Когда Ленокс вернулся в «Рэндолф», Грэхем уже подготовил ему вечерний костюм — детектив ужинал с Радли, тем самым другом Мак-Коннелла, который прислал в Лондон телеграмму о смерти Пейсона.
— Удалось что-нибудь узнать? — спросил Ленокс.
— Надеюсь, что да, сэр, — отвечал Грэхем. — Если позволите, я хотел бы собраться с мыслями, пока вы будете ужинать.
Информация о Хетче, которую детектив ждал с таким нетерпением, неожиданно отошла на второй план.
— Конечно, конечно, — замахал он рукой Грэхему.
Чем на самом деле является это общество, посвященное давно забытым баталиям? Кому оно было нужно, кроме двух-трех чудаковатых стариков из клуба «Армия и флот»? Самое главное — какое отношение имели к нему Пейсон и Дабни? Дабни — вот кем надо сейчас заниматься, тем более что на остальных направлениях результатов не густо. Завтра же он поговорит об этом с Гудсоном. Может статься, родители Дабни сейчас в Оксфорде?
— Грэхем, вы не знаете, кто такой Дэниэл Маран?
— Нет, сэр, не думаю.
— Я только что читал о нем в «Кто есть кто». Ничем не примечательная военная карьера, а после нее вдруг неожиданный и неожиданно хорошо финансируемый проход в Парламент.
Вдевая запонки, Ленокс продолжал:
— И теперь он государственный служащий. Работает в здании военного министерства на Уайтхолл-плейс, прямо на виду у Скотланд-Ярда. Знаете, где это? Напротив здания конногвардейских казарм — не знаю, бывали ли вы там, — где располагается штаб-квартира главнокомандующего. Могу себе представить, он, наверное, и отчитывается только перед самим министром.
— Как вы о нем узнали, сэр?
— А он член общества «Сентябрь». И начальник главного управления по вооружению и боевой технике.
— Могу ли я спросить, сэр…
— Человек, занимающий такую должность, автоматически получает место в Парламенте и даже в кабинете министров. А кроме того, это единственный человек в британской армии, неподотчетный главнокомандующему. Должность, дающая широчайшие возможности и огромные полномочия. Он отвечает за поставки артиллерии и продовольствия, курирует строительство фортификационных сооружений… каждый год через его руки проходят миллионы фунтов стерлингов. Раньше эту должность занимал барон Раглан, вы его, наверное, помните.
Барон Раглан покрыл себя славой в Крымскую войну, и на Британских островах его имя стало синонимом военной чести. Ленокс не понимал, как требования к человеку, занимающему этот пост, могли так сильно упасть. Маран ничем не отличился, если не считать способности пролезть в Парламент еще до того, как получил должность.
— Силы небесные, сэр! — только и произнес Грэхем, но в его устах эти слова выражали предельное возмущение.
— Да-да, если я что-нибудь понимаю, у британского правительства нет ни одного мало-мальски важного секрета, которого бы не знал Маран. Брат однажды рассказывал мне о нем как о самом опасном человеке во всем Уайтхолле.
За ужином Ленокс узнал много интересного, но что еще важнее — смог на некоторое время забыть о работе. Профессор Радли преподавал биологию в Вустер-колледже и с большим энтузиазмом относился к любительским изысканиям Мак-Коннелла в этой области. Его же собственной страстью были птицы. На протяжении всего ужина он объяснял слабые стороны эволюционной теории, выдвинутой еще несколько лет назад Чарлзом Дарвином и Альфредом Расселом Уоллесом, но до сих пор вызывавшей споры в научных кругах. Вердикт профессора гласил: скорее всего это невозможно, но идея чрезвычайно плодотворная. «Нужно отдать должное Уоллесу и Дарвину: они заставили нас по-новому взглянуть на развитие животных, что рано или поздно приведет к новым, более правдоподобным теориям». Судя по всему, большинство коллег разделяли мнение профессора, хотя число сторонников Уоллеса и Дарвина постепенно росло; Леноксу захотелось узнать, что думает по этому вопросу Мак-Коннелл. В целом же словоохотливый Радли вызвал у Чарлза самые добрые чувства, за что он легко простил профессору изобилие пернатых в разговоре.
