к фонарному столбу, развернул и прочитал. Он узнал почерк Валентины. Конечно, строчки плясали, оно и понятно, Валентина нервничала.
«Стас, будь осторожен, остерегайся Макса! Он не тот, за кого себя выдает!»
Сыщик едва удержался на ногах. Но почему супруга не передала это сообщение ему на словах? Например, во время того же танца, когда они неплохо двигались под пластинку ABBA. Во время танца, правда, с Валентиной творилось что-то невообразимое. Она отвечала невпопад, сбивалась с ритма, явно волновалась. И новогодний аттракцион, который она с таким азартом готовила накануне, явно потерял для нее свою актуальность. Сейчас Валентина уже не проведет его никогда. Такая вот безнадежная правда.
А вдруг во время танца она еще не знала всех подробностей про Макса и говорить пока было нечего? А когда узнала, мужа рядом не оказалось, зато была бумага и ручка. И пальто мужа висело на вешалке. Почему бы и нет? Вполне реальная версия. И Валентина нашла столь странный способ передачи информации. Стас даже назвал бы его чудовищным! И – попалась в кадр. Дикость!!!
Но тогда, получается, и Лёвик знал об этой записке. Он же не слепой! Увидел кадр и напечатал. И Жанна – муж и жена, как говорится, одна сатана. И с постной миной фотограф вручил ему пакет с этой фотографией. Притворщик! Лицемер! Да, ребята… Интересно, что за игру вы затеяли.
Стас почувствовал, что еще немного – и он будет готов поклясться, что собственноручно зарезал жену без всякой на то причины. Самое время рехнуться.
Его всегда интересовало, а как люди сходят с ума, становятся, проще говоря, психами. Перестают узнавать родных, постепенно утрачивают возможность логически мыслить, теряют интерес к жизни. Он знал от Валентины, что так происходит не сразу, а постепенно – неделя за неделей, месяц за месяцем.
Неужто он пройдет этот длинный путь за одну новогоднюю ночь?! Всё спрессуется в часы и минуты, он станет психом по ускоренной программе?! Он был близок к сумасшествию как никогда.
Не верить фотографии он не мог. Это – факт, как любил говорить двадцатипятитысячник, моряк и рабочий Путиловского завода из «Поднятой целины» товарищ Давыдов. Записка тоже была фактом, но ее запросто могли подбросить, и почерк могли подделать. Факт, таким образом, становился чуть искаженным. А видеть реальность искаженной – удел психов.
От множества мыслей голова гудела, словно улей, а он не знал, за какую следует ухватиться. Когда Стас намотал несколько кругов вокруг дачи, он решил разработать краткий план действий на ближайшее время.
Первое – выяснить, что за кнопка под подоконником. Сделать это необходимо тихо, чтобы никто не увидел. Выяснить можно лишь методом научного тыка – нажав на нее. Что затем последует, одному богу известно.
Второе – уточнить, была ли разборка между Максом и Антоном, ломал ли хозяин дачи челюсть. Иначе зачем понадобился телефон хирурга-стоматолога, о чем свидетельствовала запись в телефонной книге.
Третье – зачем Макс заходил в их с Валентиной комнату. Стасу почему-то не верилось, что целью журналиста было подкинуть орудие убийства ему под подушку. Не верилось, и всё тут!
Четвертое – кто и, самое главное, за что ударил Жанну по щеке так, что левая половина лица бедняжки горела потом подобно ночному маяку несколько минут. Впрочем, ударить мог и муж. Хотя Стас не помнил за Лёвиком подобных боевых наклонностей.
Еще несколько пунктов, касающихся записки в кармане, снимка, на котором он запечатлен с ножом на кухне, и многого другого, Стас решил отложить в долгий ящик, так как пока не знал, как к ним относиться.
Я тебя заставлю попотеть!
Когда сыщик вернулся в дом, за столом никого не было. По телевизору транслировались «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады», Джо Дассен пел по-французски о том, какое это несчастье, если вдруг твоя любимая исчезнет.
«Полностью с тобой согласен, дружище Джо», – заметил про себя Стас, скидывая пальто.
Из кухни вышла Мила с самоваром в руках. Стас бросился ей помогать, так как чувствовалось, что самовар полный.
– Спасибо, Стас, я и сама могла бы донести.
– Где Антон, Макс, Жанна, Лёвик? – поинтересовался он вместо ответа. – Где народ, короче?
Мила уже набрала в грудь воздуха, чтобы ответить, но за нее это сделал бородатый муж, внезапно появившись наверху.
– У тебя уже готов вердикт? Так сказать, всем сестрам по серьгам, – вальяжно облокотившись о перила, сказал он. – Как у Эркюля Пуаро в романах Агаты Кристи? Убийца сейчас среди нас и нам пора собираться за столом, чтобы назвать его? Только свистни, я вмиг соберу всех оставшихся.
– Сначала мне бы хотелось обсудить с тобой некоторые нюансы, весьма неприятные, – не очень дружелюбно обозначил свое намерение Стас. – А там видно будет. В зависимости от результатов разговора.
– Всегда пожалуйста, – развел руками хозяин дачи. – Ты знаешь, я открыт для общения.
«Открыт для общения, возможно, – подумал Стас. – Но не для правды. На тебя, обычно, где сядешь, там и слезешь».
Вслух же спросил:
– Где мы сможем переговорить с глазу на глаз?
– Да хотя бы в нашей с Милкой опочивальне.
«Угу, на твоей территории, значит? – внутренне напрягся Пинкертон. – Ну уж нет, я тебя заставлю попотеть, не сомневайся!»
– Думаю, лучше на кухне. Девочки посуду помыли, там сейчас свободно. Спускайся!
Оказавшись наедине со Снегиревым, сыщик на короткое время забыл все слова, что заготовил для разговора. Даже подумал – не научился ли Антоша гипнозу за время, прошедшее с момента окончания школы. Мотается по разным капстранам, бог его знает, чему его там могли научить.
Хозяин дачи не спеша достал из навесного шкафчика блок «Мальборо», вскрыл его с помощью ножниц, достал одну пачку. Сорвав с нее обертку, приложил к носу, втянул ноздрями аромат:
– Да, умеют капиталисты делать курево, что и говорить.
– Все же я хочу узнать, что связывало тебя и Лену Седых.
– Абсолютно ничего, – скривился, закуривая, бородач. Потом, словно спохватившись, добавил, выпустив струю дыма: – Нет, я помог когда-то ее маму устроить на операцию. В Горький, кажется. Через отца, естественно. Почему бы не помочь хорошему человеку? Она попросила, я помог…
– Безвозмездно?
– Разумеется, исключительно за «спасибо». Мне ничего не надо, у меня всё есть. И тогда всё было. Люди должны помогать друг другу, бывшие одноклассники – тем более. Разве нет?
Антон смотрел на него сквозь дымную завесу и совершенно искренне не понимал, на что намекает этот въедливый Корнейчук.
– У меня другие данные, – отрывисто, заговорил Стас. – Чтобы ты, да безвозмездно… Где ж это видано?! Не смеши! Ты единственный,
