Ознакомительная версия.
— Вот, смотрите! Мы с Франческой собирались пожениться, я уже подготовил брачный договор!
— На нем есть подпись кузины?
— Говорю же, мы собирались…
— Простите. Синьоры, вам нет нужды задерживаться в этом доме.
— Погодите! Ваша святость, молю, пусть эта дама ответит — как ей удалось опередить меня? Я примчался, едва прислуга синьоры известила меня о несчастье, но аббатиса Мария опередила меня и уже была здесь, хотя путь от картезии, где она проживает, до Флоренции занимает более полусуток, даже в хорошую погоду!
— Не вижу причин отвечать. У меня много хлопот, синьоры, простимся.
— Действительно, — отец Джироламо пристально посмотрел на женщину. — Приближается время молитвы, вы планируете исполнять здесь обязанности дьяконессы1, как позволяет ваш орденской устав, матушка Мария?
— Нет, я не служу в поездках.
— Значит, ваше служебное облачение осталось в монастыре?
— Безусловно.
— В полной сохранности?
— Да, разумеется.
Святой отец подал знак сержанту городской стражи.
— Арестуйте синьору, известную как Лавиния-Флора де Франкони.
— Что? — тонко вычерченные рукой синьоры Природы брови аббатисы Марии взлетели вверх подобно птичьим крыльям. Ее лицо преисполнилось угрозы. — У вас нет права арестовать меня, синьор Савонарола! Вас подозревают в лжепророчестве, никакой иерарх не поддержит…
— Повторяю, сержант! Задержите эту даму. Не церковь, а Синьория выдвигает ей обвинение в двойном убийстве. Доставьте эту синьору в тюрьму! — он извлек из рукава и развернул парчовую ленту, сверкающую от золотого шитья. — Этот орарь был дважды использован как удавка. Он принадлежит аббатисе женской картезии Марии, что готовы засвидетельствовать три надежных свидетеля, лицезревшие аббатису Марию в этом богослужебном одеянии, включая моего помощника фра Сильвестро.
Монах, деливший с фра Пьетро облучок двуколки, старательно кивнул, подтверждая справедливость слов святого отца.
— Да, истинно сказано.
— Какие у этой синьоры могли быть причины удавить парнишек, будь они неладны? — шепотом спросил Микеланджело у сержанта, однако его слова достигли чуткого слуха проповедника. Отец Джироламо чуть склонил голову и ответствовал так, чтобы не слышал никто, кроме них двоих:
— Поверьте, Микеле, когда дело дойдет до суда над тобой, будут соблюдены все формальности. Уверяю, что дьяволица Гордыня рано или поздно приведет тебя на скамью в судебном зале, как привела эту даму. Синьора возомнила себя лекарем лучшем, чем сам Господь. Она получила несколько уроков у чародея Бальтасара и попыталась самостоятельно излечить буйнопомешанного, но когда он сбежал и начал убивать, синьора поняла свою ошибку, было слишком поздно. Чтобы остановить безумца, ей пришлось покончить с ним. Аббатиса Мария, сколь я о ней наслышан, крепкая физически и очень неглупая дама, ей по плечу подобные вещи. Видишь, как все просто? Статуя здесь не причем. Не красота или искусство, а грехи правят миром — гордыня, похоть, алчность. Сам того не зная, ты много помог мне разобраться в этом происшествии, Микеле. Теперь берись за перо, напишите к подеста, пусть назначат день судебного слушания. Единственный и истинный государь Флоренции — Иисус Сладчайший, но правит в ней только закон!
Оглушенные неожиданным происшествием насельники и гости виллы де Розелли высыпали во двор, чтобы посмотреть, как понукаемая стражей аббатиса Мария поднимается в возок, запряженный парой лошадей. Ее спина оставалась безупречно прямой, а лицо безучастным, хотя ливень насквозь промочил ее платье за считаные минуты. Синьора Косма безуспешно предлагала «матушке» свой теплый плащ и заливались слезами из-за отказа. Медики препирались об истинных причинах смерти синьоры Франчески де Розелли и наперебой выспрашивали у святого отца разрешения опросить прислугу насчет ее рациона и самочувствия в день смерти, а синьор Таталья требовал незамедлительно наложить запрет на все движимое и недвижимое имущество семейства де Розелли.
Микеланджело неприметно выскользнул со двора в дом, поднялся в рабочую комнату покойного Филиппе, вынул из бюро чернильницу, листок бумаги, быстро покончил с письмом к городскому подеста, затем, покусывая кончик пера, написал еще одну записку, которую запечатал собственной печатью. Оба послания он вручил фра Пьетро с просьбой без промедления доставить адресатам.
