреевич?
– Медико-хирургическая академия.
– Завидую. Никогда в Петербурге не был. Вот бы съездить! Зимний дворец посмотреть, государя императора увидеть! Часто лицезреете?
– Учились где? – стоял на своем Тоннер.
– Учился? Учился много где! Человек, знаете, всю жизнь учится. Сначала ползать, потом под стол ходить. Затем читать, писать. Арифметики там разные изучает, закон Божий…
– Латынь, которой вы не знаете. – Тоннер жалел, что рядом нет Терлецкого или на худой конец Киросирова. Взяли бы субчика за грудки, вмиг перестал бы ваньку валять. – Как будет "мышца" на латыни?