После ужина, поддавшись задумчивому настроению, Ленокс решил пройтись по аллее Аддисона, которая узкой змейкой вилась вокруг островка, прилегавшего к Модлин-колледжу. Тропинка уходила далеко от колледжа, а потом возвращалась к нему, образуя живописное кольцо; грунтовая дорожка и тихие воды реки Черуэлл бежали на одном уровне, в нескольких дюймах друг от друга. Ленокс помнил аллею под ковром только что выпавшего снега, воплощение первозданной красоты, — он учился тогда на последнем курсе и на рассвете, в тоске от теперь уже и не вспомнить какого экзамена, ушел по тропинке куда глаза глядят, а когда вернулся — чувствовал себя лучше, ненамного, но лучше. Сегодня вечером, размышляя об обстоятельствах дела, детектив шел по аллее, изредка встречая университетских профессоров, курил трубку, трезвел от холодного воздуха, и перед ним как на ладони вновь проступал силуэт Модлин-тауэр…
В гостинице, снимая пальто, он сообщил камердинеру:
— Что ж, Грэхем, если у вас возникнут какие-то вопросы по поводу голубого зяблика или серогузой ласточки, сразу обращайтесь ко мне, думаю, я теперь полноценный специалист по этим вопросам.
— Спасибо, сэр. Возможно, как-нибудь в другой раз.
— Очень разумно с вашей стороны. В ласточках и зябликах есть своя прелесть, но главное тут — знать меру.
Ленокс опустился на стул с высокой спинкой у камина и принял у Грэхема бокал бренди. Жестом он предложил камердинеру сесть напротив и тоже налить себе бокал. На первое Грэхем согласился, от второго отказался.
— Итак, Хетч, — начал Ленокс.
— Именно, сэр.
— Очень надеюсь, что вы разузнали о нем много интересного.
— Думаю, так и есть, сэр.
— Я вас слушаю.
Грэхем заглянул в записи, которые лежали у него на коленях.
— Джентльмен по имени Джон Брейтуэйт Хетч Бенхэм, сэр, профессор химии. Возраст: тридцать восемь лет. Родился и вырос в северном Лондоне, в местности под названием Эшбертон-Гроув. Выиграл стипендию на учебу в Вестминстерском колледже. Затем поступил в Оксфорд, Линкольн-колледж. Защитив диплом, остался в колледже для научных изысканий и вскоре получил место преподавателя.
— Крупный ученый? — спросил Ленокс, пропуская ножку бокала между пальцами и согревая бренди теплом ладони.
— Был таковым, сэр, да, но за последние два года ничего не опубликовал.
— Вот как.
— Слуги целиком и полностью считают, что их хозяина губит пристрастие к спиртному.
— Что ничуть меня не удивляет.
— Мне остается добавить немного, но, надеюсь, вы сочтете информацию полезной, сэр. Вы считали, что мистер Хетч дважды скрыл от вас правду: когда говорил о коте Джорджа Пейсона и о том, когда в последний раз видел пропавшего джентльмена. Хочу добавить к вашим наблюдениям еще два чрезвычайно подозрительных факта. Во-первых, мистер Хетч встречался с Джорджем Пейсоном утром того дня, когда юный джентльмен исчез.
— Силы небесные!
— О да, сэр, я был столь же удивлен.
— Где же это произошло?
— В кофейне «У Шоттера», что на полпути от Вустер-колледжа до музея Ашмола, сэр.
— «У Шоттера»? Что за странное имя?
— Так зовут владельца, сэр. Некто Питер Шоттер.
— A-а… Но как вы узнали об их встрече?
— Я свел знакомство с джентльменом, который работает в профессорской гостиной Линкольн-колледжа, сэр. С его слов, мистер Хетч проводит там почти каждое утро.
В каждом колледже у преподавателей, аспирантов и студентов имелись отдельные гостиные. Они ничем не отличались друг от друга — те же диваны, камины и непременная еда. Разница заключалась в том, что профессорскую украшали сокровища колледжа — к примеру, набросок Микеланджело или греческая ваза.
— Но в то утро его там не было?
— Совершенно верно, сэр, не было. Тогда я справился у горничной мистера Хетча, куда он ушел утром. Она знала лишь, что он пошел по Бомонт-стрит. Я отправился по тому же маршруту, расспрашивал продавцов — и мне повезло, сэр.
— Грэхем, вам нет равных. А долго они разговаривали? И откуда вы знаете, что именно с Пейсоном?
— Со слов мистера Шоттера, они говорили минут пятнадцать. Хозяин кофейни знал мистера Пейсона лично, а мистера Хетча, с которым до того дня ему, похоже, не доводилось встречаться, опознал по моему описанию.
— Получается, что встречу назначил сам Пейсон. В том смысле, что он хорошо знал кафе и его хорошо там знали.
— Именно так, сэр.
— Не нашлось ли какой-нибудь связи между Хетчем и обществом «Сентябрь»?
Грэхем покачал головой:
— Нет, сэр, к сожалению, мне ничего не удалось обнаружить.
— Ну, вашей вины здесь нет. В каких клубах он состоит?
— Только в «Оксфорд и Кембридж», сэр.
— И в армии, полагаю, никогда не служил?