Присоединившись к прочей публике, убедился, что белый мулл увез святого отца достаточно далеко, пригибаясь и таясь за живой изгородью, вернулся обратно в соседний особняк, оглянулся и тихо, как вор, исчез за дверями кухни.
Судьба изваяния мало заботит святого отца, значит, ему придется устраивать будущее языческого божка самому, решил скульптор. Даже в большом доме найдется немного мест, где можно спрятать громоздкий и тяжелый предмет вроде мраморной статуи. Он с большим тщанием прочесал весь особняк мессира от крошечного пыльного чердака до винного погреба, но не обнаружил ни малейших следов статуи.
Некто снова опередил его.
Человек без лица и имени. Демон во тьме.
Весьма разочарованный, Микеланджело нацедил из винной бочки полный кувшин, не зажигая огня расположился на кухне и стал размышлять. Кто-то из них двоих допустил ошибку. Остается выяснить кто — он либо отец Джироламо?
* * *
Итак, Некто пытался исцелить умалишенного, склонного к приступам агрессии, счел лечение успешным, освободил больного от цепей и колодок, затем отпустил его. Но сумасшедший оказался весьма опасен — удавил несколько молодых людей. Возможно, такова была природа его безумия или несчастный всего лишь воспроизводил то, что наблюдал в богадельне — удушение с целью остановить припадок агрессии. Горе-лекарь понял свою ошибку и остановил безумца самым действенным способом: лишил его жизни. Тело он выкрасил белилами и выставил таким образом, чтобы оно было обнаружено, но никак не указывало на своего убийцу.
* * *
Отец Джироламо считает, что лекарем-убийцей была аббатиса-картезианка. Микеланджело вполне допускал, что в богадельне при картезии, где содержат слабоумных женского пола, могли тайком призревать молодого человека, особенно если он попал в монастырские стены ребенком. Его смущал вовсе не пол пациента, а качество лечения. Матушка Мария достаточно крепкая и решительная особа, чтобы в чрезвычайных обстоятельствах схватить собственный орарь и затянуть на чужой шее достаточно крепко. Его смущало другое — качество лечения. Аббатиса была умелым лекарем, в этом скульптор убедился на собственной шкуре. Маловероятно, чтобы она ошиблась при оценке состояния умалишенного.
Значит, ему нужен был другой лекарь — человек, который может ошибиться, определяя болезнь, спутать дозировку лекарства или выбрать неподходящий метод лечения. Попросту говоря — ему нужен плохой врач!
Отпив вина, синьор Буонарроти подпер рукой отяжелевшую голову — негодящий доктор! Есть над чем задуматься. Это хорошего врача найти сложно, а плохих во Флоренции — пруд пруди, плотину ставь! Университет каждый год выпускает на улицы по два десятка ученых докторов в коротких мантиях и шапочках, кроме того, медицинская гильдия продает разрешения на практику всем, кто готов заплатить за право добавлять к собственному имени «маэстро».
* * *
Кувшин опустел, чтобы наполнить его, Микеланджело пришлось снова спуститься в подвал. Он уже шел обратно, придерживаясь впотьмах за стены, чтобы не расплескать живительную влагу, вдруг обнаружил, что посреди кухни его подкарауливает громадный лохматый демон! Черная масса заслонила собой оконце, робкому лунному свету было не просочиться внутрь.
Его свободная рука сжалась в кулак и готова была нанести удар, если чудище бросится на него. Черные лапы потянулись к нему, вцепились в кувшин и выдохнуло:
— Синьор каменотес? Это правда, вы?
Перед ним стоял кучер, против обыкновения он был практически трезв.
— Остолоп! Чтоб тебя псам в куски разодрать! Я едва не пришиб тебя насмерть!
— Гы-гы… — темнота прикрывала улыбку кучера, как молодка, что стыдится недостающих зубов. — Я тоже перетрухнул маленько. Думал, чертовый статуй вернулся.
— Он не сможет вернуться — он мертвец. Его труп увезли в городской морг. Ясно?
— Не скажите синьор, я из-за этого статуя едва умом не рехнулся.
— Ну-ка, поведай, что стряслось, — Микеланджело протянул кучеру кувшин с вином.
— Не синьор, больше я пить не буду. Доктор говорит, от вина бывает помутнение в рас-дудке… в рассуд-су… Короче, с головой худо становится. Видишь то, чего нету.
— И что же ты видел, дружище?
— Что увидишь впотьмах? Так. Ерунду одну. Только дело было не этой ночью, а еще прошлой. Пошел я до ветра — туда, подальше отошел, чтобы маэстро не видел.
Ознакомительная версия.
